Заместитель председателя госкорпорации ВЭБ.РФ Юрий Корсун рассказал «Эксперту» о механизме Фабрики проектного финансирования.
– Какие проекты подходят для Фабрики проектного финансирования?
– У нас, по сравнению со многими другими программами, Фабрика проектного финансирования, наверное, один из самых универсальных инструментов. Все проекты, которые соответствуют определённым критериям, могут претендовать на Фабрику. Отраслевых ограничений практически нет, приоритетные направления определены Правительством РФ. Критерии совпадают с тем, что написано в меморандуме ВЭБ.РФ. Это и промышленные, и инфраструктурные проекты, и проекты в высокотехнологичных областях, и развитие городской экономики. Фабрика может обслужить любые из этих проектов. Фабрика — инструмент, который создавался для крупных проектов. Поэтому Фабрика — это всегда синдикат. У нас даже есть формальные ограничения — претендовать на проектное финансирование могут проекты, которые начинаются от 3 млрд руб. Наш средний проект гораздо больше 3 млрд — порядка 40-60 млрд руб.
– Сможете назвать какие–то крупные проекты, профинансированные в рамках Фабрики?
– Лидерами являются несколько направлений. У нас в портфеле 5 проектов в газохимии, 6 — в металлургии (цветной и чёрной). Один из самых больших проектов — под 200 млрд руб. — в Читинской области. И таких проектов, превышающих 40 млрд руб., много. Ещё одна отрасль, которая пользуется Фабрикой, — энергетика (5 проектов). Также у нас 7 инфраструктурных проектов: по Фабрике строятся 2 больших порта и 4 аэропорта. Один из последних — «Толмачёво» в Новосибирске — мы запустили в начале этого года. Ещё строится одна региональная дорога. Есть ещё 3 высокотехнологичных проекта цифровой экономики, связанные с новыми отраслями и новыми продуктами.
– Расскажите, пожалуйста, в чем уникальность Фабрики?
– В Фабрике есть довольно специфическая, необычная субсидия. Когда клиенты входят в сделку, то они на эту дату получают предложение коммерческих банков по плавающей ставке: ключевая ставка ЦБ плюс маржа, при этом ключевая ставка фиксируется на определённом уровне. Исторически 90% наших проектов получили верхние ограничения ключевой ставки на уровне 6,5–7%, средняя маржа составляет порядка 2,5-3%. То есть максимум — ключевая ставка плюс маржа — это где–то 9–10%. Вот такую эффективную ставку получают наши клиенты. Когда ключевая ставка превышает установленный предел (6,5–7%), то разницу выплачивает ВЭБ.РФ, получая затем субсидию от Минэкономразвития. Например, весной прошлого года ключевая ставка была 20%. Вот разницу между 7% и 20% в 13% мы компенсировали нашим клиентам. Когда на рынке бушевали страсти по ставкам, все наши клиенты остались жить в процентном расходе на уровне 9–10% годовых.
Было время, когда ставки были действительно низкие, например, у нас ключевая ставка доходила до 4,25%. Когда ключевая ставка ниже установленного предела, это просто дополнительная экономия в проекте для инвестора. То есть он при низких ставках получает ту ставку, которая существует на рынке, а при высоких он защищён от риска, что его ставка выходит за пределы вот этих 9–10%. Так работает эта субсидия. Она позволяет выдавать длинные деньги. Вместе с нами внутри Фабрики кредит на 10 и более лет — не редкость.
Эта субсидия снимает риск как с инициатора проекта, так и с банков. Банки получают ту ставку, которая существует на рынке, то есть они не несут процентный риск. И получается, что банки готовы идти с нами в кредиты гораздо длиннее, чем они были бы готовы давать самостоятельно. Поэтому с точки зрения сроков, наверное, это самый длинный механизм, который сейчас есть на рынке. Самый большой срок кредита — 17 лет. В большинстве наших проектов основная ликвидность — это не ликвидность ВЭБа, а основном деньги коммерческих банков. Мы, как правило, стараемся взять на себя меньший объём с точки зрения участия, но предоставляем конструкцию Фабрики, в которой существует хеджирование процентной ставки.
