Аналитики BP полагают, что кризис 2020 года стал «жестким стресс-тестом», задал ТЭКу новые ориентиры. Очередной ежегодный доклад компании уделяет много внимания возобновляемым источником энергии, в то же время, этой сфере присущи поистине гомерические противоречия.
Компания BP опубликовала юбилейный, 70-й статистический обзор мировой энергетики, подведя итоги 2020 года. Год, как отмечают эксперты, был во многом беспрецедентным. В том числе — по падению спроса на энергию, сравнимому только с периодом окончания Второй мировой войны — 4,5%.
Если говорить об энергоносителях по отдельности, то нефть оказалась менее стабильным продуктом чем природный газ. В 2020 году потребление нефти упало впервые с 2009 года на 9,1 миллиона баррелей в день. Мировая добыча также упала впервые с 2009 года — на 6,6 млн баррелей в сутки.
Газовый сектор тоже просел — потребление снизилось на 2,3% или 81 млрд кубометров (млрд кубометров), что аналогично падению, наблюдавшемуся в 2009 году во время финансового кризиса. Но несмотря на снижение абсолютного уровня спроса на газ, его доля среди источников первичной энергии продолжала расти, достигнув рекордного уровня в 24,7%. Как отмечают в BP, поддержку газовой отрасли оказал в первую очередь Китай, который нарастил спрос на голубое топливо на 6,9% в пику Северной Америке, где спрос просел на 2,6% и Европе, где он потерял 2,5%.
Ещё интереснее ситуация с возобновляемыми источниками энергии. В год пандемии и энергетического спада ВИЭ, напротив, оказались на подъеме. В первую очередь речь идет о ветряной и солнечной генерации. В прошлом году мощность станций, получающих энергию от двух стихий выросла на «колоссальные» 238 ГВт, отмечают в BP. Это на 50% больше, чем в любой предыдущий год.
При этом мощность солнечных электростанций возросла на 127 ГВт а выработка солнечной электроэнергии выросла на рекордные 1,3 ЭДж / 148 ТВтч (20%). Мощность ветроэнергетики увеличилась на 111 ГВт - почти вдвое по сравнению с предыдущим самым высоким годовым приростом. «Ветряки» внесли наибольший вклад в рост производства электроэнергии из возобновляемых источников - 1,5 ЭДж / 173 ТВтч.
В итоге доля ветровой и солнечной генерации в мировом энергобалансе показала самый большой рост за всю историю.
Потребление возобновляемой энергии выросло на 2,9 ЭДж. Если смотреть по странам, то Китай внес наибольший вклад в рост количества возобновляемых источников энергии (1,0 ЭДж), за ним следуют США (0,4 ЭДж), затем Япония, Великобритания, Индия и Германия.
«ВИЭ продолжают дешеветь, а их развитие способствует декарбонизации энергетики и потому находится в русле долгосрочных стратегий правительств, инвесторов и компаний. Тенденция, безусловно, сохранится — так, в майском докладе МЭА "Net Zero by 2050" указано, что к 2050 году доля ВИЭ в генерации электроэнергии должна достигнуть 90%, из которых ветер и солнце обеспечат 70%», — комментирует ситуацию старший аналитик Центра энергетики Московской школы управления Сколково Юрий Мельников. Он отмечает, что это не прогноз, но сценарий, к которому должно стремиться мировое сообщество для достижения климатических целей.
Мельников добавляет, что во многих странах мира в 2020 году доля выработки электроэнергии от ВИЭ существенно возросла всего за пару месяцев. Это было связано с тем, что снижение спроса на электроэнергию из-за локдаунов повсеместно было обеспечено сокращением выработки на ТЭС (в том числе и в России). «Оказалось, что даже в существующих энергосистемах есть существенные резервы для быстрого роста доли ВИЭ без каких-либо последствий для надежности энергоснабжения. Часто это было связано с тем, что операционные затраты у ВИЭ минимальны по сравнению с другой генерацией», — отмечает эксперт.
