Осознавая закат однополярной модели, США стараются вытащить максимум ресурсов из того мира, переустройством которого они пытались заниматься последние несколько десятилетий. При этом внутриполитические противоречия только нарастают, считает американист Дмитрий Новиков
Триумф Республиканской партии не случился, а возращение Дональда Трампа в Белый дом становится еще менее вероятным несмотря на то, что тот уже заявил о своем желании побороться за президентский пост. На данный момент с небольшим перевесом республиканцы побеждают демократов в Палате представителей. Но после победы в штате Невада демократы гарантировали себе контроль над Сенатом при решающем голосе Камалы Харрис. Впрочем, эксперты отмечают, что тренда на консолидацию в американском обществе как не было, так и нет. И это, пожалуй, главный итог прошедших промежуточных выборов в США.
Почему даже в условиях одного из самых острых экономических кризисов в новейшей истории США, правящая партия сумела избежать разгрома? И почему результаты этих выборов показывают, что поляризация американского общества никуда не исчезла? Об этом «Эксперт» поговорил с американистом Дмитрием Новиковым, заместителем руководителя департамента международных отношений НИУ ВШЭ, ведущим научным сотрудником Института Китая и современной Азии РАН.
— Прошедшие выборы в США показали, что проблема раскола американского общества никуда не ушла. Республиканцы победили формально, несмотря на благоприятную для них экономическую конъюнктуру, а демократы хоть и сдали, но немного. Статус-кво, по сути, сохранен. Куда уходят корни этого раскола?
— Он обусловлен глубоким кризисом социально-экономической модели самого американского государства. Точнее, той модели глобальной Америки, которую создал еще Рональд Рейган — с минимальным по сравнению с Европой государственным участием в экономических процессах и глубокой интеграцией в мировую экономику.
Окончание Холодной войны открыло прежде невиданные возможности для транснационализализации экономических процессов, вывода части производств зарубежные страны, либерализации движения капитала по всему миру. Это то, что и стало называться международным либеральным порядком. Конечно, поддерживая этот порядок, Америка несла определенные издержки, но именно он был основой ее благополучия.
Сегодня же эта модель, очевидно, рушится. США так и не смогли в полной мере оправиться и выйти на устойчивый экономический рост после кризиса 2007-2009 годов. Условный «простой американец» сильно обеднел, средний класс — главный источник социальной и политической стабильности — вымылся.
— А нивелирование среднего класса вызвало партийный кризис?
— Именно. Сложившийся к 1980-х годы баланс сил между партиями поддерживал стабильность всей политической системы и обеспечивал относительный комфорт вашингтонской бюрократии в течение нескольких десятилетий. Но теперь зримое падение уровня жизни и, что важнее, ожиданий, привело к росту социальной, а затем и политической напряженности. Смотря на динамику развития страны и экономики и сравнивая с положением дел 5-10-летней давности, условный средний американец испытывает чувство фрустрации: цены растут, доходы падают, что будет дальше? Поэтому общественные настроения радикализируются.
Это вызывает кризис доверия ко всей системе, как внутренней, так и международной. Американцы, к примеру, спрашивают: «Почему в Китае темпы экономического роста выше, чем у нас? Получается, что мы подкармливали это государство в ущерб своему благополучию?» То есть они видят, что эра благополучия, видимо, завершилась и на выходе они получили экономический кризис, наплыв мигрантов, сокращение количества рабочих мест, рост преступности, отсутствие нормальной медицины и так далее. И все эти очень болезненные вопросы американские избиратели начали задавать своему истеблишменту.
Так, проснулись средние американские штаты, которые всегда были гораздо меньшими бенефициарами глобализации по сравнению с обоими побережьями. Их активизация в немалой степени способствовала победе Трампа на выборах 2016 года и в целом росту популизма в американской политике. Это приводит к деформации обеих партий, особенно республиканской. Она сильно поправела и вобрала в себя немалое количество «маленьких Трампов», активных порицателей политической бюрократии и левоцентристкого мейнстрима.