– Каковы параметры участия партнёров, размеры траншей?
– У нас в Фабрике есть транш А. Это — деньги ВЭБа. Они могут составлять от 10% до 40% от размера кредита. Транш Б — деньги коммерческих банков — могут составлять от 60% до 90%. Если в самом начале первую пару сделок мы делали где–то в долях 40% на 60%, то сейчас ВЭБ даёт в основном 10%, а вся остальная ликвидность идёт от коммерческих банков. Изначальный синдикат — деньги ВЭБа и коммерческих банков — закрывает основную стоимость капитальных затрат, чтобы профинансировать проект.
Есть ещё один интересный элемент — транш В. Это специальный транш от ВЭБа, который позволяет иметь подушку безопасности на случай увеличения стоимости проектов. Если вдруг проект вышел за изначальные параметры бюджета, то транш В может быть источником этих дополнительных денег. Также он позволяет инициатору использовать эти деньги для оплаты процентов коммерческим банкам. Для инвестора это очень удобный инструмент. К 10% ВЭБа от синдиката можно добавить ещё процентов, наверное, 15 — наше участие в этом специальном транше. Он не всегда выбирается, не всегда используется, но почти в каждом случае банки сами настаивают, чтобы такой резервный источник тоже был в синдикате.
Бывают ситуации, когда банки хотят, чтобы ВЭБ.РФ взял на себя не 10%, а, например, 30%. Они готовы давать только 70%. Тогда мы увеличиваем свою долю участия, доводим её до уровня, комфортного банкам. При этом всё равно субсидия работает на весь кредит — и на наши деньги, и на деньги банков. Таким образом, процентный риск снимается со всего кредита. Важно заметить, что Фабрика работает в рублях, мы даём кредиты только в рублях, и это тоже сильно упрощает дело.
– Сколько средств государство потратило на фабричные субсидии?
– За 4 года работы Фабрики размер субсидий составил порядка 7 млрд руб., при этом наш текущий портфель — где-то на 1,6 трлн, а реально выдано живых денег в проекты — 700 млрд (450 млрд — это деньги ВЭБа и банков–партнёров, ещё 250 млрд — деньги инвесторов). И это всё проектное финансирование. С точки зрения бюджетной эффективности получается, что за 7 млрд руб. субсидий мы создали инвестиций на 700 млрд. Если честно, я не знаю ни одной программы, которая имела бы такую высокую бюджетную эффективность с точки зрения объёма субсидии против объёма созданных инвестиций.
Основная сумма, порядка 6 млрд руб., была в прошлом году, когда ставка взлетела до 20%, и были основные выплаты по этому хеджирующему механизму. То есть по большому счёту первые 3 года существования Фабрики мы почти не платили субсидии. Она была не нужна, все инвесторы просто понимали, что они застрахованы от шока. А вот прошлый год — это был как раз шок, когда мы реально заплатили, и соответственно все инвесторы не только осознавали, что есть страховочный механизм, они реально получили выплату по этой страховке. Поэтому у нас Фабрика, с одной стороны, не так много денег потребовала, с другой — она всех защитила, особенно в прошлом году. Мы и пообещали, и выполнили.
– Если без этого механизма бизнес будет получать кредиты на открытом рынке, то какие будут условия? По сравнению с теми условиями, которые предлагаются в рамках синдиката с участием ВЭБа?
– Допустим, клиент получил точно такую же котировку — ключевая ставка плюс маржа 3%, а в марте прошлого года ключевая была 20% плюс 3%. То есть весь риск увеличения ставок на рынке лежал бы на клиенте, например, весна прошлого года стоила бы нашему инвестору 23%, а не 9,5%. Вот так это работает. Другой вариант — можно попросить у банка фиксированную ставку, где он гарантирует её неизменность. Но банки не готовы давать такую ставку на срок свыше трёх лет. Получается, что на длинный срок фиксированную ставку ты получить не можешь, а если запрашиваешь плавающую, то несёшь процентные риски.
– То есть можно сказать, что поэтому большой бизнес приходит со своими проектами в ВЭБ.РФ?