Естественно, такой энергетический перекос не прошел бесследно с экологической точки зрения: углеродные выбросы упали на 6%. Это, как отмечают в BP — самое резкое снижение с 1945 года. По мнению аналитиков, такие темпы сокращения выбросов углекислого газа аналогичны тем, что должен выдерживать наш мир в среднем ежегодно в течение следующих 30 лет, чтобы достигнуть целей Парижского соглашения.
Правда, главный экономист BP Спенсер Дейл отметил, что значительная часть достигнутого снижения выбросов СО2, вероятно, будет нивелирована. Но это означае, что нужно найти способ выйти на траекторию более устойчивого, стабильного сокращения выбросов, которое бы меньше затрагивало повседневную жизнь людей.
По словам аналитика ИКСИ Натальи Чуркиной, хотя прошлый год показал, что любые долгосрочные прогнозы могут стать несбыточными, именно в сфере энергетики сохранились и даже усилились те тенденции, которые складывались в последние годы. И это, наверное, стало ключевым уроком прошлого года, означающим, что тенденции по переходу на низкоуглеродное развитие, прежде всего развитие «зеленой» энергетики, являются долгосрочными и устойчивыми.
Конечно, нашлись и те, кто продолжал «портить воздух» и даже нарастил выбросы — в основном это были развивающиеся страны: у Китая показатель вырос на 20,4%, у Индии — на 49,6%.
«Однако и развивающиеся страны все более активно начинают стимулировать сокращение выбросов СО2. Неслучайно, именно Китай, как отмечается и в отчете, сегодня является первым в мире по строительству новых электростанций на низкоуглеродных источниках энергии», — добавляет Чуркина.
Эксперт обращает внимание на то, что политика по сокращению выбросов в мире ужесточается, даже несмотря на пандемию и нынешнее непростое восстановление. Причем не только на государственном уровне. Все большее число компаний и инвесторов начинают предъявлять требования к снижению углеродного следа к своим партнерам или поставщикам.
Однако, по мнению к.э.н., доцента кафедры национальной экономики экономического факультета РУДН Максима Черняева, на ситуацию с расширением «зеленой» повестки стоит посмотреть и с другой стороны.
Во-первых, те, кто ратует за «зелень» природную, не хотят отказываться и от «зелени» бумажной. Точнее — виртуальной. В таких развивающихся странах, как Индия, Китай, Бразилия, Бангладеш, фиксируется скачок строительства традиционных электростанций. По словам Максима Черняева, причина может быть в растущей популярности майнинговых ферм. Например, в Китае масштаб майнинга к июлю 2020 года приобрел угрожающий для экологии характер. Из-за значительного выброса тепла и углекислого газа при работе таких фабрик криптовалют, в некоторых провинциях руководство КНР ввело принудительное ограничение строительства и использования майнинг-ферм.
Еще один нюанс — производство «чистой энергии» пока еще сопряжено с использованием не таких уж и чистых ресурсов.
«Использование "зеленых" мощностей генерации энергии, как правило, предполагает их производство при непосредственном использовании традиционной энергии, — объясняет Черняев. — К слову сказать, производство аккумуляторов для электромобилей и химикатов для напыления в солнечных батареях требует значительных энергозатрат и использует добывающие и перерабатывающие мощности африканских стран, где о "зеленой" энергетике не приходится говорить».
По словам Черняева, в этой связи основным направлением мировой энергетической повестки станет не столько вопрос внедрения «зеленой» энергетики, сколько вопрос чистого производства всех компонентов экологичных систем, а также их переработки и вторичного использования.
«Рост доли "зеленых мощностей" в энергобалансе — это планомерный процесс, учитывая усилившийся фокус на вопросы ESG (экологические и социальные — Ред.) и климатическую повестку. Зеленая энергетика будет увеличивать свою долю и дальше, однако странам предстоит найти правильный баланс, который, с одной стороны, позволит достигать поставленных климатических целей, а с другой снижать дефицит доступа к электричеству в развивающихся странах», — добавляет аналитик по нефтегазовому сектору «АТОН» Анна Кишмария.
