Самое время разобраться с популярным явлением деплатформинга и понять, в чем его неоднозначность.
Миллионы недовольных дождались того самого момента: человек, который когда-то назвал себя «Эрнестом Хемингуэем в 140 знаках» исчез с интернет-сцены. Дональд Трамп был владельцем одной из самых популярных учетных записей в Twitter, но даже такой успех не спас его от деплатформинга — формы общественного активизма, подразумевающей отстранение групп или конкретных людей от ресурсов распространения информации. Помимо фашистских и исламистских организаций, Трамп стал, пожалуй, самой громкой жертвой деплатформинга.
Масштаб увеличивается еще и за счет его ультраправых сторонников, которым также оказалось некуда идти в Интернете. На Reddit самый крупный источник про Трампа был удален. Twitter сообщил, что уже заблокировал более 70 000 аккаунтов QАnon (ультраправых сторонников). Facebook последовал примеру остальных. А Parler, «сеть свободы слова» и неизменное убежище республиканцев, была убрана с хостинг-платформы Amazon Web Services, так как сам Amazon заявил, что не смог сдержать рост жестокого контента. Последним выходом для ультраправых стал Telegram, который за трое суток набрал на этом более 25 миллионов новых пользователей.
По мере того, как все больше платформ принимают меры против нежелательного и расцениваемого ими как экстремистский контента, некоторые задаются вопросом: действительно ли такие запреты имеют желаемый эффект? Оказалось, что на эту тему было проведено исследование еще в 2015 году. Международная группа ученых проанализировала несколько особо опасных субреддитов (аккаунтов на Reddit) и пришли к выводу, что если заблокировать такие субреддиты, то большинство подписанных на них, за неимением выбора, перестанут использовать сайт для враждебных заявлений. Некоторые пользователи все равно остались на сайте, но количество ненавистнических высказываний сократилось на 80%. Получается, что запрет действительно сработал.
А свежее исследование конца прошлого года, которое затрагивало субреддит, непосредственно связанный с Трампом, а также женоненавистнический субреддит (r / The_Donald и r / Incels соответственно) показало точно такие же результаты: определенные меры модерации значительно снизили активность на платформе и количество негативных сообщений.
Другим примером может быть запрещенное в России ИГИЛ. В 2015 году оно было заблокировано на Twitter и Facebook, и это дало совершенно очевидный эффект. Тогда «убежищем» оказался Telegram, но не навсегда: в ноябре 2019 Европол совместно с Telegram провел кампанию, в результате которой было арестовано много представителей этой запрещенной организации.
Суть в том, что деплатформинг сокращает охват. Он разрушает сеть онлайн-сообщества, ограничивая его способность привлекать новых последователей и третировать неугодных людей. Елизавета Балацюк с кафедры Современного социального анализа в НИУ ВШЭ cказала «Эксперт online»: «Скажем так, деплатформинг многих аккаунтов — это действительно позитивный шаг, как мы видим на многих примерах. Но есть и нюансы. Если вы спрашиваете про Россию, то у нас деплатформинг крупных личностей вещь редкая. В основном, закрывают сайты, содержащие порнографический или пиратский контент — это тоже своего рода деплатформинг. В России система устроена по-другому — у нас цензура гласная и негласная, поэтому меры предпринимаются в основном против блогеров или не очень крупных аккаунтов, которые высказываются в разрез общепризнанной политике. Это связанно с тем же самым расширением понятия ‘иностранный агент’. В таких случаях деплатформинг не обязательно позитивный шаг, так как нарушает свободу мнений», — считает она.
Есть и другие проблемы. Даже если блокировать объективно опасные аккаунты, не нарушая свободы мнений, проблема может лишь усугубиться. «Все приведённые [ранее в этой статье] исследования сообщают о положительных результатах и снижении опасного контента в рамках конкретных платформ», — говорит Балацюк. «Действительно, это очень логично: если заблокировать террористическую группировку на Facebook, то такого рода контента станет меньше. Не совсем понятно, почему исследования не учитывают переход заблокированных лиц на другие платформы».
Эти события произошли прямо у нас на глазах: ультраправые резко перетекли в Telegram. Хоть охват на таких платформах, как Telegram и Discord в разы меньше, они не модерируются. Группа может даже стать более радикальной, если ее заявления не будут тщательно контролировать. Сейчас Telegram предпринимает определенные меры по контролю высказываний в новых группах про Трампа, но сообщения со сквозным шифрованием отследить уже сложнее. «Вот, что получается, если разложить все по полочкам: на крупных платформах все утихает, но на более конфиденциальных радикализация только увеличивается», — заметила Балацюк.
