Европейская угроза: военный потенциал и внутренние противоречия

Как обстоят дела с затеянным европейскими политиками и ВПК масштабным перевооружением? Что у них в приоритете, что уже удалось осилить, а что остается «бутылочными горлышками»? Об этом в беседе с «Моноклем» рассказала профессор НИУ ВШЭ, заместитель директора Института мировой военной экономики и стратегии Екатерина Дегтерёва. Эксперт также поделилась прогнозом европейских военных возможностей через пять лет, дав при этом характеристику потенциальным угрозам для России.

Читать на monocle.ru

— Не раз отмечалось, что украинский конфликт опустошает арсеналы техники и боеприпасов Европы, запасы вооружений уходят Киеву. Можно ли сказать, как конкретнее обстоит ситуация – насколько, в самом деле, оскудели арсеналы европейских армий, какой номенклатуры вооружений там критически мало?

 — Сложно реально сказать, насколько они оскудели, единой статистики ни у кого нет.  Однако по некоторым признакам можно в целом оценить картину запасов.

Так, военная поддержка Украины в 2025 году со стороны ЕС и стран членов оценивается примерно в 66 миллиардов евро, из них через Европейский фонд мира привлечено 6,1 миллиардов евро, а взносы стран-членов составили около 59,9 миллиардов евро (эти данные по состоянию на декабрь 2025 года приводятся на официальном сайте Комиссии ЕС).

Совокупные оборонные расходы стран ЕС в 2025 году ожидаются на уровне 381 миллиардов евро, это на 11% выше 2024 года и на 63 % выше уровня 2020 года. Доля военных расходов в ВВП оценивается уже в 2,1% (тоже официальные данные Комиссии ЕС).

По некоторым открытым документам 2025 года можно выделить отдельные номенклатуры вооружений, где дефициты выглядят наиболее острыми.

Первая группа, это боеприпасы, годовая мощность Евросоюза по изготовлению которых возросла с 300 тысяч в 2022 году до примерно 2 миллионов единиц к концу 2025 года, в том числе в рамках Акта поддержки производства боеприпасов ЕС (ASAP, Act in Support of Ammunition Production).

Вторая группа это системы ПВО и особенно средства противодействия БПЛА, в ряде докладов Комиссии ЕС их поставка остается приоритетом.

Наконец, есть некоторые структурные дефициты. Например, у ЕС заметно меньше самолетов-заправщиков и тяжелых транспортных самолетов, чем у США: около 247 против 1 210 по оценкам Европейского оборонного агентства.

— Что потребуется Европе с точки зрения времени, чтобы восполнить эти дефициты?

— По времени картина тоже неоднородная.

По простым позициям (прежде всего, боеприпасам) рост производственных мощностей уже произошел, но достижение складских нормативов при одновременных поставках Украине потребует поддержания высоких темпов производства на протяжении нескольких лет.

По более сложным вооружениям сроки значительно дольше: по официальным документам парламента Евросоюза расширение производства технологически сложных систем оказалось «медленным и дорогим» из-за недостатка сырья и необходимости привлечения специализированных субподрядчиков.

В «Дорожной карте готовности к обороне 2030» ЕС прописаны некоторые этапы по четырем ключевым проектам для «противодействия внешним угрозам на земле, в воздухе и в космическом пространстве» («Восточный фланговый дозор», «Европейская стена беспилотников», «Европейский воздушный щит» и «Европейский оборонный космический щит»): обеспечить  минимум  40 % совместных  оборонных закупок к концу 2027 года, а к 2028 году этот показатель должен вырасти до 55%, включая поставки оружия за счет новых мощностей на Украине, где крупнейшие европейские оборонные концерны планируют локализовать  свои предприятия.

И вопрос уже даже не в бюджете, а в возможности полноценно «освоить» такое финансирование.

Кстати, помимо запланированных совокупных оборонных расходов стран Евросоюза (381 миллиард евро в 2025 году), на уровне «надстроек» добавляются общеевропейские инструменты финансирования, например SAFE (Security Action for Europe, европейский фонд, созданный для содействия оборонным инвестициям – «Монокль») с потолком до 150 миллиардов евро в виде займов под совместные закупки. И еще есть новый целевой ориентир от НАТО в 5% ВВП на оборону и безопасность к 2035 году.

— А что насчет необходимых для этого технологий? И, кстати – производственных мощностей?

— Да, деньги (пусть в кредит), но уже есть, спрос – тоже есть. Проблема как раз в технологиях и производственных мощностях, а они упираются в нехватку узкоспециализированных субподрядчиков, длинные производственные циклы по сложным высокотехнологичным системам и нехватку кадров.

Это напрямую признается в программных документах 2025 года как ЕС, так и НАТО, но пока по большей части все сводится к лозунгам «наращивать оборонно-промышленное сотрудничество», «использовать новые технологии» и «устранять торговые барьеры в оборонной сфере между союзниками».

