17 июня 1925 года в Женеве было подписано первое в истории международное соглашение о запрете химического оружия. Но ни разработку его, ни применения в той или иной степени это, увы, не остановило.
Первая в истории человечества газовая атака состоялась 22 апреля 1915 года – тогда у реки Ипр в Бельгии немецкая армия пустила на позиции французов хлор. С этого момента любой военный конфликт непременно сопровождается риском применения химического оружия. Даже после того, как 29 апреля 1997 года вступила в силу Конвенция о запрещении химического оружия, предусматривающая ликвидацию целого класса оружия массового уничтожения, опасность ограниченной химической войны не перестала быть реальной.
В марте нынешнего года российская сторона прямо обвинила США в намеренном затягивании уничтожения оставшихся у Америки последних 3% химического оружия. Наша страна свои запасы ликвидировала еще в 2017 году – публично, под пристальными взглядами международных экспертов и журналистов. Американцы в ответ пообещали справиться со своим химическим арсеналом (кстати, уступавшим по размерам российскому) только к концу 2023 года. Учитывая историю с подозрительными американскими биолабораториями на Украине, никто не может гарантировать, что «уничтоженные» в США боевые отравляющие вещества не попадут в конце концов именно на украинскую землю — в качестве, так сказать, оружия последнего шанса.
Вероятность такого развития событий не кажется низкой, если вспомнить историю развития и использования химического оружия. Да, после Первой Мировой войны его никогда больше в таких масштабах не применяли на полях сражений. Свою роль в этом сыграл и подписанный 17 июня 1925 года Женевский протокол о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств. Да, риск получить ответный химический удар удержал, например, Германию от использования боевых газов на Восточном фронте. Но увы, есть множество примеров более локальных химических атак, которые доказывают: пока боевые отравляющие вещества существуют, найдутся и те, кто захочет их применить.
В той или иной мере человечество пользовалось химическим оружием всегда. Отравленные стрелы, смазанные ядом лезвия мечей и стилетов, удушающий дым растений — арсенал был достаточно широк. По мере развития химии ее плодами стали активно пользоваться и военные. Скажем, в ходе осады Севастополя во время Крымской войны британцы пытались применять сернистый газ против русских войск, укрывавшихся в инженерных сооружениях. И те же англичане в 1899-1902 годах во время англо-бурской войны обстреливали своих противников снарядами с пикриновой кислотой, вызывавшей рвоту.
В конце концов риск химической войны осознали все крупные державы. В Гаагской конвенции 1899 года появилась статья 23, объявившая запрет на применение боеприпасов, единственным предназначением которых было вызывать отравление живой силы противника. Другой вопрос, что вплоть до начала XX столетия масштабы «химических войн» были ничтожными, а число их жертв исчислялось в самом худшем случае десятками. Но накануне Первой Мировой крупнейшие армии мира принялись искать новые, еще более смертоносные средства массовых убийств.
Первым шагом на этом пути стали пулеметы, затем настал черед самолетов. Однако и от тех, и от других можно было спрятаться, укрыться, сбежать в конце концов. От боевых отравляющих веществ спасения не было, и даже появившиеся позже противогазы не гарантировали безопасности. По последним данным, в результате газовых атак во время Первой Мировой войны погибли более 90 тысяч военнослужащих, а неизлечимые травмы получили несколько миллионов человек.
Страх перед новым инструментом ведения войны оказался необыкновенно велик, а темпы развития и накопления боевых газов — необычайно высокими. Опасность заключалась не только в самом химическом оружии, но и в отношении к нему у военных. Они поставили его в один ряд с пулеметами и боевыми аэропланами — и стали применять столь же широко. Особенно хорошо это заметно на примере Гражданской войны в России, где боевые отравляющие вещества использовали все без исключения стороны: и Красная армия, и Белая, и иностранные интервенты.
Масштабы и высокая готовность применения химического оружия вынудили международное сообщество в начале 1920-х годов задуматься о том, как снизить риск уничтожения миллионов людей. 17 июня 1925 года в Женеве представители 37 государств подписали Женевский протокол. Он стал серьезным шагом вперед в контроле за применением химического оружия, но не его разработки и производства. Эту деятельность документ никак не оговаривал и не контролировал. К тому же многие страны, в том числе СССР, Франция, США и Великобритания, подписали протокол с оговорками. Как правило, это были односторонние условия, позволявшие применять химическое оружие в отношении противника, если он не присоединился к соглашению или сам пользуется боевыми газами.
Насколько иллюзорную на самом деле защиту давал Женевский протокол, можно судить по таким фактам. Например, Германия, подписавшая соглашение без всяких оговорок, все равно вела разработку химического оружия. Просто она делала это не на своей территории. А когда в 1933 году к власти в стране пришли нацисты, то и с этой уловкой было покончено: немцы начали быстро и активно создавать и производить новейшие отравляющие боевые вещества. Первым из них стал табун — нервно-паралитический газ, в 75 раз более токсичный, чем иприт. Германия вообще была пионером в производстве нервно-паралитических отравляющих веществ: после табуна германские химики разработали сначала зарин, а потом и зоман.
