Ну вот мы и докатились до очередного энергетического кризиса. Цены на газ растут, как на криптовалюту, нефть перевалила за отметки, невиданные с 2018 года. Чем же это кончится? А главное – когда?
То, что происходит в эти дни и недели в Европе, Владимир Путин охарактеризовал как «панику и неразбериху». Имея в виду и зашкаливающие цены на газ (еще дней десять назад некоторые сомневались, перевалят ли они за 1000 долларов за тысячу кубометров, а они 6 октября вплотную подобрались к 2000), и непродуманный, поспешный отказ от традиционных форм энергетики (например, угольной) в пользу энергетики «зеленой».
Цены на уголь, кстати, тоже бьют рекорды: в некоторых странах (в Великобритании, например) даже подумывают о расконсервации угольных шахт. В рост угольных цен внес свой немалый вклад и Китай, запретив экспорт угля одному из своих крупнейших производителей. Логика та же, что и у наших регуляторов цен на сельхозпродукты и металлы: самим, мол, не хватает.
Российские — да и не только российские — энергетические компании пока в большом выигрыше. Стоимость акций того же «Газпрома» бьет рекорды и вместе с «нефтянкой» тянет за собой весь отечественный фондовый рынок. Вопрос в том, как долго продлится этот пир во время коронавирусной чумы. Все же 30-кратный по сравнению с маем 2020 года рост цены на газ вряд ли можно назвать адекватным — даже с учетом того, что речь в данном случае идет о фьючерсах, и рост реальной цены значительно меньше. Он все равно очень существенный, и не может пройти бесследно для остальной экономики.
Надо сказать, что Евросоюз сам заложил эту бомбу, когда, совсем еще недавно, стал требовать перехода рынка на краткосрочные контракты — заведомо более волатильные. В самое последнее время на это наложился и такой чисто технический биржевой фактор, как массовые маржин-коллы у хедж-фондов. Те, кто решил поиграть в «медведей», считая, что ценам уже просто некуда выше расти, жестоко ошиблись. На десятки миллиардов долларов. Шорт-квизы гонят цены еще выше.
Предпосылки к разгону рынка складывались еще летом, которое выдалось необычайно жарким (повышая, в частности, спрос на электроэнергию для тех же кондиционеров). На это наложилось резкое усиление спроса со стороны Китая, который первым начал выходить из коронавирусного экономического оцепенения. Уже летом на Юго-Восточную Азию переключились основные поставки СПГ, который некоторые в той же Европе считали важным инструментом противодействия «газовой зависимости от России». Сокращение поставок в Европу достигло тогда 20%. Эти объемы не были восполнены никем, в том числе американцами, которые ранее так нахваливали свой СПГ как средство освобождения от «энергетического диктата Москвы». Но не за свой же счет, в самом деле, освобождать от диктата пусть даже и союзников, когда в Азии такая приятная ценовая конъюнктура.
Также стоит отметить, что собственная газовая добыча в Европе продолжала снижаться. Происходило это за счет исчерпания разведанных месторождений и на фоне отказа от разработки новых в угоду «зеленому энергопереходу», который предусматривает в числе прочего сокращение и затем полное прекращение подобных инвестиций. Но на до сказать, что такие инвестиции в последние год-два падали и в США — прежде всего, в силу специфики тамошней регуляторной политики.
И вот, казалось бы, если где-то что-то убудет (скажем, поставки Мексике попутного газа), то надо, чтобы где-то что-то прибыло на такой же объем — ради сохранения общемирового энергобаланса. А оно — не прибыло.
