Положение дел в Азиатско-Тихоокеанском регионе прямо отражается на глобальной стратегической стабильности. Динамичные процессы, происходящие на обширном пространстве этого макрорегиона, требуют пристального изучения с учётом взаимосвязей экономической, военно-политической и многих других сфер
Сегодня в научно-публицистическом дискурсе и на официальном уровне активно внедряется словосочетание «Индо-Тихоокеанский регион» (ИТР). Речь идёт, в частности, о переименовании в Индо-Тихоокеанское ранее Тихоокеанского командования ВС США, а также о принятии рядом стран Индо-Тихоокеанских.
Несмотря концептуальный сдвиг, связанный с включением Индийского океана в смысловое поле, параллельно аббревиатуре «ИТР» по-прежнему широко употребляется уже устоявшееся в науке и публицистике «АТР». Критическое отношение к новому понятию встречается и в работах учёных из стран, продвигающих концепцию «Свободной и открытой Индо-Пацифики», в частности, Японии и Австралии. Даже издание The Diplomat, известное своей тенденциозной направленностью, не спешит менять свой подзаголовок «Read the Diplomat, Know the Asia Pacific» («Читайте The Diplomat, познавайте Азиатско-Тихоокеанский регион»). При этом стоит отметить, что вне зависимости от аббревиатуры названия проблема определения границ этого пространства остается нерешенной.
Как бы то ни было, в центре наименования региона остаётся концепт Тихого океана. Интересно, что сам этот топоним в различных европейских языках берёт начало ещё из эпохи Великих географических открытий и происходит от испанского прилагательного «pacífico», что означает «мирный». Более того, в названии океана в некоторых восточных языках — 太平洋 (кит. tàipíngyáng, яп. тайхэйё:) — средний иероглиф имеет похожее значение. Впрочем, Тихий океан, как ни парадоксально, на деле самый бурный, свидетельством чему служат не только вахтенные журналы мореплавателей, но и проникшие в русский язык слова — китайское «тайфун» или японское «цунами». По иронии судьбы такая турбулентность характерна сегодня и для общего положения дел в регионе, который превращается в арену сосуществования и противостояния не только США и Китая, но и целого ряда других крупных, а также средних и малых держав.
Пандемия COVID-19 в очередной раз показала комплексный характер понятия «безопасность», которое не следует понимать как исключительно военно-политический феномен: к этому аспекту относятся, к примеру, и энергетический аспект, и, как показывает практика, ситуация в области здравоохранения.
Предыдущий год заставил государства АТР оперативно, порой жёстко, но отнюдь не безрезультатно реагировать на вызовы пандемии. И сегодня страны региона продолжают сдерживать распространение вируса не в последнюю очередь за счёт административного ресурса. Из общей картины выбивается Индия, принимая во внимание весенний всплеск заражений. Впрочем, судя по всему, страна преодолела пик второй волны около месяца назад, и с тех пор количество новых зарегистрированных случаев стабильно уменьшается, хотя положение остаётся непростым.
Обновлённый рейтинг государств, наилучшим образом справляющихся с ситуацией в области здравоохранения, возглавляет Новая Зеландия, которая недавно опередила Сингапур. Весьма показательно, что, несмотря на относительное ухудшение показателей азиатских государств в мае нынешнего года, из пяти стран, возглавляющих рейтинг, четыре относятся к АТР.
Нельзя не заметить, что высокая плотность населения и платёжеспособность региональных игроков превращают макрорегион в перспективный рынок для реализации препаратов и арену для «вакцинной дипломатии». Характерно, что страны Азиатско-Тихоокеанского региона пытаются диверсифицировать импорт различных вакцин, однако высокая степень политизированности вопроса приводит к тому, что игроки, скорее, предпочтут закупить препараты у своих привычных политических партнёров. Для развивающихся государств, покупательная способность которых ограничена, проблема переходит в плоскость гуманитарной помощи, однако и здесь можно наблюдать конкуренцию западных вакцин и, например, китайской Sinovac. Показательно, что оценки «вакцинной дипломатии» КНР варьируются в англоязычной прессе и аналитике от негативных до хвалебных.