Учтет ли все эти аспекты мировое сообщество, станет известно буквально через несколько месяцев. По мнению генерального директора BP Бернарда Луни, не за горами очередной «рубеж» в борьбе за будущее с «нулевыми выбросами» — в ноябре в Глазго состоится перенесенная с прошлого года 26 конференция ООН (COP26) — «возможно, самая важная конференция ООН по изменению климата со времен Парижской встречи».
«Я надеюсь, что в предстоящие годы мы все будем говорить о Глазго-соглашении с таким же уважением, как и о парижских целях», — отмечает Луни.
Что же такого важного, поворотного могут решить в Глазго?
По словам Натальи Чуркиной, с одной стороны, практика предыдущих международных переговоров показывает, что прийти к жестким ограничениям в условиях большого числа стран-участников с разными экономическими условиями практически нереально. С другой стороны, подписывая Парижское соглашение, страны-участницы договорились об ужесточении собственных обязательств по снижению выбросов каждые 5 лет. И 5 лет как раз прошло — именно поэтому от встречи в Глазго ждут большего, чем от предыдущих встреч.
По словам руководителя проектов по климату Центра энергетики Московской школы управления Сколково Юмжаны Данеевой, в отношении COP26 в Глазго уже наблюдается повышенный энтузиазм и позитивные ожидания среди государственных лидеров, представителей бизнеса, ученых и активистов. Оптимизм подтверждается начавшейся глобальной компанией «Race to zero», в которой участвуют государства, бизнес и общество, чтобы достичь углеродной нейтральности не позднее 2050 года.
«Ожидается, что на COP26 страны-участницы объявят о новых повышенных NDC (определяемые на национальном уровне вклады) по сокращению выбросов до 2030 года. Кроме того, ожидается, что будут представлены более конкретные планы стран по достижению целей Парижского соглашения и решен вопрос об углеродных рынках, относящийся к статье 6 соглашения», — говорит Данеева. Она полагает, что особенное внимание будет приковано к США, поскольку планируемое выступление Джо Байдена будет ознаменовывать возвращение США в Парижское соглашение. Ожидается, что США объявят о двойном увеличении ежегодного объема климатического финансирования, выделяемого развивающимся странам.
«Для России будущая конференция является шансом показать намерения стать одним из климатических лидеров, поскольку Россия — четвертая страна в мире по выбросам парниковых газов. Планируется, что Россия будет выступать против дискриминации стран в международном климатическом регулировании, в частности, касательно CBAM и обозначит свою позицию по достижению цели "Чистый ноль"», — считает эксперт Центра энергетики Московской школы управления Сколково.
Возможно, основной для решений, которые будут приняты на COP26 послужат те уроки, которые правительства и бизнес извлекли из пандемийного года. По словам Спенсера Дейла, глобальная пандемия стала «матерью всех стресс-тестов».
«Инженеры скажут вам, что мы можем многому научиться на том, как системы ведут себя в условиях экстремального давления», — говорит главный экономист BP.
«Пандемия показала — невероятные события (вроде отрицательных цен на нефть и полной остановки целых отраслей) всё-таки происходят, "черные лебеди" — реальность, а климатические изменения влекут за собой целые стаи подобных черных лебедей», — добавляет Юрий Мельников.
По словам Анны Кишмарии, предсказать, каким будет следующий «черный лебедь» невозможно — на то он и «черный лебедь». «При этом вероятным эффектом для энергетических компаний будет стремление повышать свою эффективность и предпринимать шаги для снижения влияния на окружающую среду», — считает аналитик.
Между тем, главный экономист BP — потрясающий оптимист. По мнению Дейла, главное, чему научится мировое сообщество на опыте пережитого кризиса 2020 — взаимодействовать друг с другом.
Возможно, ему виднее. Пока что пандемия научила лишь тому, как легко рушатся глобальные цепочки в условиях локдаунов. На фоне уже наблюдавшейся разобщенности, вызванной санкциями и торговыми войнами, ковид построил настоящую «Вавилонскую башню», где вроде все друг друга слышат, а понимания нет.
Хотя, как раз в остроконкурентной мировой энергетике есть, как ни странно, противоположные примеры. Это ОПЕК+ и, при всех системных и межстрановых противоречиях «зеленой» повестки — климатические соглашения.