– Абсолютно. Получается, что Фабрика — это гарантия неизменности ставки, но она сделана в таком виде, что, защищая инвестора, позволяет банкам жить в рыночных условиях. Что происходило, когда ставка была 20%? Наш клиент платил банкам полную ставку (20% плюс маржа), в тот же день ВЭБ.РФ компенсировал разницу в 13%. То есть в конечном итоге заёмщику это стоило 7% плюс маржа, а банкиры получали ту ставку, которая есть на рынке. Именно потому, что банкиры всё время получают рыночную ставку, они готовы давать длинные деньги, так как ничем не рискуют. Какие деньги есть на рынке, такие они взяли и отдали клиенту. Фабрика хороша тем, что она позволяет привлечь коммерческие банки и взять у них длинные деньги. Тут смысл не в том, что ВЭБ выдаёт какие–то льготные или специальные деньги. Основное преимущество в том, что такая конструкция позволяет банкирам выдавать длинные кредиты.
– Насколько я знаю, уже более 20 банков заключили с ВЭБ.РФ договор о намерении участвовать в синдикатах. Как дальше с ними выстраивается работа?
– Очень больная тема. Я лично посвятил много времени тому, чтобы количество наших банков–партнёров увеличилось. Сколько у нас подписано соглашений — не столь важно. Важно — с кем мы сделали сделки. Сделки мы сделали, к сожалению, только с 4 крупнейшими банками. Как только мы начинаем обсуждать с остальными банками участие в Фабрике, даже несмотря на субсидию, им достаточно сложно войти в эту сделку. На это есть несколько причин. Они вроде бы защищены от процентного риска, но внутри банка не всегда могут оценить проектный риск. Мы всё–таки говорим о проектном финансировании, где полагаемся на наше суждение о будущих денежных потоках. Для этого нужна специальная экспертиза, которая есть в крупных банках, а более мелкие банки чаще оценивают кредитоспособность существующего предприятия. Плюс не каждый из них умеет работать с синдикатами. Нужно иметь специальную квалификацию, чтобы войти в сделку синдицированного кредита. Вся эта совокупность сложностей не позволяет остальным банкам принять решение по участию в проектной сделке, когда всегда есть альтернатива выдать более короткие деньги на баланс.
– Можете еще раз назвать преимущества Фабрики для коммерческих банков?
– Первое — это субсидия, то есть они вообще не заботятся о процентном риске. Второе — разделение риска, когда сделки измеряются десятками миллиардов рублей. Банки понимают, что несут риски в объёме своего участия. Ещё есть определённое регулирование ЦБ, которое позволяет участникам Фабрики взвешивать кредиты по коэффициенту 100%, а не 130%. Если бы банки шли просто сами по себе в проектное финансирование, то на каждый выданный рубль они должны были бы резервировать капитал на 1,3 руб. Для Фабрики существует понижающий коэффициент, который позволяет смотреть на сложную проектную сделку с точки зрения регуляторов как на обычную балансовую.
Из-за того, что почти все сделки проектного финансирования в последние несколько лет происходят с участием Фабрики ВЭБа, подход к структурированию таких сделок сильно стандартизировался. В проектном финансировании большое значение имеют различные внешние экспертизы. Банки, например, в технологиях мало понимают, они зовут специальные компании, которые делают оценку технологических рисков. Банки не очень понимают, как продавать металл, медь, золото или что–то ещё. Они, как правило, заказывают маркетинговые исследования.
Теперь мы выставляем одинаковые техзадания консультантам, одинаково структурируем сделки, используем одинаковые инструменты защиты тех или иных рисков, одинаково подходим к созданию страховых программ по этим сделкам и так далее. Банки получили больше бизнеса за счёт того, что мы теперь все вместе можем поддержать большее количество проектов.
– Кто проводит экспертизу проектов и оценивает риски для каждого проекта, который проходит через Фабрику?
