7 вопросов о том, что мы празднуем в День России, доценту кафедры истории постсоветской России РГГУ Павлу Кудюкину
1. В субботу в стране отмечается День России, 31-й по счету. Нет ли такого ощущения, что этот, по идет, главный государственный праздник принадлежит уже другой эпохе и в каком-то смысле другому государству?
— Если формально, то нет — нынешняя Российская Федерация официально преемственна РСФСР, Верховный Совет которой принял декларацию о государственном суверенитете. Но с точки зрения фактической хронологии, процесс становления той России, которая в 31-й раз отмечает эту дату, является дискретным, поэтапным. Не менее, а скорее всего, более судьбоносными для ее истории являются даты роспуска СССР в 1991 году, а еще больше - принятие первой редакции конституции РФ в 1993 году.
2. День России изначально воспринимался большинством россиян как достаточно искусственный праздник, потому что не очень понятно, чему, собственно, граждане страны должны отмечать в этот день… 12 июня в чем-то похож на 4 ноября — обе эти даты не укоренены в народном сознании...
— День России не укоренился не только потому, что это в существенной степени искусственный праздник, когда отмечается решение органа власти, а не какое-то событие, в котором принимал участие весь народ страны. Вообще, 12 июня в народном сознании стоит намного ближе к 22 июня, дню скорби, чем к 9 мая — дню Победы. Но куда более важную роль в том, что эта дата затерлась в общественном сознании, играет то, что за время после 12 июня 1990 года в стране фактически сменилось пять политических режимов.
3. Каким образом вы насчитали пять, если за это время в Кремле находилось только два… ну хорошо, три, считая «интермедию» Дмитрия Медведева, президента?
— Это не ошибка — ведь смена режима не обязательно должна совпадать со сменой главы государства. Давайте считать. Первый режим — это период с 12 июня 1990 года до распада СССР, когда Россия еще была республикой в составе Союза. Второй — от декабря 1991-го -Беловежских соглашений - до расстрела Верховного Совета в октябре 1993 года и принятия ельцинской Конституции в декабре того же года. Третий — с декабря 1993-го до… нет, не до прихода в Кремль Владимира Путина, что кажется очевидным водоразделом. Свою первую каденцию Путин более-менее придерживался еще ельцинской парадигмы. Играла роль и инерция предыдущего десятилетия, и просто Путин еще сам находился в поиске собственной политической идентичности. А вот с его второго срока — да, можно уверенно отсчитывать четвертый политический режим в истории Российской Федерации. И наконец, пятый режим возник после 1 июля 2020 года, когда вступила в силу новая редакция Конституции с заметно переформатированным соотношением полномочий исполнительной и законодательной властей.
4. Насколько нынешние элиты воспринимают этот праздник как повод для празднования? Не на чужом ли пиру это похмелье?
— Дело не в том, повод это для празднования или для грусти. Хотят того или нет нынешние элиты, они так или иначе все вышли «из ельцинской шинели», в том смысле, что именно в принятой при деятельном участии первого президента России Конституции были заложены те зерна авторитаризма, которые пока сам Ельцин находился в Кремле, пребывали в «непророщенном» состоянии, но которые пышно расцвели в середине 2000-х. Я здесь не хочу давать оценки, было ли это развитием в правильном или неправильном направлении, потому что Ельцин оставил в наследство что-то похожее на феодальную раздробленность, а на смену ему пришел очень формальный федерализм при реальной унитарности государства. Хотя остатки постсоветского феодализма сохраняются и сейчас в виде такого своеобразного субъекта федерации, как Чечня.
5. Декларация о государственном суверенитете Российской Федерации — насколько уместно ее праздновать в стране, где все от мала до велика, включая президента, ностальгируют по СССР?
— Это как раз вполне логично. День России имманентно носит какой-то слегка шизофренический, противоречивый характер, потому что уже через год после принятия Декларации о суверенитете мало кто мог внятно объяснить, что Россия от этого суверенитета приобрела, чего она была лишена будучи «главной» союзной республикой. Советский Союз всем его населением, в РСФСР и других 14-ти республиках, органично воспринимался как «большая Россия». Эти фантомные боли не утихли и 30 лет спустя, и они в значительной мере — где-то даже подсознательно, чем намеренно — диктуют властям РФ и их внешнюю политику, и отношения с бывшими союзными республиками, все эти попытки создать некий симулякр СССР. К слову, эта шизофреничность налицо и у той части населения России, которая не понимает, что воссоздание сверхдержавности будет означать не возврат к советским очень приличным социальным гарантиям, а напротив, за эту сверхдержавность придется платить сокращением этих гарантий и снижением общего уровня жизни. Или пушки, или масло, но не то и другое сразу..
6. То есть, этот праздник означает по сути потерю Россией статуса имперской державы, причем добровольно. Есть ли в мире аналоги, когда империя празднует свой роспуск?
— Насколько я знаю историю, это уникальный случай, когда метрополия — а Россия фактически таковой являлась по отношению к «национальным окраинам» еще за столетия до создания СССР — объявила бы о выходе из империи прежде, чем это сделали колонии. Самая великая империя нового времени, Британская, распалась буквально у нас на глазах, она даже еще не до конца распалась и сохраняет определенные связи в виде Содружества или доминионов. Эти бывшие части империи продолжают формально признавать английскую королеву главой своих государств. Это получилось потому, что британская корона отпускала свои колонии поочередно, контролируемо, как родитель отпускает повзрослевших детей. А Россия, продолжая эту аналогию, поступила как родитель, который сам ушел из дома, объявив: «Я ухожу, живите без меня как хотите». Но понятно, что Россия в советской «империи» играла роль несущей конструкции, и без нее существование единого государства было невозможно хотя бы по чисто географическим причинам. Это был такой «взрыв вовнутрь», которому в истории нет прецедентов.
7. Есть точка зрения, что 12 июня — это больше дата, в которую либерально настроенная интеллигенция ностальгирует по временам, когда к ее мнению прислушивались в Кремле. Нет ли такого парадокса, что официальный государственный праздник стал постепенно приобретать «диссидентский» оттенок?
— Есть такой феномен. Либералы в самом деле считают ельцинское десятилетие «золотым веком», когда их если и не пускали во власть «обеими ногами», то хотя бы не затыкали рот. И какая-то часть этого сообщества использует 12 июня как единственную оставшуюся возможность легально «покачать права», напомнить нынешним элитам, что есть некий идеал, от которого те отошли, что была «Россия, которую мы потеряли». Хотя даже среди это части общественности чем дальше, тем сильнее проявляется своеобразный стыд за соучастие в процессе, который плавно, поэтапно, привел к нынешнему авторитаризму. Ведь либералы, окружавшие Ельцина, не могут не понимать, что свое нынешнее «осадное положение» они предопределили тогда, когда конструировали суперпрезидентскую модель государства под своего кумира, не задумываясь, что президенты могут меняться, а конструкция никуда не денется.