Разумеется, коронавирус сказался на макроэкономических показателях региона. Согласно докладу МВФ, азиатские страны демонстрируют неодинаковые темпы восстановления, однако ограничительные меры становятся залогом экономического роста в среднесрочной перспективе. Несмотря на неблагоприятные внешние условия, в ноябре прошлого года пятнадцать государств АТР заключили масштабную сделку, формализовавшую крупнейшую в мире зону свободной торговли — Всестороннее региональное экономическое партнерство. Закрепляет Азия и успехи, достигнутые в технологическом прогрессе: для достижения декарбонизации энергетики и обеспечения устойчивого развития реализуются принципы «зелёной» экономики, расширяется ёмкий рынок электромобилей (в этом плане безусловно лидирует Китай, экспортирующий свою продукцию в Европу), развивается водородная энергетика (особенно отчётливо на неё делает ставку Япония).
Переходя от экономики непосредственно к вопросам жёсткой безопасности как таковой, следует вспомнить, что мировым трендом в последние годы стал рост расходов на оборону. В глобальном масштабе они достигли к 2021 г. практически 2 трлн долларов, и Азия по этому индикатору остается в числе регионов-лидеров.
Тон в этой гонке задаёт Пекин, повышающий ставки в арифметической прогрессии на протяжении как минимум трёх десятилетий. Среди других государств АТР, продолжающих наращивать траты на военные нужды, выделяются, по данным SIPRI (Стокгольмского института исследования проблем мира), Индия, Япония, Республика Корея и Австралия.
Причиной для такой милитаризации становится, по всей видимости, интенсификация противостояния США и Китая. При этом не столь важно, как мы рассматриваем Америку — в качестве азиатско-тихоокеанской державы или же внешнего игрока. Присутствие Вашингтона в макрорегионе неоспоримо и ощутимо. С приходом Дж. Байдена на пост президента пока не повлек за собой принятия отдельных доктринальных актов в области безопасности и внешней политики, и вопрос чётко артикулированной стратегии Вашингтона в регионе остаётся открытым. Как ни странно, несмотря на явное стремление делать всё в пику предыдущей администрации, в двусторонних отношениях с Китаем Белый дом не слишком отклоняется от политического курса Д. Трампа, а все ключевые американские программные документы по ИТР по-прежнему относятся к 2019 году. Интересно, что вопреки предсказаниям о неизбежной проверке новой администрации на прочность Пхеньяном, КНДР пока воздерживается от масштабных испытаний ракет (артиллерийские снаряды и ракеты малой дальности не в счет), и тем более ядерных боезарядов.
Ещё в марте 2021 г. США предприняли попытку найти общий язык с Китаем, организовав встречу на уровне министров иностранных дел на Аляске в г. Анкоридж. Тем не менее острые межгосударственные противоречия (отчасти раскрытые ниже) подтолкнули высших чиновников к взаимным обвинениям, что лишь углубило раскол. Ситуацию в Южно-Китайском море западные эксперты уже окрестили гибридной войной.
Подливают масла в огонь многочисленные пограничные споры Китая с соседями. Недавно принятый закон о береговой охране КНР, получившей в расширенной трактовке возможность открывать огонь по судам под другими флагами при посягательстве на суверенитет республики, вызывает обеспокоенность других государств региона, опасающихся потенциального повышения уровня конфликтности. Кроме того, Китай близок к созданию полноценной ядерной триады (на финишной прямой завершение работ над бомбардировщиком, который будет сделан по технологии stealth; активно проводится модернизация атомных подводных лодок, вооруженных баллистическими ракетами). Также Народно-освободительная армия Китая и многочисленные китайские институты ведут разработки в таких областях, как гиперзвук, электромагнитное импульсное оружие, продвигается проектирование и строительство авианосцев.
Ухудшение отношений между США и Китаем носит характер двустороннего процесса. Среди в меру обоснованных претензий китайской стороны к Вашингтону — нагнетание антикитайских настроений и синофобии в мире (что некоторые авторы пекинской газеты «Global Times» приравнивают к расизму), препятствование деятельности представителей китайских науки и бизнеса, попытки ограничения китайского технологического присутствия (в первую очередь 5G). Кроме того, военные корабли США и их внерегиональных союзников, включая авианосцы, регулярно находятся в акватории региона.