Риски оценивает каждый банк самостоятельно. Он должен провести свою экспертизу, оценить риски проекта, вынести сделку на свои коллегиальные органы. Из-за того, что подходы сейчас стандартизированы, эти решения стали прогнозируемыми. Все вводные данные у нас одинаковые, то есть мы все смотрим на одну и ту же финансовую модель, мы смотрим на одно и то же заключение технического или маркетингового консультанта, у нас единый договор с едиными ковенантами и так далее. То есть всё одинаковое, но процедура внутри каждого банка своя.
– А почему ВЭБ не может финансировать без участия коммерческих банков?
– Идея любого института развития — не столько выдавать собственные средства, сколько создавать возможности на рынке для финансирования проектов. Наше целеполагание строится не на том, сколько мы выдали денег, а с каким коэффициентом наши деньги выданы вместе с деньгами других банков. Надо понимать, что чаще всего деньги коммерческих банков дешевле, чем наши, — это первый момент. Второе — ликвидность не сконцентрирована в ВЭБе, она находится в рынке, и тот же Сбербанк или другие банки имеют больший доступ к ликвидности, чем ВЭБ. У ВЭБа, кроме публичных заимствований, других источников нет, а у всех этих банков есть депозиты населения, депозиты компаний, другие источники. Поэтому конструкция Фабрики — это очень хороший пример правильного действия института развития. Мы даём столько денег и в такой конструкции, которая позволяет банкам эти сделки совершить. Без нас многие из этих сделок никогда бы не случились.
– Причём здесь слово «фабрика», если речь идёт, скорее, о каких–то штучных историях?
– Фабрика в принципе сильно продвинула проектное финансирование в России. Я не помню такого периода времени, когда было такое количество сделок в проектном финансировании. Сейчас в Фабрике около 30 проектов. Понятно, что это не сотни проектов, но это и не ипотека там, когда одно отделение банка выдаёт ее сотнями в день. Количество проектов в таком формате — это достаточно уникальное достижение. Это, конечно, не фабрика в классическом понимании, когда штампуют одинаковые проекты, но название прижилось среди клиентов и банкиров, стало нарицательным.
– Какие планы по кредитованию в рамках Фабрики проектного финансирования на ближайшие год–два?
– За прошлый год сильно увеличилось количество потенциальных проектов. Почему? Потому что все увидели реально работающий механизм. Соответственно, пришло очень много проектов, которые раньше вызывали сомнение. Их несколько десятков. Хотя, по моим оценкам, как минимум половина из них случится. Мы всегда работаем с гораздо большим количеством проектов, чем на деле доходит до живого закрытия. Поэтому даже если половина случится, мы всё равно за 2–3 года ещё полтора–два трлн руб. добавим к текущему портфелю. Это будет несколько триллионов длинных инвестиций, идущих в экономику страны.
– Хватит ли средств и у ВЭБа, и у коммерческих банков на все эти проекты?
– С формальной точки зрения лимита хватает на 2,5 трлн. Фабрика ограничена возможностью выдавать транш А в объеме 500 млрд — это потенциальное возможное участие ВЭБа в этом транше. Из этих 500 млрд по тем сделкам, которые уже подписали, мы израсходовали порядка 250 млрд. То есть 250 млрд руб. у нас уже зарезервировано — это участие ВЭБа в существующих сделках, наша доля. Если мы будем продолжать в том же духе, то оставшиеся 250 млрд как раз могут привлечь до 2,5 трлн инвестиций. Поэтому пока у нас хватает денег. Плюс мы получили довольно хорошую поддержку — в конце прошлого года нам выделили 120 млрд средств ФНБ. Как раз на наше участие в Фабрике. Поэтому с точки зрения ликвидности мы в принципе закрыли все свои потребности.
– Подписано постановление о внесении очередных изменений. В чём их суть?
– Основное изменение, которое будет в дальнейшем двигать Фабрику, это то, что нам разрешили делать проекты не только на специальных компаниях, но на балансах существующих. Можно просто на существующем заводе делать какую–то крупную модернизацию, пристраивать второй завод и так далее. Почему это важно? Процесс создания специальной компании под проектное финансирование — это долгая история, а в моменте очень важно обслужить наших производственников как можно быстрее. Поэтому, когда мы имеем возможность выдать на баланс, принять риск существующих денежных потоков, это даёт возможность делать сделки гораздо быстрее. Очень сильно упрощается процедура — как со стороны клиентов, так и со стороны банков. Из всех изменений Фабрики, которые сейчас есть, это, наверное, самое главное.
