В российском МИД может появиться новый департамент – он будет заниматься «мягкой силой» за рубежом. То есть, проще говоря, курировать ту часть внешней политики России, которая выходит за пределы силовой или официальной дипломатии – научные и молодежные обмены, продвижение российской культуры и искусства, спортивную дипломатию и т.п. По словам представителей российского внешнеполитического ведомства, новый департамент не только будет разрабатывать общую политику в этих областях и контролировать реализацию госпрограмм по указанным направлениям, но и «оказывать консультативную и практическую помощь как профильным государственным учреждениям, так и неправительственным структурам с учетом страновой специфики и запросов зарубежной аудитории».
Эксперты, конечно, рады такой инициативе. «В России внешняя политика и мягкая сила никому кроме государства не нужна: ни бизнесу, ни особо гражданскому обществу. Это очень узкая сфера, в которой крутятся два десятка НКО и еще пару десятков академических институтов и аналитических центров. НКО - это всегда узкий сегмент, определенная тема, ни одна НКО не может заменить собой государственную задачу стратегического планирования, в том числе в области мягкой силы и публичной дипломатии», - поясняет Эксперту Online руководитель некоммерческой организации «Креативная дипломатия», кандидат политических наук Наталья Бурлинова.
Признают - и говорят, что указанный департамент надо было создавать еще вчера, ведь «мягкая сила» всегда была ахиллесовой пятой отечественной внешней политики. Россия весьма успешно устанавливала и поддерживала дипломатические отношения с руководством других стран – принципы невмешательства во внутренние дела, неучастия в военных альянсах одних против других, уважение к страновой специфике и в целом внешнеполитический прагматизм позволяли Кремлю сохранять хорошие отношения с элитами и правительствами этих государств (если, конечно, они проводили суверенную политику). Однако для завоевания умов и сердец населения нужны были совершенно другие инструменты. Те самые культурные, информационные, гуманитарные – которыми российский МИД либо не занимался, либо занимался несистемно.
Более того, некоторые чиновники российского внешнеполитического ведомства даже не понимали сами принципы, по которым функционирует мягкая сила. Например, когда на встрече с высокопоставленным сотрудником Министерства участники проекта по восстановлению российско-грузинских отношений попросили помочь в деле увеличения числа грузин, которые приезжают в Россию на различные форумы и семинары, чиновник ответил примерно следующее: «Да мы с удовольствием, но сначала разберитесь с вашими списками. Приглашайте тех, кто к нам относится хорошо, а не тех, кто относится плохо». Искренне не понимая, что приглашать нужно как тех, кто относится хорошо (дабы подкармливать их различными грантовыми проектами), так и тех, кто относится плохо – чтобы наладить с ними личные связи (как сказал автору один из сирийских губернаторов, учившихся в России, «первая драка, девушка и водка не забываются никогда»). Ну или хотя бы для того, чтобы они увидели реальную Москву – а не «Мордор», который им показывают по телевизору. Ходили слухи, что в свое время северокорейские агенты, которых забрасывали после обучения в Сеул, стали массово дезертировать – из-за культурного шока, полученного ими после того, как они увидели различие между реальной Южной Кореей и той, о которой им рассказывала пропаганда в КНДР.
Неудивительно, что при таком отношении и даже пренебрежении со стороны российсикх чиновников это направление внешней политики недооценивалось – и эта недооценка уже серьезно аукнулась России, проигравшей западным мастерам мягкой силы. Причем не только и даже не столько на дальних рубежах (где Запад в ходе ряда информационных кампаний сумел демонизировать Россию, а возможностей RT оказалось недостаточно для успешной борьбы с этой демонизацией), сколько на ближних. В странах постсоветского пространства, где просчетами в области отечественной мягкой силы активно пользовались западные конкуренты, вложившие колоссальные деньги и интеллектуальные ресурсы в воспитание постсоветской молодежи. Результатом этих инвестиций стала серия антироссийских «цветных революций», прокатившаяся по постсоветским странам.
И это при том, что на постсоветском пространстве у России были колоссальные конкурентные преимущества перед западными партнерами. Страны бывшего СССР говорили на русском языке, смотрели российские телеканалы, воспитывались в советской культуре и на советских культурных же символах, мечтали отправиться на работу в Россию или же работать с российским бизнесом. Более того, в России действовало несколько организаций, как раз заточенных на продвижение мягкой силы в регионе – Фонд Горчакова, Россотрудничество, РСМД. И они даже предлагали очень здравые идеи. Например, представители Россотрудничества Узбекистана просили российских депутатов увеличить или вообще убрать квоты для иностранных студентов, которые можно помогать поступать и обучаться на филологические факультеты российских ВУЗов. Все для того, чтобы после учебы они вернулись домой и там стали носителями, а также учителями русского языка.
