Война, развязанная Америкой в отношении Китая, больше напоминает риторическую перепалку, чем полномасштабную холодную войну. Всеобъемлющее давление со стороны США не в состоянии остановить развитие Китая. Запад оправдывает войну, тогда как Китай любит мир. В конечном счете он сумеет добиться великого обновления китайской нации
Одним из ключевых явлений международной экономико-политической повестки последних трех лет стало противостояние США и Китая. В эксклюзивной статье, подготовленной для журнала «Эксперт» профессором Народного университета Китая Ван Вэнем (Wang Wen), представлен подробный анализ противостояния двух супердержав в исторической перспективе. Автор является неправительственным экспертом, тем не менее, на наш взгляд, статья довольно точно отражает представления китайской элиты о стратегии КНР в отношениях с США и международных делах в целом.
Ведомая администрацией президента Джо Байдена, Америка будет существенно менее мощной державой, чем раньше. Оценка складывающейся в отношениях Китая и США ситуации как «ловушки Фукидида**» не вполне точна. Скорее речь идет о «ловушке соблазнов начать войну», спровоцированной некоторыми американскими политиками в ожидании стратегических просчетов Китая. Они пытаются отвлечь внимание от внутренних американских проблем и достичь внутриамериканского консенсуса и солидарности, спровоцировав «новую холодную войну» с Китаем, что позволило бы поддерживать и дальше глобальную гегемонию Соединенных Штатов. Китай должен осознать этот замысел и настроиться на затяжное противостояние с Америкой, придерживаясь принципов открытости и сотрудничества с остальным миром, с одной стороны, и следуя пути внутренних реформ и развития — с другой. В конечном счете Китай вырвется из ловушки, сумев добиться великого обновления китайской нации.
**Фукидид — древнегреческий мыслитель и историк, автор «Истории Пелопонесской войны», в которой он описывал военный конфликт между Спартой и Афинами. В наше время американский политолог Грэм Аллисон применил термин «ловушка Фукидида» для объяснения механизмов возникновения войн, когда могуществу страны-гегемона бросает вызов восходящая новая держава.
В начале 2020 года бывший госсекретарь США и экс-президент Всемирного банка Роберт Зеллик писал в Wall Street Journal: «Сторонники “новой холодной войны” заявили о своих угрозах Китаю, однако вовсе не пытаются их осуществить», — и продолжил: «Воины “новой холодной войны” не в состоянии сдержать Китай, учитывая его связи по всему миру; другие страны не присоединятся к нам в этой войне». Международное реноме Вашингтона сейчас в корне отличается от того, которым обладали США в момент образования НАТО в 1949 году. Зеллик признает, что единственный способ наладить конструктивное взаимодействие с Китаем — снизить градус эмоций.
Академическое определение холодной войны базируется на четырех критериях: всеобъемлющая конфронтация, идеологическое противостояние, наличие стран-последователей, превращающее противоборство супердержав в конфронтацию двух лагерей, и, наконец, экономическое состязание. Китай и Соединенные Штаты в годы президентства Дональда Трампа испытывали серьезные трения в самых разных областях, однако это все же сильно отличалось от конфронтации Америки с Советским Союзом в период холодной войны. За редкими исключениями абсолютное большинство стран не желают выбирать сторону в противостоянии Китая и США, так что вероятность формирования двух противоборствующих лагерей крайне мала. «Китай находится в центре глобальной транснациональной производственной цепи, в которой много союзников Америки. А значит, непохоже, что мы увидим формирование системы конкурирующих международных альянсов, подобных тем, которые мы наблюдали в годы холодной войны», — резюмировал в недавнем докладе Томас Кристенсен, бывший помощник госсекретаря США.
Если мы рассмотрим реальное сотрудничество Китая и США в 2020 году, мы увидим, что давление американских политиков на Китай мало соответствует уровню фактического экономического и торгового взаимодействия двух стран.
Американо-китайский товарооборот в первом полугодии прошлого года составил 239,4 млрд долларов, на 14,6% меньше, чем за соответствующий период 2019-го, однако это существенно меньший спад, чем 25,8-процентное отставание в торговле по итогам первого квартала. Уже в августе 2020 года из Китая в США было отправлено на 19% больше контейнеров, чем годом ранее. Есть и другие свидетельства интенсивного восстановления двусторонней торговли после резкого спада в начале прошлого года, в разгар ограничительных мер в ответ на пандемию коронавируса. Более того, Китай остается для США крупнейшим источником импортных товаров, его доля составляет 17,1%, что ярко демонстрирует взаимозависимость экономик двух стран.
