Генеральный Директор Международный Комитет Красного Креста Роберт Мардини дал эксклюзивное интервью «Эксперту» о работе организации в африканских странах, о личных впечатлениях от посещения регионов, пострадавших от коронакризиса, войн и изменениях климата, а также рассказал, почему Африканский континент больше не находится в фокусе внимания больших держав.
– Какое место занимает Африка в контексте активности и присутствия МККК?
– МККК, в первую очередь, присутствует во всех местах, где ведутся вооруженные конфликты. И к большому сожалению, Африка как раз такой континент. А в последнее время к последствиям военных конфликтов добавляются и последствия изменений климата и пандемии COVID-19. На африканский регион приходится примерно 40% бюджета МККК. То есть, это крупнейший регион в плане ресурсов, которые мы туда направляем, в плане задействованного персонала, в плане нашего присутствия на местах.
– Одной из африканских стран, которую вы посетили в прошлом году, стал Южный Судан. Поделитесь своим впечатлением.
– С момента своего основания, 10 лет назад, Южный Судан страдает от одного из самых тяжелых гуманитарных кризисов в мире. В последнее время население страны испытывает серьезную нехватку продовольствия, и к этому добавляются последствия пандемии COVID-19 — пострадавших от неё зачастую просто трудно посчитать.
Я посещал больницу в районе Акобо на востоке штата Джонглей. Это наглядный пример всех проблем, которыми больна страна сегодня. Эта больница обслуживает около 200 тысяч человек. Чтобы вы понимали, в стране приходится один врач на 65 тысяч человек, и меньше 50% медицинских учреждений продолжают работать.
И как многие другие государственные учреждения здравоохранения, эта больница зависит от гуманитарной помощи и поддержки. И в основном поддерживается и функционирует за счет помощи МККК.
Во время посещения этой больницы я видел пациентов, которые восстанавливались после огнестрельных ранений. В том числе, детей. Много перебинтованных людей, у многих на конечности наложены шины.
Дело в том, что в стране происходят столкновения, вызванные разногласиями между общинами. Зачастую причиной является борьба за земли или скот. Но также существуют и политические разногласия.
К сожалению, в стране очень высокая доступность оружия, и почти каждый житель может раздобыть себе автомат Калашникова. И этим обусловлен приток раненных в больницы. Не стоит забывать, что многие раненные никогда не добираются до медицинских учреждений, потому что они либо не могут найти транспорт, либо не могут себе позволить оплатить переезд.
Есть пациенты и с другими проблемами, которые не так бросаются в глаза, как огнестрельные ранения. Очень важную проблему представляет насилие на гендерной основе, от нее Южный Судан страдает уже давно. Последнее время отмечается рост числа изнасилований, преступлений на сексуальной почве.
Часто об этом не сообщается, потому что жертвы боятся, что они подвергнутся стигматизации или преследованиям, если скажут, что с ними произошло. Поэтому истинный масштаб этой проблемы до конца неизвестен.
В больнице, которую я посетил, доступны услуги по психическому здоровью, доступна социально-психологическая поддержка. Но то, что делается в этом отношении, существенно уступает потребностям в такой помощи.
– В каком состоянии находится гражданский конфликт?
– Многие кризисные явления восходят еще к временам создания страны, как мне показалось. Южный Судан обрел независимость в 2011 году, и через два года после этого начался вооруженный конфликт, который продолжается и по сей день. В результате этого конфликта сотни тысяч человек погибли, еще большее количество было вынуждено покинуть свои дома. Примерно каждый третий житель страны, а это где-то 4 миллиона человек, был вынужден покинуть свой дом и перебраться либо в другой регион страны, либо за границу.
Боевые действия между самыми крупными сторонами в конфликте, может быть, и прекратились, но столкновения между партиями поменьше, между группами, которые откалываются от основных участников конфликта, столкновения между представителями различных общин продолжаются.