Второй важный момент — нам продлили срок льготного соотношения собственных и заёмных средств. У нас всегда было ограничение — как минимум 20% должны быть деньги инвестора, а 80% дают банки. С деньгами инвесторов у нас достаточно тяжело, часто не хватает капитала. Поэтому мы приняли решение в прошлом году ослабить это соотношение на 15/85. То есть мы с инвестора просим теперь 15%, а банкиры дают оставшиеся 85%. И вот это соотношение нам разрешили использовать до конца 2024 года.
Ещё появилась возможность использовать фонды акционерного капитала. Это отдельное начинание, по которому мы вместе с банками договорились организовывать такие фонды как раз для того, чтобы давать деньги в проекты, где не хватает капитала. Фонд структурируется таким образом, что основной риск принимает на себя ВЭБ.РФ. За счёт этого банки готовы давать деньги в капитал. Мы надеемся, что создание фонда (он теперь прописан как один из источников собственных средств в постановлении по Фабрике) тоже поможет довести ряд проектов до начала реализации. Вот три фундаментальных изменения, которые очень положительно повлияют на то, сколько, как и с какой скоростью мы будем делать проекты.
Мы с Фабрикой стартовали в начале 2018 года, уже через год внесли первые изменения и где–то раз в полтора года выходим с каким–то новым набором изменений, каждый раз делая этот механизм всё более и более удобным для наших инвесторов и банкиров. Поэтому обсуждения, модернизация происходят постоянно. Сейчас мы затеяли более кардинальную беседу, хотим найти вариант разделения риска без синдиката, упростить эту часть. Конкретики пока нет, но я думаю, что за месяц–полтора эти идеи во что–то превратятся.
– Вы уже считали, сколько проектов планируете поддержать за счет средств фонда?
– Пока обсуждаем 5–7 проектов. Есть теоретическая возможность поддержать до 2 трлн инвестиций, участвуя деньгами фонда (10% от суммы проекта). Я думаю, будет сильно зависеть от того, как мы сделаем первые проекты. Вот тогда можно будет быстро оценить, сколько ещё проектов и в какие сроки пойдут. У нас с Фабрикой было ровно то же самое. Когда теоретически обсуждали, были только идеи, никто не решался войти в эти отношения. Пять лет назад это было сложно. Синдикат — это было страшно. Как только мы сделали первые два проекта, сразу появилась очередь, потому что все увидели работающий механизм. То же самое будет с фондом. Не столь важно количество потенциальных проектов. Важно — насколько быстро и качественно мы отработаем первые два.
– Как родилась такая идея?
– Нехватка акционерных денег — давняя проблема российской экономики. Она усугубилась в 2022 году ввиду усиления рисков в экономике. Сама идея родилась в недрах обсуждений некоторых наших проектов вместе с коллегами из одного банка — основного партнёра по Фабрике. У нас было несколько проектов, где мы никак не могли сложить сделку из–за нехватки капитала, риски были не разумны с точки зрения коммерческого банка. Стали рассуждать, как можно привлечь деньги. Родилась идея, что деньги может дать коммерческий банк, а ВЭБ как институт развития возьмет на себя риск. Её поддержал и помог довести до реализации глава Минэкономразвития РФ. В итоге ВЭБ как институт развития подставляет такое значимое плечо и дает возможность выдавать длинные деньги в экономику.
– Когда появится фонд, и на каких условиях он будет действовать?
– Мы ожидаем, что он появится этим летом. Есть пара проектов, которые потенциально для него подходят. Сам фонд структурирован таким образом, что нам разрешили принять на себя риски в объёме 200 млрд руб. Этот риск мы принимаем так: треть этих денег мы даём сами, две трети в фонд дают коммерческие банки, но мы гарантируем, что вернём им эти деньги с некой минимальной доходностью в 4%. В худшем случае банки уйдут просто с низкой доходностью, но ничего не потеряют. Получается, что риск на ВЭБе — деньги с рынка.