В социальной сфере налицо искренний взаимный интерес американцев и китайцев друг к другу. Есть примеры взаимопомощи. Когда Китай в феврале прошлого года первым принял на себя удар эпидемии, страна получила значительный объем публичных пожертвований из США. В дальнейшем, когда волна эпидемии накрыла США, Китай экспортировал туда предметы первой необходимости, а также осуществлял гуманитарные поставки. Так, к середине сентября Китай поставил в США 30 млрд защитных масок.
В финансовом секторе тренд на углубление интеграции между двумя странами не прерывался. К середине августа минувшего года более двух дюжин китайских компаний прошли листинг и разместили акции на американских биржах, что позволило им привлечь более 4 млрд долларов, это больше, чем за весь 2019 год (3,5 млрд долларов). В период с начала президентства Трампа в январе 2017 года по март 2020-го портфель нерезидентов, владеющих китайскими акциями и облигациями, удвоился. Целый ряд компаний, таких как Goldman Sachs, Morgan Stanley, JPMorgan Chase & Co., Standard & Poor’s, Fitch Ratings и другие, значительно расширили свой бизнес и увеличили масштаб операций в Китае. Конечно, за этим стоит и продвижение Китая по пути углубления реформ и открытости.
Учитывая все вышесказанное, война, развязанная Соединенными Штатами в отношении Китая, больше напоминает риторическую перепалку, чем полномасштабную холодную войну. Да и риторика была неоднозначной. В феврале 2020 года президент Трамп в своих твитах неоднократно подчеркивал достижения Китая на переднем крае противостояния эпидемии. В начале марта число инфицированных коронавирусом в США превысило 10 тыс. человек и затем стремительно выросло до миллиона, на Трампа обрушился шквал критики со стороны медиа и политических оппонентов из Демократической партии, обвинявших его за ошибки в борьбе с эпидемией. Поэтому уже с середины марта Трамп пытался переключить внимание американской общественности, взвалив вину за пандемию на Китай. Госсекретарь Майк Помпео усилил критику Китая и попытался объединить другие страны для противостояния ему. В июле Помпео выступил с речью, получившей неформальный ярлык «новая холодная война», в бывшей резиденции президента Ричарда Никсона. Кандидат в президенты от Демократической партии Джо Байден, опасаясь, что избиратели припишут ему прокитайские симпатии, тоже присоединился к критике Китая. В конце сентября число зараженных COVID-19 в США превысило 7 млн человек, а число погибших от вируса — 200 тыс., около четверти всех жертв по миру. По мере приближения дня выборов Трамп и Байден вели кампанию критики Китая, соревнуясь в жесткости риторики.
Прослеживая эволюцию американского общественного мнения, следует признать, что постоянное давление американского политического истеблишмента на Китай имело определенный эффект. Информация о развитии эпидемии и связанная с ней озабоченность зачастую уходили на второй план, уступая обсуждению коллизий во взаимоотношениях Соединенных Штатов и Китая.
Однако история не может базироваться на лжи американских политиков. Столкнувшись с беспочвенными обвинениями со стороны администрации Трампа, особенно Майка Помпео и ряда других ее представителей, Китай был вынужден защищаться. В этой войне обвинений на карту поставлены правдивость фактов и этика истории. И американский голос в этой полемике не единственный: Китаю есть чем ответить.
Однако реакция китайского руководства на обвинения и давление американских политиков в целом сдержанная. Если реакция МИД КНР была в целом вынужденно симметричной, то высшее руководство Китая сохраняет спокойствие и толерантность по отношению к Соединенным Штатам.
Из нашего вывода о преимущественно риторической войне между Китаем и США вовсе не следует, что политика давления администрации Трампа на Китай не оказала никакого влияния. Напротив, она оказала значительное воздействие на некоторые персоны, институты, компании и сферы деятельности в Китае. Однако долгосрочный вектор китайского развития остался неизменным, администрации Трампа не удалось его заблокировать, а истинный ущерб политики давления на Китай оказался ограниченным.