В больнице Акобо я видел детей, которые страдают от недоедания. У некоторых из них при этом была малярия. Некоторым из них пришлось вместе со своими родственниками долгое время пешком добираться до больницы, что только ухудшило их состояние, разумеется.
И это только верхушка айсберга. Последняя проведенная нами оценка показала, что в 2000-м году в девяти из десяти провинций страны урожай был где-то наполовину меньше, чем за год до этого.
Это положение обусловлено не только конфликтом, но и последствиями стихийных бедствия по-настоящему эпического масштаба. В частности, были сильные наводнения, от которых пострадал примерно миллион человек, и сильнее всего пострадала провинция Джонглей.
Последствия этой критической нехватки еды ощущаются все сильнее и сильнее. Очень многие люди, особенно беженцы, имеют ограниченный доступ к продовольствию, чистой питьевой воде, услугам здравоохранения, или не имеют такого доступа вовсе.
По последним данным ООН, 8,3 миллиона человек, то есть, больше 70% населения страны столкнутся с серьезным уровнем продовольственной небезопасности. 1,4 миллиона детей пострадают от серьезного недоедания. То есть, все указывает на то, что текущий гуманитарный кризис выльется во что-то еще более страшное, может усугубиться.
К этому всему добавляется пандемия COVID-19. В стране нет точных данных о масштабах этой проблемы, не ведутся надежные исследования, и есть такое ощущение, что многие занижают истинные масштабы происходящего. Система здравоохранения и без того подорвана, а ее полный крах, спровоцированный наплывом больных коронавирусной инфекцией, это не то, что страна может себе позволить.
– Я когда готовился к этому интервью, читал много разных материалов по поводу коронавируса в Африке. Одни говорят: посмотрите, Африка — это уникальный континент, где ожидалась гигантская пандемия, а ее там в итоге нет. А другая часть говорит, подождите, пандемия ещё придет. Какие у вас ощущения, ожидания?
– Это очень непростой вопрос. Мне кажется, Южный Судан — это показательный пример, насколько я смог понять из разговоров с коллегами и с жителями. Первая волна ощущалась не очень сильно в стране. Но теперь, с появлением новых модификаций вируса, пандемия растет, ее масштабы увеличиваются. И одна из проблем в этом отношении — это ограниченный доступ тестов в стране.
Наши коллеги рассказывают, что у них в семье умер кто-то из родственников после стремительного развития болезни. Во многих случаях они не могут с уверенностью сказать, что причиной была коронавирусная инфекция, но многое на это указывает.
Еще одна проблема в этом отношении заключается в том, что сложно посчитать, сколько людей на самом деле умерли от коронавирусной инфекции, потому что люди хоронят своих близких, не сообщая об этом ни в какие официальные инстанции. Поэтому я говорю, что мы имеем дело только с верхушкой айсберга.
Мы можем лишь утверждать, что новая волна коронавируса, его новые модификации ощущаются куда сильнее, чем первая волна.
– Мы в России, как ни странно, очень хорошо помним масштабные концерты и другие публичные мероприятия конца 1980-х, которые призывали мир оказать всестороннюю помощь Африке. Правда, довольно скоро и самой России понадобилась помощь, поэтому, может быть, мы чего-то не заметили в дальнейшем. Но мне кажется, что такого масштаба событий, ориентированных на гуманитарную поддержку Африки, больше не было. С чем это связано? На ваш взгляд, за 30-40 последних лет, Африка стала жить лучше, либо эта повестка помощи Африке ушла, и западный мир переключился на какие-то другие вещи, ну понятно, помогает, но просто не в таком масштабе?
– Это очень хороший вопрос. Конечно, во многих африканских странах был отмечен прогресс. Разумеется, есть исключения. Это страны, где идут ожесточенные вооруженные конфликты. Но тем не менее, во многих странах улучшилась ситуация с продовольственной безопасностью, с вакцинацией населения, с доступом к образованию. Многие из них достигли значительных успехов в выполнении целей устойчивого развития за то время, что вы описали, то есть, с концертов в пользу Африки и до начала пандемии COVID-19.