Скажем, из Республиканской партии теперь почти полностью вытеснены неоконсервативные политики. Потому что американскому избирателю больше не интересно слушать выступления Джона Болтона об очередных авантюрах на Ближнем Востока. Напротив, он все чаще приветствует изоляционистскую позицию США. Как следствие, даже мейнстримные республиканцы теперь рассуждают в том духе, что американцам стоит уходить из многих регионов мира и вообще снижать свои внешнеполитические издержки. Критике подвергается даже поддержка Украины — хотя, казалось бы, вот уж священная корова.
— На ваш взгляд, есть ли перспектива, что дойдет до известных страшилок о повторении гражданской войны в США?
— Не думаю. Политическая система США достаточно институционализированная и процедурная, по сравнению с тем, какой она была в середине девятнадцатого столетия. Конечно, есть риск затяжного кризиса Республиканской партии, к слову, во многом из-за фактора Дональда Трампа. Он, например, объявил о выдвижении своей кандидатуры в президенты. Это означает неизбежную схватку с республиканским истеблишментом и их кандидатом, сейчас это Десантис. А это может привести к внутрипартийному расколу. Есть риск и радикализации Демократической партии, то есть возникновения внутри нее мощных деструктивных сил, который сместят ее еще дальше от центра.
Об этом часто говорят в американском экспертном сообществе. Заметно, что они стремятся найти способы трансформировать систему наиболее безболезненным образом. Все же одно дело ногу себе отрезать, а другое — помереть. Но совсем безболезненно, думаю, уже не получится.
— Есть ли у республиканцев и демократов понимание, как трансформировать эту систему?
— Пока этого не видно. Американские политики традиционно обещают залить страну деньгами, а не решать проблемы. Причем обе партии. Когда, например, Трамп пришел к власти, он обещал выделить триллион долларов из бюджета на инфраструктурные проекты, а заодно радикально снизить налоги.
Администрация Байдена занимается тем же самым — раздает деньги направо и налево. Какое-то время денежный пылесос будет исправно работать, но рано или поздно станет сложно игнорировать проблему государственного долга, который растет семимильными шагами. Когда же элиты не смогут заваливать экономику финансами, то это, как вы понимаете, может привести к очень серьезным политическим потрясениям. Та смута, которая наблюдается сейчас, покажется цветочками.
— Вы говорили о кризисе социально-экономической модели, которая приносила США благоденствие и обеспечивала мировое господство в последние 40 лет. Не кажется ли вам, что надвигающийся на Старый Свет кризис может стать мощной инъекцией для этой модели? Получит ли американская экономика новое дыхание за счет промышленных мощностей и кадров, которые мигрируют в страну из Европы?
— То, что Европу разденут догола, это, по-моему, совершенно очевидно. Американское правительство уже сейчас активно субсидирует производства, которые релоцируются в страну. И это, кстати, отчасти отразилось на процессе внутриэлитной борьбы, где есть те, кто выступает за сохранение статус-кво на внешнем контуре, и те, кто предлагает усилить активность и действовать более напористо, чтобы выбить больше выгод.
Вообще США, осознавая закат однополярного момента, всеми силами пытаются вытащить максимально возможное количество ресурсов из того мира, переустройством которого они пытались заниматься последние несколько десятилетий. Такова их стратегия последних лет. Если раньше активно работали совместные американо-европейские предприятия, то теперь, когда они начинают прогорать, американцы быстро выводят все свои активы. Так что перспективы Европы в этом смысле очень туманные.
Вдумайтесь: какие в Старом Свете остались крупные технологичные компании и перспективные стартапы, созданные за последние десять-пятнадцать лет? Даже несчастный эстонский «Скайп» и тот выкупили. Конечно, в Европе еще остаются производства прошлого технологического цикла. В первую очередь — автомобилестроение, станкостроение, авиационное производство. Но я думаю американцы и их попытаются оттянуть на себя. И через десять-пятнадцать лет Европа может превратиться в более зажиточный аналог Латинской Америки.
Какое-то время Евросоюз будет занимать существенную долю в мировом ВВП: там все еще будет оставаться зажиточный потребительский класс, генерирующий глобальный спрос. Но с точки зрения производства, генерации новых технологий и, возможно, сохранения политической стабильности в ближайшее время у европейцев возникнут серьезные трудности.
Поэтому, да, из Европы американцы будут вытягивать все возможные ресурсы, создавать за этот счет новые рабочие места у себя в стране, которые, в свою очередь, будет обуславливать более широкий мультипликативный эффект на другие отрасли экономики. Но едва ли это позволит самим США ответить на те вызовы, перед которыми они оказались в последние годы.