Например, Трамп в 2018 году объявил одностороннюю торговую войну против Китая, однако в конце концов вернулся за стол переговоров и подписал всеобъемлющее торговое соглашение с Китаем, при этом последний по-прежнему имеет значительный профицит в торговле с Америкой. Попытки администрации Трампа пресечь китайские инвестиции в Соединенные Штаты не смогли остановить «тихое» сотрудничество между финансовыми сообществами обеих стран. Неразумная и неоправданная попытка разрушить бизнес компании Huawei привела лишь к росту глобальной популярности этого китайского электронного гиганта. В первом полугодии 2020-го Huawei, обойдя Apple и Samsung, стала мировым лидером по объему продаж мобильных телефонов.
Администрация Трампа приняла в июне минувшего года Закон об автономии Гонконга, который предусматривает санкции в отношении официальных лиц Гонконга и материкового Китая, которые, по мнению США, способствуют нарушению автономии этой территории. Этот закон привел лишь к росту патриотизма жителей Гонконга, лишил их всяческих иллюзий относительно намерений Америки.
Преследование китайских ученых и исследователей в США привело к негативным результатам в краткосрочном плане, однако в долгосрочной перспективе будет способствовать возвращению талантливых китайских ученых и студентов на родину.
Под давлением Трампа китайцы стали более трезвыми и зрелыми. Китай не желает быть боксером на ринге, противостоящим США. Он хочет быть, подобно воздуху и крови, посредником между Америкой и глобальными интересами. Соединенные Штаты определенно не располагают мощностью, способной выкачать весь воздух и всю кровь, в которой они нуждаются. Как подчеркивал в докладе летом 2020 года американский мозговой трест, Фонд информационных технологий и инноваций (ФИТИ), «для США и других западных стран СССР и Япония не были экономически глубоко интегрированными с Соединенными Штатами, поэтому был значительный простор для маневра. Однако подобное маневрирование в случае с Китаем для Америки затруднено, так как оно более затратно и противоречиво».
После того как число случаев заражения коронавирусом в США 20 мая 2020 года превысило один миллион человек, жесткая риторика Дональда Трампа в отношении Китая становится еще более свирепой. Трамп неоднократно грозит «прекратить любые связи с Китаем. Однако насколько реальна эта угроза? Действительно ли возможно, что в американо-китайские отношениях не будет никаких элементов взаимодействия в политике, экономике, торговле, инвестициях, науке, технологиях, образовании и других областях? Как заключают авторы ФИТИ, разрыв симбиоза между Китаем и США реализуем гораздо сложнее, чем многим кажется. Авторы приводят шесть аргументов в пользу такого заключения.
Прежде всего, есть области — это ядерные вооружения, космические исследования, ряд чувствительных сфер военной науки и инжиниринга, — где никакого симбиоза или тесного взаимодействия между двумя странами никогда не было. С момента образования Китайской Народной Республики в 1949 году Соединенные Штаты блокировали любые контакты в областях, так или иначе относящихся к национальной безопасности, так что Китаю пришлось идти своим путем либо искать других партнеров, выстраивая оборонные и космические программы. Вероятность будущей кооперации в этих областях также крайне мала.
Во-вторых, есть области, где размежевание (декаплинг) не является проблемой. Речь идет об идеологии и национальном имидже. С момента запуска рыночных реформ и провозглашения политики открытости в Китае в 1978 году США вовлекали Китай в орбиту своей политики и интересов, усиливая свое влияние на КНР на уровне университетов, культурных обменов, контактов и обменов в области образования, пытаясь способствовать тому, что американцы называли демократизацией китайской политики. После международного финансового кризиса 2008 года американский миф в глазах китайцев изрядно поблек. После давления и агрессивной риторики администрации Трампа в адрес Китая позитивный имидж Соединенных Штатов оказался полностью разрушен. После XVIII съезда Коммунистической партии Китая китайский народ стал еще более уверенно двигаться по пути социализма с китайской спецификой. Различия между Китаем и США в основополагающих идеологических установках еще более углубились, а проблемы в стратегическом взаимном доверии значительно обострились.