Свой небольшой вклад, о чем у нас не очень упоминают, внес и «Газпром». Он ни разу не бронировал в этом году дополнительные объемы поставок через Украину — все четко по букве соглашения 2019 года о транзите с украинским «Нафтогазом». Строго говоря, «Газпром» и не обязан был это делать. Контракт есть контракт: бизнес, ничего личного. Также российский газовый монополист краткосрочно сократил на 10% в августе поставки по трубопроводу «Ямал — Европа» и прекратил продажи газа через электронную торговую платформу на год вперед. При этом стоит отметить, что поставки газа из России в Европу за январь—июнь выросли на 17 млрд куб. м по сравнению с тем же периодом прошлого года, а по итогам сентября прирост составил уже 18 млрд кубов — тогда как другие поставщики экспорт не увеличивали. Так что никаких обязательств «Газпром» не нарушал.
Однако неизбежные в такой ситуации поиски «крайнего» могут заставить некоторых на Западе снова начать «виноватить» Москву. Ну не себя же самих им корить за ранее принятые ошибочные решения. И не Китай, который скупает на рыке пылесосом все подряд. И не Америку, которая хоть и не выполнила своих обещания, но ведь они и не были законтрактованы. И тем более виноватыми не будут назначены те, кто года два тормозили строительство «Северного потока — 2», а сейчас не торопятся его сертифицировать и вводить в строй. И уж никак нельзя винить тех, кто не хочет отказываться от положений Третьего энергопакета, согласно которым «Газпром» не сможет использовать мощности трубы более чем наполовину. Все же ради конкуренции животворящей!
Испания, Франция, Чехия, Румыния и Греция потребовали расследования причин взлета цен, которые в том числе привели к резкому росту цен на электроэнергию для розничных потребителей накануне зимы, что чревато уже политическими последствиями. Также они призвали к пересмотру всей энергетической политики Евросоюза. Речь идет о сдерживании волатильности на рынке газа и электроэнергетики — и, стало быть, отступлении от великих принципов «свободного рыночного ценообразования». Между тем, последнее — лишь одна из причин резкого взлета цен, который заложен в самом механизме ценообразования на торговых площадках. Но не единственная.
Вне зависимости от итогов упомянутого расследования, краткосрочные последствия энергокризиса вполне предсказуемы. Это, во-первых, взлет инфляции по всему миру, который и так уже накачан триллионными эмиссиями долларов, евро и йен, совершенными для поддержки экономик (и фондовых рынков) в разгар пандемии. Нам этот всплеск инфляции тоже выйдет боком: опять политики станут бороться с ростом цен на «борщевой набор», но только ведь борщом дело, увы, не ограничится. Во-вторых, рост цен на энергию может прервать начавшееся экономическое восстановление — и тоже по всему миру. В первую очередь начнут сокращать производство энергоемкие отрасли, пойдут банкротства розничных поставщиков в энергетике. Но если под давлением высоких цен на энергию начнут сокращать свои объемы производители удобрений (а это уже сейчас происходит в Европе), то это неизбежно ударит по сельскому хозяйству и продовольственным ценам.
В ряде стран заговорили о рационировании энергоснабжения. А Китай так и вовсе приступ к этому на деле. И его пример весьма показательно и наглядно демонстрирует, что переход к «зеленой энергетике» будет трудным, долгим и дорогим.
Энергогенерация в Китае более чем на 70% зависит от угля, который считается самым «грязным» источником энергии в плане выброса парниковых газов, однако при этом — одним из самых дешевых. Компартия Китая поставила цель прийти к углеродно-нейтральной экономике к 2060 году — на десять лет позже Евросоюза. (У России таких амбициозных планов вообще пока нет: мы к 2050 году, наоборот, увеличим промышленные выбросы СО2 на 8%.)
Ну а раз партия поставила цель — ее надо выполнять. Инвестиции в угольную отрасль сворачиваются. Плюсом накладываются политические «терки» с Австралией, в результате которых КНР импорт угля из этой страны прекратила. Принципы, конечно, дороже, как говорится, но каков результат? Он предсказуем: нехватка угля (и энергии) и — рационирование энергопотребления со стороны государства, введенное уже во многих провинциях страны как для граждан, так и для предприятий. Восполнить нехватку за счет возобновляемой энергетики пока не получается: КПК лишь поставила задачу добиться увеличения доли такой энергетики до 20% в общем энергобалансе к 2025 году.
