Углеводороды являются двигателем мировой экономики, что бы ни рассказывали некоторые фантазеры. Ни солнце, ни ветер не могут заменить углеводородное сырье, это критически значимый ресурс. Но за ресурсы всегда велись войны. Когда одной из стран не хватает того или иного ресурса для развития ее экономики, всегда начинается война. Страны Запада традиционно оставались энергодефицитными, в то время как Ближний Восток и Россия были энергоизбыточными регионами. То есть потребности этих двух групп сторон кардинально различаются, что определяет условия функционирования рынка и порождает дискриминацию.
Впрочем, на начальном этапе, когда Соединенные Штаты Америки были крупнейшим мировым экспортером нефти (после того как в XIX веке нефть была обнаружена в Пенсильвании), Запад не был энергодефицитным. Единственным конкурентом американского сырья на тот период была бакинская нефть, то есть фактически Российская империя. И это противостояние сохранилось до сих пор.
Если отразить на географической карте все недавние политические конфликты, то получится, что все они происходят даже не вокруг России, а вокруг Европы. Украина, попытка разжечь противостояние в Белоруссии, даже Ливия и Сирия имеют прямое отношение к Европе. Так, конфликт в Ливии начался после того, как появился проект строительства трубопровода из этой страны через Средиземное море в Италию. В Сирии события начали разворачиваться после того, как эта страна подписала с Ираном и Ираком трехстороннее соглашение о сооружении газопровода для поставок иранского природного газа через Средиземное море в Европу.
Ливия и Сирия — окна в Европу для Ближнего Востока в обход Персидского залива, который контролируется ВМС Соединенных Штатов. Для США принципиально важно сохранить энергетическую зависимость Европы даже не от американских энергоресурсов, а от энергоресурсов, пути поставок которых могут контролировать Штаты. Кто контролирует пути транспортировки энергоносителей, тот контролирует и политический расклад, и уровень цен.
Что касается Украины, то она — «газовый вентиль», важнейший транзитный маршрут поставок российского газа в Европу.
В этом же контексте можно вспомнить Афганистан, являющийся ключевым перекрестком для строительства трубопровода из Ирана в Китай. Последний остро нуждается в поставках углеводородов по маршрутам, не контролируемым США. Сейчас КНР получает 85—90% данных энергоносителей через Малаккский пролив, который США могут перекрыть в любой момент. Да и вообще в целом все проходы в Южно-Китайское море контролируются Штатами. Раньше через Малаккский пролив КНР получала почти 100% углеводородов, но поставки были частично диверсифицированы благодаря российским трубопроводам ВСТО (нефть) и «Сила Сибири» (газ).
И здесь возникают риски для Европы. Сегодня Россия почти монопольно зависит от европейских потребителей газа. И если Европа сейчас вдруг прекратит покупать российское топливо, РФ лишится сбыта. Однако если у нашей страны появится альтернатива в виде Китая и Азиатско-Тихоокеанского региона в целом, и туда пойдут основные объемы, уже РФ сможет диктовать условия Европе, так как европейцам негде будет взять газ. Стоит напомнить, что проектируемый газопровод «Сила Сибири — 2» одним своим «концом» будет упираться в ту ресурсную базу, откуда российский газ поступает в Европу.
Чтобы понять происходящее, достаточно взглянуть на структуру потенциальных запасов углеводородов в РФ. По нефтегазовому потенциалу Россия — первая в мире. При этом перспективные ресурсы изучены лишь примерно на четверти территории страны. К остальным 75% геологи еще даже не подступали. По оценкам экспертов, порядка 65% потенциальных мировых ресурсов углеводородов находятся на территории России. Континентальный шельф, Восточная Сибирь — это регионы, куда мы еще не добрались или которые только начинаем осваивать.
Все, что происходит сейчас, носит характер ресурсной войны за будущее. По оценкам Всемирного банка, к 2050 году экономическое развитие Индии и Китая на 90% будет зависеть от их доступа к углеводородам. Поэтому Россия — приз в большой геополитической игре.
Стратегическая цель — контроль над российскими природными ресурсами. Со стороны Запада уже было предпринято две масштабные попытки его заполучить. Первая попытка датируется 1998 годом. Накануне дефолта активно лоббировалась идея так называемого суверенного банкротства. Если бы Россия признала банкротство, это означало бы введение внешнего управления ключевыми активами. Кредиторы бы получили активы под свое управление до тех пор, пока задолженности не были бы погашены. На практике это означает, что кредиторы за бесценок забрали бы наши нефтяные и газовые ресурсы. Поэтому объявление дефолта было поддержано многими экспертами, мною в том числе. Россия показала, что не готова отдавать ключевые активы даже в условиях бешеного бюджетного дефицита.
Вторая попытка осуществлялась с использованием компании ЮКОС: американские корпорации ExxonMobil и Chevron вели переговоры о ее покупке. Однако согласно национальному законодательству государство может контролировать любой актив, находящийся на территории страны, независимо от того, кому он принадлежит. И это было твердо продемонстрировано. Тогда Западу во второй раз стало понятно, что Россия ни за какие мешки долларов не будет отдавать свои активы. Потому что в противном случае можно забыть о суверенитете, какой-то самостоятельной позиции и экономическом росте.
После этих двух прецедентов США и энергодефицитным странам стало ясно, что с Россией невозможно договориться не на ее условиях.
В европейских документах, таких как Третий энергетический пакет и Энергетическая хартия, Россия рассматривается не как энергетический партнер, а как угроза энергобезопасности Европы. Причем уже в начале 2000-х годов Евросоюз де-факто провозгласил доктрину о получении беспрепятственного доступа к российским энергоресурсам (а в идеале — полного контроля). И если не удалось получить этот контроль в рамках собственных правил и норм, то нужно разрушить Россию или заставить ее подчиняться. Именно это сейчас и происходит. Это тактическая, промежуточная задача на пути к достижению стратегической цели — обретению контроля над ресурсами. Там, где политически договориться не удается, начинается война, что мы сегодня и видим.