Как ответ на эти вызовы, показательна, например, структура целей программы ASAP, призванной устранять «узкие места»: 248 миллионов евро – производство пороха, 124 миллиона евро – взрывчатых веществ, 90 миллионов евро – снарядов, 50 миллионов евро – ракеты.

По боеприпасам с учетом уже запущенных производственных мощностей можно действительно констатировать определенный успех, есть определенный задел для выхода на декларируемую мощность (2 миллиона артиллерийских снарядов калибра 155 мм) к концу 2025 года.

По ракетам – сложнее. С одной стороны, европейские производители ускоряются. Компания MBDA (Matra BAE Dynamics Alenia, европейский разработчик и производитель ракетных систем «Монокль») в 2025 году заявляла, что в период с 2023 по 2025 годы удвоила производство новых ракет и планирует инвестировать еще 2,4 миллиарда евро с 2025 по 2029 годы для дальнейшего наращивания мощностей.

С другой стороны, по ряду систем Европа все еще сильно зависит от американских технологий и цепочек, что видно на примере ракет Patriot: система американская, а локализация производства в Германии запланирована только на 2026 год.

Есть и технологические риски кооперации (наиболее острые – по авиационным системам) самой Европы. Классический пример – разногласия из-за «национального эгоизма» и нежелания уступать лидерство среди ключевых участников (Германии, Франции и Испании) программы по строительству истребителя шестого поколения Future Combat Air System (FCAS).

Наконец, производственные мощности упираются в кадры. Оборонные компании испытывают дефицит кадров и конкурируют за работников, поднимая зарплаты и расширяя найм. Кадровая проблема уже сейчас существенно ограничивает расширение оборонного производства в Евросоюзе.

— Само оружие, очевидно, применять себя не может. Как в Европе обстоят дела с точки зрения живой силы, что можно сказать о количестве военнослужащих, растет ли оно?

— На наднациональном уровне в своих свежих отчетах Европейское оборонное агентство не приводит прямых цифр по совокупной численности действующих военнослужащих, но отмечает, что их количество в 2024 году выросло примерно на 1% и в целом оставалось стабильным в предыдущие годы (по разным оценкам совокупная номинальная численность армий европейских стран НАТО составляет 1,9 миллиона человек в 2025 году).

По отдельным странам картинка неоднородная. Кто-то резко расширяет вооруженные силы, где-то они не увеличиваются совсем.

Например, Польша увеличила численность армии с 116,2 тысяч человек в 2020 году до 176 тысяч в 2022 году и до 233,8 тысяч в 2025 году (оценочно), то есть фактически рост составил 101% по сравнению с 2020 годом и 32,8 % с 2022 годом.

Германия в сравнении выглядит почти стабильной: 183,9 тысяч в 2020 году, 183,2 тысячи в 2022 году и 186,4 тысячи в 2025 году (оценочно), то есть прирост составляет около 1-2 %. Швеция увеличила численность с 20,1 тысячи в 2020 году до 24,9 тысяч в 2025 году (оценочно) – примерно на 23,9 %.

— Резюмируя – по совокупности факторов, на ваш взгляд, насколько Европа сейчас является грозным противником? И как, предположительно, будет выглядеть через 5 лет?

— В 2025 году Европа как военный противник представляет наибольшую угрозу именно в формате НАТО, потому что там сосредоточены ключевые элементы координации, а также значительная часть критических военных возможностей.

Но мы видим, что сама Европа быстрыми темпами «перенастраивает» экономику и бюджеты под оборону, и уже, по сути, практически сформирована оборонно-промышленная стратегия Евросоюза.

При сохранении текущей динамики через 5 лет, то есть к 2030 году, Евросоюз будет существенно более подготовлен к длительной войне высокой интенсивности, чем сейчас, прежде всего за счет боеприпасов, ПВО, беспилотных систем и логистики.

Но при этом представить, что наиболее серьезные игроки (прежде всего Германия, Франция и Польша) преодолеют разногласия и объединятся в коалицию, все равно затруднительно.

— На фоне таких тенденций хотелось бы обозначить часто звучащий сегодня вопрос о предполагаемой войне Европы против России. Ждать ли ее или не ждать?

— Пока не будет политической воли НАТО, сами по себе европейцы на Россию не нападут. Да, они сформируют прочную промышленную базу, существенно нарастят оборонное производство. Но без сигнала от НАТО прямая война не начнется. 

Скорее можно говорить о высоком уровне напряженности, возрастании провокаций, разного рода гибридных действиях, воздействии на критическую инфраструктуру.

— А что можно сказать о прогнозе, включающем локальные приграничные конфликты? И будут ли европейские страны в таком случае действовать сообща?

— Риск локальных приграничных конфликтов действительно повышен на фоне роста военных расходов и общего перевода экономики ЕС на военные рельсы.

Однако преодоление фрагментации оборонного рынка и полноценная военная коалиция крупных игроков Евросоюза маловероятна: скорее можно говорить о наращивании совместных проектов в рамках и на время выделенного финансирования.