США, в свою очередь, обеспокоены вопросами соблюдения прав человека в Синьцзян-Уйгурском автономном районе и некоторых других провинциях, усиленной реинтеграцией Гонконга в состав Китая и тайваньской проблемой. Кроме того, американцев волнует свобода судоходства в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях, «дипломатия долговых ловушек» и некоторые торговые практики (включая законодательство в отношении зарубежных компаний).
Если говорить о политической практике, то можно заметить отдельные признаки активизации американской дипломатии в АТР, позволяющие говорить о выходе из изоляционизма, в котором американская и внешняя аудитория обвиняли Д. Трампа. Симптоматично, что после вступления в должность Байден встретился в первую очередь с японским премьером Ё. Сугой и южнокорейским президентом Мун Чжэ Ином, что свидетельствует не только о важности региона для политических процессов, но и об анонсированном оживлении связей с традиционными союзниками.
В случае с американо-японскими отношениями сквозь апрельский саммит красной нитью прошла озабоченность действиями Китая (в частности в отношении Тайваня), при этом американская сторона ещё раз подтвердила готовность Вашингтона к защите Токио. Что касается южнокорейского сюжета, то здесь прорывом стало окончательное снятие в Сеула ограничений по дальности баллистических ракет и весу боеголовок; кроме того, еще раньше была достигнута компромиссная договорённость по расходам на дислоцирование американского военного контингента, что довольно сложно было себе представить в эпоху Д. Трампа.
Другим примером союзнических связей Вашингтона в регионе остаётся австралийско-американское сотрудничество. США продолжают поддерживать правительство С. Моррисона на фоне резкого охлаждения отношений Канберры с Пекином в последние месяцы и проявленного желания Австралии обзавестись современными ракетами большой дальности при совместных с Вашингтоном разработках гиперзвуковых блоков.
Оформлением связей США с союзниками в регионе во многом стал формат Четырёхстороннего диалога по вопросам безопасности (Quad), первый саммит которого пришёлся на середину марта этого года. Несмотря на отдельные громкие оценки, приходится признать, что саммит имел скорее символическое значение: он был проведён в виртуальном формате, а заявление по его итогам носило скорее декларативный характер, нежели операционный.
Говоря о конкретных действиях, следует в большей степени обратить внимание на участившиеся военно-морские учения в рамках Quad с привлечением внешних союзников: если в прошлогоднем мероприятии под названием Sea Dragon участвовали Новая Зеландия и Республика Корея, то в 2021 г. такой приглашённой стороной стала Канада — акцент при этом был сделан на противолодочных вооружениях (явно не без учёта прогресса ВМС НОАК). Чуть позже, в апреле, к учениям в Бенгальском заливе были привлечены французские корабли.
В целом активизация действий в рамках «Четырёхугольника» позволяет зафиксировать горячо обсуждаемую ныне тенденцию к стремлению решать (или хотя бы обсуждать)возникающие проблемы в ограниченном формате. Часто можно слышать, что четырёхсторонний диалог превращается в азиатский аналог НАТО — и это при всё более выраженной антикитайской направленности Индии (вспомним недавнее столкновение китайских и индийских пограничников на плато Ладакх в Гималаях). В то же время Quad пока не столь чётко очерчен институционально, и даже в устных договорённостях между участниками не прослеживается идеи коллективной обороны (закреплённой, к примеру, в статье V Североатлантического договора). Расширение взаимодействия с внерегиональными партнёрами пока спорадическое и не означает превращения «четырёхугольника» в более сложную фигуру.
Европейские государства, конечно, тоже обращают внимание на развитие событий в макрорегионе, вырабатывая и принимая национальные стратегии либо иные документы в отношении ИТР. Это относится к Франции, Германии, и даже Нидерландам. В рамках концепции «Глобальной Британии» планирует активизировать своё присутствие в регионе и Лондон. Примечательно, что это намерение накладывается на заявленное стремление Великобритании увеличить число своих ядерных боезарядов, причиной чему служит не только совершенствование российской противоракетной обороны, но и развитие событий вокруг Тайваня. Выработка ЕС единой Стратегии сотрудничества в ИТР свидетельствует о дальнейшей актуализации гипотезы, предлагающей рассматривать регион как глобальный.