— Вы уже говорили о том, что перемены, которые происходят в мире, показывают, что однополярный момент уходит в прошлое. Как на это реагирует американский политический истеблишмент? Мы видим скорее стратегию принятия или, наоборот, заметно желание вернуть однополярный момент всеми силами?
— Трудно спорить с тем, что однополярный мир для США — это, конечно, прекрасно. Но ради сохранения этого проекта американцы уже очень сильно погорели. Внешнеполитический процесс требует конкретных точек приложения. Если их нет, вы начинаете бегать за химерами. Например, бороться с терроризмом, расходуя на эти цели триллионы долларов. Этим занималась администрация Буша-младшего. А чем, например, занимался Билл Клинтон, кроме бомбежек Югославии? По факту ничем.
Конечно, американский истеблишмент сейчас испытывает болезненный процесс, вызванный снижением значимости «американской империи». Зато теперь у них возникло ясное понимание, что США придется адаптироваться к новому очень жесткому и хаотичному миру. Возможно, самому жесткому со времен новой Холодной войны, в котором будет гораздо больше глобальных субъектов.
Если раньше главным противником США был Советский Союз, то сегодня — уже, как минимум, Китай и Россия. Оспорить американское глобальное доминирование, вероятно, захотят и другие страны. Саудовская Аравия и Индия весьма открыто дистанцируются от американоцентричного мироустройства. Бразилия еще не сказала своего веского слова. Просыпается Африка — ясно, что в будущем экономическая и политическая значимость этого континента будет только расти. Там возникли новые точки экономического роста, формируются совместные амбициозные межгосударственные проекты. То есть мир в ближайшем будущем станет намного сложнее.
Раньше у американцев не было четкой внешнеполитической стратегии. Неоконсерваторы предлагали строить глобальную империю — это абстрактно. Демократы и либералы-интервенционалисты — продвигать демократию во всем мире. Тоже абстрактно. Зато сейчас они понимают, что и та, и другая стратегия — химеры. Теперь появилась конкретика, противостояние осязаемым геополитическим противникам. И она будет повышать эффективность внешней и оборонной политики США, если, конечно, не будет уж слишком сильно искрить внутри страны.
— В этом смысле стратегия национальной безопасности, принятая администрацией Байдена, действительно получилась более сфокусированной.
— Мы видим в ней очень четкие приоритеты: в первую очередь — сдерживание Китая, а затем — России. Заметим, администрация Байдена лишь почти к «экватору» своего правления смогла сформулировать стратегию национальной безопасности. Она дольше других администраций возилась с этим документом. Это показательно.
Понятно, что американским стратегам пришлось корректировать и переписывать многие положения, вызванные глобальными изменениями после 24 февраля. Но сам факт более вдумчивого отношения к такого рода документу очень важен, хотя, кстати, даже он в итоге оказался не лишен общих идеологических постулатов.
— Выгоден ли России кризис американской политической системы? И есть ли вообще смысл каждый раз искать «более удобного» для Москвы кандидата в президенты? Может быть полезнее смириться с тем, что антироссийский консенсус американской элиты пока непоколебим?
— Кризис американской системы, конечно, нам выгоден. Внутренний раздрай будет снижать эффективность и сосредоточенность американской политики в глобальном мире.
Конечно, американские элиты сохраняют известную политическую преемственность в своей внешней политике. Например, та же байденовская администрация продолжила линию Трампа. Она не замирилась с Китаем, а еще решительнее сдерживает Пекин в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Тоже самое можно сказать и об американо-российских отношениях.
Поэтому я сомневаюсь, что с приходом к власти Дональда Трампа или Рона Десантиса контакты Москвы и Вашингтона претерпят изменения. Конфликт между нами всерьез и надолго. Однако, чем сильнее будет расти напряжение внутри американского истеблишмента и общества, тем менее системной будет их внешняя политика. Вплоть до того, что одна администрация будет аннулировать указы предыдущей.
Из-за этого уже сейчас японцы, корейцы или европейцы явно перестали быть уверены в том, что американская «крыша» будет и дальше такой же прочной и надежной. Особенно в условиях нарастающей международной неопределенности. И нам следовало бы этим воспользоваться.