Однако уже сейчас выявились уязвимые места: возобновляемая энергетика отказываться «возобновляться» строго по расписанию. Скажем, задержка с сезоном дожей приводит к недостаточной выработке на ГЭС юга страны. А безветренная погода — к отключениям света в домах и даже светофоров на дорогах летом и осенью на северо-востоке Китая. Как следствие, именно на северо-востоке рационирование энегопотребления приобрело наиболее жесткие формы.
Пример Китая и Европы подсказывает, что все это — только начало долгого пути по направлению к «зеленой энергетике». Нынешний кризис можно по праву назвать Первым Мировым Кризисом «Зеленого Перехода». И подобные эксцессы будут повторяться и нарастать. А процесс продолжится не годы, а десятилетия. Энергосистемы — как минимум, временно, пока не будет нащупан правильный баланс — становятся более уязвимыми, а не более устойчивыми (в том числе к капризам погоды). А нащупать и сохранить этот баланс будет весьма непросто.
Скажем, слишком быстрое сокращение угольной энергогенерации в Европе и в Китае не восполнено в силу погодных условий этого года ветряной и солнечной генерацией. А что произойдет, если сбудутся существующие прогнозы о росте мирового энергопотребления не менее чем на 60% к 2050 году? К примеру, один только перевод автомобильного транспорта на электричество приведет к росту спроса на него на 20-30%. Откуда оно возмется? А насколько затруднит этот самый «энергопереход» растущая инфляция (как следствие общего роста цен на энергию) в сочетании с повышенной волатильностью цен? Никто пока не знает. То есть, с высокой вероятностью «энергопереход» будет сопровождаться не экономическим ростом, а экономическим спадом или стагнацией на фоне шоков в отдельных сферах экономики.
Очевидно поэтому, что переход нужен именно плавный. Однако подстегиваемые громкими политическими лозунгами (и соответствующими действиями государственных регуляторов) инвесторы усиленно вкладываются в «возобновляемую энергетику» и перестают вкладываться в традиционную. Возникает перекос на фоне избыточного инвестирования — ведь возобновляемая энергетика пока не обладает рентабельностью, даже близко сравнимой с традиционной — той же угольной, например. Мало того: ветряное и солнечное электричество надо где-то хранить, это не уголь, который можно доставать из земли по мере надобности. А значит, нужны огромные аккумулирующие мощности. Иначе, когда нужно — такого электричества нет, а когда не нужно — оно в избытке.
В бизнесе это называется непредсказуемостью. И она стоит денег. А технологическое решение этой проблемы требует времени — и тоже денег. До последнего момента в Европе работала модель, в соответствии с которой газовая генерация выполняла роль страховки для возобновляемой энергетики. Однако страховка не работает должным образом в условиях столь резкого взлета цен.
Конечно, масштабы случившейся катастрофы преувеличивать не стоит. И тем более не стоит хоронить «зеленую энергетику». Наши пропагандисты уже не раз по самым разнообразным поводам хоронили тот же Евросоюз, сталкивавшийся, по их словам, «с непримиримыми противоречиями». А он все жив и худо-бедно свои проблемы решает. К тому же на кону — выживание на планете Земля, сохранение ее климата в приемлемом для человеческой расы виде. И по мере преодоления нынешнего кризиса будут найдены новые долгосрочные решения. И в области повышения эффективности и надежности энергогенерации, и в области еще более перспективной водородной энергетики.
Важно за «гугуканием» по поводу вполне очевидных на сегодня тактических провалов западников не пропустить стратегический поворот к качественно новой энергетической модели экономики и общества, и не остаться за бортом прогресса, намертво привязанными к «старой», традиционной энергетике, от которой ведущие страны будут постепенно отказываться. Даже если за это придется весьма дорого заплатить.