В то же время Европа не обрубает связи с Китаем, в пользу чего говорит заключение крупного торгово-инвестиционного соглашения с Пекином после семи лет переговоров (впрочем, реальную угрозу сделке несет её блокировка Европарламентом с учётом антикитайских санкций).
Географическим сердцем макрорегиона является Юго-Восточная Азия. Несмотря на принятие АСЕАН своего Ви́дения Индо-Тихоокеанского региона ещё в 2019 г., в сложившейся обстановке страны объединения проявляют осмотрительность, стараясь не поддерживать открыто ни одну сторону.
В то же время дают о себе знать территориальные разногласия отдельных государств АСЕАН с Китаем, их недовольство сооружением искусственных островов и прочими действиями КНР по укреплению позиций на суше и на море. Явным, однако, представляется и нежелание игроков субрегиона вступать в открытую конфронтацию с Китаем: тесные экономические связи и налаженные цепочки поставок пока продолжают делать сотрудничество заметно более выгодным, чем соперничество. Стараясь минимизировать потери от пандемии, укрепляют свои позиции средних держав региона «азиатские тигры второй волны»: Вьетнам, удачно балансирующий между США и КНР; поступательно идущая вперёд Индонезия; развивающая современную промышленность Малайзия. Более того, встречаются оптимистичные прогнозы относительно будущего государства Бангладеш, ранее воспринимавшегося в общественном сознании скорее как депрессивное.
Несмотря на весь внушительный потенциал, говорить о монолитности позиций стран Юго-Восточной Азии довольно сложно. Камбоджа, которую некоторые западные и даже восточные обозреватели окрестили сателлитом Китая, далеко не всегда поддерживает позиции других игроков в рамках АСЕАН. Тревожно были расценены февральские события в Мьянме, которая после десятилетия неуверенного транзита в направлении демократии вернулась к правлению военных. Компромиссная конституция 2008 г. за авторством военных позволяет им взять в свои руки власть «в чрезвычайных обстоятельствах», и внутриполитическая нестабильность после прошлогодних выборов была трактована именно как подобный исключительный случай. Примечательно, что на этот раз отошёл на второй план достаточно широко освещаемый в мировых СМИ сюжет с этноконфессиональным конфликтом вокруг мусульман рохинджа, и внимание глобальной общественности оказалось приковано скорее к политико-правовым аспектам мьянманской государственности. Реакция стран региона варьировалась от сдержанной до осуждающей, при этом отдельные авторитетные специалисты, к которым относится бывший заместитель генсека ООН Р. Такур, обсуждали возможность вмешательства в дела государства извне.
В заключение стоит отметить крайне возросшую в условиях пандемии степень волатильности международной обстановки: такая нестабильность серьёзно затрудняет квалифицированное политическое прогнозирование.
4–5 июня 2021 г. в Сингапуре должно было состояться ежегодное мероприятие Международного института стратегических исследований Shangri-La Dialogue, объединяющее крупнейших экспертов по АТР, а также глав государств и профильных министерств ведущих стран не только региона, но и мира. После отмены прошлогоднего форума долгожданную встречу предполагалось провести в очном формате, при этом с приветственной речью должен был выступить глава японского правительства Ё. Суга, но в условиях непростой обстановки было принято решение отказаться от проведения мероприятия. Такое стремление избежать возможных рисков ещё раз подтверждает тезис о разумной осторожности азиатских стран, желающих максимально обезопасить себя от пагубного воздействия внешних факторов.
Среди актуальных и взаимосвязанных вызовов региональной безопасности можно выделить нарастание интенсивности американо-китайского противостояния, многочисленные пограничные конфликты, последствия пандемии, растущий уровень милитаризации дискурса. Однако и в таких непростых условиях регион, независимо от наименования, продолжает оставаться важнейшей ареной мировой политики. На повестке дня стоит вопрос о способах преодоления перечисленных проблем. Пусть у США и их союзников, с одной стороны, и у КНР, с другой стороны, зачастую диаметрально противоположное видение угроз – сохранение диалога жизненно необходимо.