Однако эти предложения были несистемными, не всегда поддерживались государством – и не могли закрыть те объективные недостатки, которые возникли из-за отсутствия системного подхода.
Так, например, Россия экспортировала на постсоветское пространство товары, туристов, субсидии, газ, безопасность и политическую поддержку – но не смогла экспортировать картинку. Прежде всего, привлекательную идеологию. «У России нет идеологии или какой-то глобальной идеи, вокруг которой планируется объединить постсоветские страны. К примеру, Запад продвигает на постсоветском пространстве либеральные ценности, красивую картинку “европейского рая”. Не углубляясь в то, насколько эта картинка далека от реальной жизни тех постсоветских стран, выбравших путь евроинтеграции, или угрозах либеральных ценностей, надо заметить, что они есть и нацелены на будущее. Или, к примеру, Турция при использовали «мягкой силы» в Азербайджане и странах Центральной Азии продвигает идею пантюркизма, необходимости сотрудничества тюркских народов и стран. У России нет идей или идеологии нацеленных на будущее, а страны и народы, особенно молодежь, невозможно объединить вокруг проекта, который не дает картинки будущего, а лишь использует образы прошлого», - поясняет Эксперту Online армянский журналист Айк Халатян.
Да, чисто теоретически Россия могла бы слепить привлекательную для постсоветского мира идеологию на основе каких-то традиционных ценностей – однако и тут нет системного подхода. «Под «мягкой силой» понимается привлекательность страны, ее ценности и идеология, которая транслируется во внешний мир через гуманитарные каналы коммуникации. У России сложно с привлекательностью, хотя нам, безусловно, есть чем гордится и что «продать» во внешний мир, но мы так и не сумели за все постсоветское время четко артикулировать не только для остального мира, но и для самих себя, что мы из себя представляем, кто мы, что нас объединяет как нацию, каковы наши нынешние ценности», - поясняет газете ВЗГЛЯД Наталья Бурлинова.
Так, продвижение семейных ценностей идет рука об руку с пиаром Дани Милохина одним из крупнейших банков страны и пиаром Моргенштерна другим, а упор на патриотизм соседствует с государственным финансированием телепродуктов, где страна и ее прошлое поливается грязью – телепродуктов, которые смотрят на постсоветском пространстве и по которым делают выводы о России. Концепция евразийства до сих пор не понята львиной долей населения наших соседей (в отличие, кстати, от евроинтеграции – с простейшим лозунгом «тогда заживем как в Европе»).
При этом западнная пропаганда находит живой отклик у властей ряда постсоветских гсударств, которые в стремлении к культурной независимости и созданию мифологий собственной досоветской государственности дискредитируют и десакрализируют общее историческое наследие. И на это – а также на их борьбу с русским языком и культурой – Россия часто не обращала особого внимания.
Именно поэтому сейчас для продвижения мягкой силы нужно, по мнению экспертов, не только создавать соответствующий департамент МИД, но и системно подойти к вопросу – через, как сказали бы в науке, своего рода междисциплинарный подход. «Сформулировать, наконец, концепцию "мягкой силы" и публичной дипломатии России, хотя бы для самих себя на министерском уровне; проработать кадровый вопрос, набрать профессионалов в свои ряды, тех, кому реально интересна работа с гражданским обществом зарубежных стран, продвинуть идею профессиональной подготовки дипломатов по направлению "мягкой силы" - лучше введение такой специальности в МГИМО; сосредоточить в своих руках всю информацию по российским программам публичной дипломатии и активно работать именно по направлению политического диалога с зарубежным гражданским обществом; продвинуть идею выдавать гранты и реализовывать программы публичной дипломатии непосредственно через посольства, в том числе выделяя гранты зарубежным НКО; обратить внимание на работу с молодыми зарубежными лидерами; плотно работать с российским экспертным сообществом по этому направлению», - говорит Наталья Бурлинова.
Тогда и только тогда российская дипломатия, по мнению ряда экспертов, станет не только жесткой, но и мягкой. А значит эффективной.