Однако эту проблему легко переоценить, так как никто не отменял возможность использования нескольких соцсетей одновременно. Да, безусловно с закрытием страницы в одной сети, сторонники перетекут в другую. Но если у них уже до этого были секретные чаты или даже открытые каналы в Telegram, то мало что меняется. Важно одно: блокировка на крупных платформах в любом случае ограничит охват и негативное воздействие.
Итак, деплатформинг, похоже, работает, но есть и другие проблемы. Под вопросом стоит законность. Террористы — это однозначный пример. Но даже Трамп или российские блогеры и журналисты заставляют задуматься. Как сказала Елизавета Балацюк, во многих случаях деплатформинг может стать прямым ущемлением свободы слова. Это тонкий момент, и не обязательно, что здесь есть однозначный ответ. Тем более, что в отличие от конкретных стран, в мировой коммуникационной инфраструктуре нет единого «правильного» мнения об общественных вопросах.
Своеобразное решение вопроса предложила Елизавета Балацюк. «Сейчас я решу для вас проблему, — уверенно заявила социолог. — Я сказала, что деплатфоминг может ограничивать свободу слова, но, если честно, я говорила в первую очередь о нашей стране. Если рассматривать глобально, то все справедливо и законно. Смотрите, есть действительно радикальные группировки. Если раньше в эпоху до Интернета я бы захотела вступить в такую группировку, то это было бы сложно. Мне пришлось бы приложить усилия и специально искать информацию о том, где такие сообщества могут располагаться и как к ним присоединиться. Теперь если, скажем, расистская организация создала аккаунт в крупной сети, любой человек, даже ранее не заинтересованный в расовых распрях, может присоединиться и почитать всю информацию. Деплатформинг просто приближает нас к временам до Интернета: группировки могут собираться на других платформах с меньшим охватом, где люди конкретно заинтересованные в определенной политической идее, могут найти канал и подписаться. Но это будут уже не миллионы, а несколько тысяч. На мой взгляд, даже если там они становятся более радикальными, это вынужденная жертва за меньший охват».
В этой логике, если дело касается Трампа, то его блокировку тоже сложно назвать ограничением свободы мнения, поскольку проблема была не в цензуре и не в его ненавистнических высказываниях, а в его призывах к действию, которые сработали. Однако, положа руку на сердце, скажем, что в Twitter вряд ли не обрадовались появлению причины расстаться с одним из своих самых скандальных блогеров и его фолловерами.
Последний и, возможно, самый тревожный аспект запретов: кого можно считать уполномоченным для принятия подобных решений. Вполне закономерно спросить, почему частные компании, движимые соображениями своей репутации, управляют публичной сферой цифрового мира, свергая лидеров и разрушая платформы социальных сетей конкурентов. Может ли ответственность на себя брать государство, как это происходит у нас в стране? А если учесть то, что Facebook, Twitter и большинство крупнейших площадок созданы американцами, то почему мы должны давать конкретной стране решать вопросы, касающиеся международных площадок?
«Вопрос сложный, но нужно понимать, что соцсети переживают за состояние своего бизнеса. Если они не будут самостоятельно принимать подобного рода решения, то на них обрушиться больше ненависти от западных активистов, чем от узкого круга людей, для которых вообще встает вопрос властных полномочий», — считает Балацюк.
На деплатформинг можно посмотреть как на положительное явление, даже со всеми спорными моментами, поскольку если ненависти и опасного контента на мировых платформах становится в разы меньше, то не так важно, кто принял это решение. Но разве не таков один из аргументов сторонников цензуры? Можно — как на правомерные, с точки зрения прерогатив собственников, действия частных платформ. А можно и как на дискриминацию по признаку политических убеждений со стороны владельцев платформ. В любом случае, это лишнее свидетельство того, что интернет перестал быть тем «пространством свободы», каким воспринимался не так давно.
В Афинах времен античности со стороны полиса можно было подвергнуться остракизму (10-летнему изгнанию). Теперь — деплатформингу. Что ж, по крайней мере в чем-то можно оказаться новым Фукидидом.