Страны или регионы, которые по-прежнему страдают от серьезных проблем, в первую очередь, это Сомали, Суахильский регион, Южный Судан, страны бассейна озера Чад, Демократическая Республика Конго. Там положение действительно очень серьезное в том, что касается продовольственной безопасности и серьезного недоедания. И объясняется это совокупным воздействием вооруженного конфликта, других видов насилия, а также частых экстремальных погодных явлений, таких как засуха и наводнения.
И, разумеется, COVID-19 — это усугубляющий фактор. Даже в относительно благополучных странах ключевые показатели развития пошли на спад. Пандемия COVID-19 оказывает воздействие не только на ситуацию в области здравоохранения. Во многих странах, которые, на первый взгляд, не так сильно пострадали от коронавирусной инфекции, вводимые властями ограничения, режим самоизоляции и другие меры привели к социально-экономическим последствиям. Многие люди лишились заработков, поскольку они зависели от поденной работы. Отмечается рост бедности, недоедания и других проблем.
Возвращаясь к тому, с чего мы начали, организация концертов в поддержку Африки — это не такая плохая идея. Чтобы вы понимали, Южный Судан — это место, где МККК проводит свою третью по масштабам операцию в мире. У нас в стране около одной тысячи сотрудников и бюджет в 2021 году составляет около 128 миллионов швейцарских франков. И при этом это самая недофинансированная операция в нашей организации.
Не только МККК, но и другие гуманитарные организации, в частности, органы ООН, скажут вам то же самое. Они все сталкиваются с серьезной нехваткой финансирования своих операций.
– Вы упомянули работу по купированию сельскохозяйственного кризиса в Южном Судане. Какие оригинальные меры поддержки людям вы оказываете?
– Мы раздавали семена и сельскохозяйственный инвентарь 400 тысячам человек. А затем опросили 4200 человек в 9 из 10 провинций Южного Судана и провели дополнительно 55 обсуждений в формате фокус-групп. Мы хотели понять, каковы были итоги сельхозсезона и какой эффект оказывает наша помощь.
Население страны вступает в период, когда нужно потуже затянуть пояса. Десятки тысяч семей ежедневно вынуждены прилагать усилия для того, чтобы обеспечить свое существование, для того, чтобы как-то прокормиться. Потому что в 2020 году был собран недостаточный урожай, а другие запасы продовольствия были потеряны или уничтожены в ходе вооруженных конфликтов или наводнений.
По данным управления ООН по координации гуманитарных вопросов, в середине декабря 2020 года продовольственный кризис распространялся на 5,8 миллионов человек. В дальнейшем это количество только росло. В 2020 году от наводнений пострадал в общей сложности 1 миллион человек, в том числе 500 тысяч человек были вынуждены покинуть свои дома.
Мы работает на двух направлениях. С одной стороны, мы стараемся перестроить, адаптировать свою деятельность по снабжению людей, по улучшению ситуации в области продовольственной безопасности, по помощи с источниками заработка, для того чтобы удовлетворить основные потребности населения. И в то же время мы призываем всех людей с оружием с уважением относиться к гуманитарным работникам и их деятельности, чтобы мы могли добираться до наиболее уязвимых представителей населения и оказывать им помощь.
– Что показали те самые фокус-группы, которые вы проводили, сработала ли ваша поддержка? Есть мнение, что гуманитарная помощь, по крайней мере, в какой-то отрезок времени, расслабляет население, особенно население Африки. Люди не хотят работать или просто отвыкают от дела. Вот тот факт, что вы раздаете орудия труда, семена, значит ли, что какая-то коррекция произошла?
– Да, вы совершенно правы. Мы адаптируем свою деятельность, и всякий раз, когда это возможно, мы стараемся делать упор на повышение жизнестойкости населения, помогаем им самостоятельно обеспечивать себя средствами к существованию. И мы предоставляем не только инвентарь и оборудование.