Весьма активно велись работы над боевыми газами и в Советском Союзе. Первое в мире государство рабочих и крестьян жило в постоянном ожидании новой войны и готовилось сражаться всеми доступными способами. Химическое оружие тоже включалось в этот список, поскольку советская разведка постоянно получала достоверные сведения о том, насколько далеко продвинулись в своих разработках военные химики других государств – прежде всего, бывших союзников по Антанте. Ничего удивительного, что уже к концу 1930-х СССР вошел в число стран с наибольшими запасами боевых отравляющих веществ.
Такая позиция не была чем-то исключительным. Несмотря на Женевский протокол, химическое оружие продолжали применять. Например, безусловно подписавшая документ Япония в ходе войны с Китаем использовала боевые газы около двух тысяч раз – в результате общее число отравленных китайцев сравнялось с числом всех «химических» потерь на фронтах Первой Мировой. Химическое оружие использовала Италия против Эфиопии в 1935-36 годах, а в сентябре 1939 года польские артиллеристы обстреляли немецкое подразделение химическими минами.
Вторая Мировая война постоянно балансировала на грани повторения трагического опыта Первой. Но удержалась. Прежде всего благодаря тому, что советская разведка вовремя обнаружила подготовку Германии к нанесению крупных химических ударов весной 1942 года. Чтобы сорвать эти планы, руководство СССР поставило в известность о них Лондон. 12 мая 1942 года премьер-министр Великобритании сэр Уинстон Черчилль во всеуслышание заявил по радио: «Англия будет рассматривать применение ядовитых газов против СССР со стороны Германии или Финляндии так же, как если бы это нападение было произведено против самой Англии, и ответит на это применением газов против городов Германии».
Эта перспектива всерьез напугала Гитлера, и на фронте ни Германия, ни ее союзники газы и не использовали. Нацисты нашли им другое применение. Например, газами заливали Аджимушкайские каменоломни под Керчью, где кроме вооруженных защитников укрывались и местные жители. А самых больших масштабов применение отравляющих веществ немцами достигло в лагерях смерти. Только в Освенциме с помощью газа «Циклон-Б» уничтожили не менее миллиона человек. Хотя многие историки склоняются к тому, что число убитых в газовых камерах Аушвица превышает два миллиона. И это не считая других концлагерей, а также «газенвагенов» — передвижных газовых камер на автомобильном шасси, которыми немецкие айнзацкоманды пользовались во всех оккупированных странах, прежде всего в СССР.
Появление новых видов оружия массового уничтожения, прежде всего ядерного, отодвинуло химическое на второй план. Но военные не стали совсем отказываться от него. Они просто нашли новую возможность обойти Женевский протокол и другие международные ограничения. Дальше всех по этому пути продвинулись США. Во время войны во Вьетнаме американские военные стали в колоссальных масштабах применять отравляющие вещества, действующие не на людей, а на среду их обитания.
С помощью химического оружия армия Америки решила уничтожить если не вьетконговцев, то леса, в которых они укрывались, поля, которые их кормили, и деревни, в которых их принимали. Трагическую известность приобрел так называемый «Агент Оранж» — дефолиант, который поставлялся в Южный Вьетнам в оранжевых бочках. В течение десяти лет войны над вьетнамскими джунглями и полями распылили 80 млн литров этой отравы. Она уничтожила леса и рисовые поля и нанесла по вьетнамцам генетический удар колоссальной силы. Общее число пострадавших достигло трех миллионов человек, из которых миллион стали инвалидами. По сей день в стране рождается немало детей с врожденными отклонениями и пороками, вызванными воздействием «Агента Оранж».
После Вьетнама человечество окончательно рассталось с идеей о том, что химическое оружие можно хотя бы отчасти считать «гуманным». Итогом этого осмысления, отнявшего не одно десятилетие, стало заключение Конвенции о запрещении химического оружия. В рамках действиях этого соглашения к сегодняшнему дню уничтожены практически все запасы боевых отравляющих веществ в мире. Хотя, как уже говорилось выше, в США оно еще сохраняется, пусть и в небольшом количестве. Да и гарантировать его отсутствия, скажем, в третьих странах никто не может. Слишком большие арсеналы накопили к концу «холодной войны» главные противники: у СССР и Америки в общей сложности насчитывалось более 70 тысяч тонн химического оружия!
Никто сегодня не возьмется сказать, какая часть его могла оказаться в чужих руках — и как именно это могло случиться. Оттого-то каждый случай применения химического оружия в локальных конфликтах начала XXI столетия становится поводом для политических спекуляций. Из последних примеров можно привести химические атаки в Сирии — в Хан-эль-Асале и в Гуте. США и их союзники настаивают на том, что обстрелы организованы сирийской армией, а сирийские власти вполне обоснованно обвиняют в этом оппозицию. Последнее может показаться невероятным, но нет. Доказательством тому, что химическое оружие сегодня может оказаться в распоряжении кого угодно, служит хрестоматийная история с газовой атакой в метрополитене Токио, организованная религиозными сектантами. Последователи Сёко Асахары распылили в вагонах подземки зарин, убив 13 человек и отравив свыше 3000.
Именно поэтому вполне обоснованными выглядят опасения по поводу возможного применения химического оружия в зоне специальной военной операции на востоке Украины. После инцидентов с расстрелами своих же солдат, выкинувших белый флаг, и использования своих граждан в качестве «живых щитов» никто не может исключать готовности украинских властей пойти на крайние меры. Среди них может оказаться и газовая атака. Вопрос, откуда конкретно возьмутся отравляющие вещества, в такой ситуации выглядит риторическим.