Во время своей поездки я встречался с женщиной, которая потеряла ногу. Ей сделали протез в одном из наших центров физической реабилитации, она получила от нас небольшой капитал, небольшую финансовую помощь на открытие своего дела. Это было уже какое-то время назад, и все это время она в состоянии самостоятельно кормить свою семью.
Всякий раз, когда это возможно, мы стараемся сделать так, чтобы получатели помощи становились более самодостаточными. Но это очень трудно в стране, где острое недоедание по-прежнему большая проблема. И значительная часть нашего бюджета в Южном Судане, если я не ошибаюсь, это 40 миллионов швейцарских франков, пошла именно на раздачу продовольственной помощи, на раздачу, в частности, сорго, населению, которое не смогло собрать достаточного урожая или по каким-то другим причинам обеспечить себя продовольствием в достаточном количестве.
– Нынешний этап в истории Африки некоторые эксперты называют новым колониализмом. Сейчас в Африке работают крупные транснациональные компании, которые относятся к странам так же хищнически, как ранее страны Запада. То есть, в основном их интересуют ресурсы, дешевая рабочая сила и так далее. Так ли это на ваш взгляд? Помогают ли МККК такие корпорации?
– Большое спасибо вам за этот вопрос. В первую очередь, следует сказать, что многим странам, конечно, стоит сосредоточиться на политических процессах и восстановлении мира, потому что гуманитарная помощь — это, конечно, решение, которое неустойчиво в долгосрочной перспективе. Африканские страны нуждаются в массовых финансовых вливаниях в свою экономику в целях развития.
У МККК очень ограниченные контакты с представителями частного сектора в Африке. Мы сотрудничаем с некоторыми организациями по развитию. Например, со Всемирным банком, с Африканским банком развития, европейскими организациями по развитию.
Мы присутствуем в Южном Судане уже больше 40 лет. Какая-то часть нашей помощи носит экстренный характер, то есть, мы реагируем на какие-то экстренные потребности. Но многие нужды, которые есть сейчас в стране, носят долгосрочный характер. Мы, конечно, должны заниматься восстановлением инфраструктуры, в частности, водоснабжения. Мы осуществляем такие проекты в сотрудничестве с местными властями, но если нам удается найти какую-то организацию по развитию, которая заинтересована в том, чтобы принять участие, то мы, конечно, с радостью объединяем свои усилия, потому что многие такие проекты выходят за пределы возможностей гуманитарной организации, такой, как МККК.
– Не кажется ли вам, что большие державы вообще устранились от решения африканских проблем в последнее время? Кейс с Суданом в 2011 году, если не ошибаюсь, был последним крупным цивилизационным решением по замирению сторон, по решению глобально проблем наций или стран.
– В первую очередь я хотел бы сказать, что для долгосрочного решения конфликта в Южном Судане это решение должно происходить от его лидеров. Они должны быть привержены прочному, долгому миру. Разумеется, у международного сообщества есть своя роль. Оно должно подталкивать этих лидеров к поиску такого решения.
Совершенно очевидно, что путь к восстановлению — это долгий путь. А тем временем необходимо обеспечивать соблюдение человеческого достоинства при ведении конфликтов и удовлетворять гуманитарные потребности страдающего от конфликтов населения.
В отсутствии государственных служб очень важную роль играет финансирование со стороны международного сообщества гуманитарных программ, которые призваны обеспечить потребности страдающего населения. И, как я уже сказал, дорога к миру должна начинаться самими лидерами этих стран и отдельных регионов этих стран.
Но я с вами согласен. Я какое-то время был постоянным наблюдателем от МККК при ООН. И присутствовал на заседаниях Совета безопасности. И во многих случаях международное сообщество и Совет безопасности не смогли разрешить ожесточенные конфликты, которые становятся причиной того гуманитарного кризиса, который разворачивается сегодня у нас на глазах.