Третье. Высокотехнологичные отрасли могут быть дезинтегрированы, в то время как низкотехнологичные отрасли двух стран остаются тесно связанными. Трамп попытался вернуть высокотехнологичные обрабатывающие производства обратно в США и оставить в Китае только низкотехнологичные производства. Такая политика отвечала бы интересам Соединенных Штатов и одновременно уменьшила бы влияние на связанные отрасли американской экономики. Экономический советник Белого дома Том Кадлоу даже попытался «нажать красную кнопку», указав на издержки релокации для американских компаний, намерившихся покинуть Китай. Однако, судя по результатам опросов, приведенных в «Докладе о бизнесе в Китае 2020», представленном 9 сентября в Шанхае Американской торговой палатой, американские компании сохраняют оптимизм в отношении китайского рынка: 78% из них ответили, что не собираются менять свои инвестиционные планы, общий объем инвестиций будет увеличен на 5,1% по отношению к 2019 году. По оценкам доклада Bank of America Merrill Lynch, если Apple примет решение перенести производство iPhone обратно в США, издержки на их производство вырастут на 20%. Итак, некоторые высокотехнологичные компании США могут вернуться из Китая на родину, но провозглашенное Трампом полное размежевание чрезвычайно затруднительно.
Следующий пункт. Размежевание в краткосрочной перспективе и налаживание взаимосвязи в долгосрочной перспективе. Администрация Трампа принуждала некоторые компании разорвать отношения с Китаем. Рассмотрим для примера полупроводниковую отрасль. С 2018 года администрация Трампа ввела жесткие ограничения на экспорт в Китай некоторых видов полупроводников и компонентов для их производства. В марте 2020-го The Boston Consulting Group опубликовала оценку, согласно которой, если США и Китай осуществят полный декаплинг в полупроводниковой промышленности, глобальная рыночная доля США в отрасли, вероятно, упадет и составит менее 20%, доходы американской полупроводниковой промышленности упадут на 37%, и она потеряет 124 тыс. рабочих мест. Такой декаплинг приведет к реструктуризации глобальной производственной цепи. Оценивая опыт США последних двадцати лет в производстве мобильных телефонов и учитывая отставание американцев в производстве оборудования для солнечной энергетики, эмбарго США на поставки полупроводников в Китай приведет лишь к активизации там процессов импортозамещения. Понятно, что Трамп пытается реконфигурировать глобальные производственные цепочки и многостороннюю торговую систему, сложившуюся после Второй мировой войны, однако он явно переоценивает автономность США со стороны предложения и игнорирует глобальный характер спроса.
Пятое. В последние годы администрация Трампа чинит препоны для научного сотрудничества между двумя странами, но негласное понимание между китайскими и американскими исследователями имеет место и коллаборации продолжаются. Согласно данным, опубликованным в ноябрьском номере 2019 года журналом Nature, количество статей, написанных совместно китайскими и американскими учеными, выросло с 3413 в 2015 году до 4631 в 2018-м. Однако в прошлом году в США было несколько случаев арестов и депортаций китайских ученых, и американо-китайское сотрудничество в научной сфере, особенно в ряде важных и чувствительных областей, было заметно парализовано.
Наконец, есть сферы жизнедеятельности, которые с трудом поддаются правительственным запретам. Это торговля, культурный обмен, туризм. Даже несмотря на карантинные ограничения и постоянный отзыв администрацией Трампа виз у китайских студентов, начиная с лета 2020 года персональные обмены между Китаем и США быстро восстанавливаются. Соединенные Штаты одиннадцать лет подряд лидируют среди стран, куда китайские студенты направляются на учебу. Китай — страна с наибольшим охватом обучения на английском языке, а также крупнейший зарубежный рынок для голливудских фильмов. По оценкам Американской туристической ассоциации, средний китайский турист в США тратит за поездку 6700 долларов, наполовину больше, чем другие международные путешественники. Это непреодолимый соблазн для Америки, где услуги образуют свыше 80% ВВП.
Как писали американские исследователи Бовен и Оуэн в журнале Foreign Affairs, цель трамповского «декаплинга» от Китая — это не что иное, как предотвращение экономической трансформации Китая и, таким образом, сдерживание его роста, однако нынешняя китайская стратегия открытости делает решение этой задачи невозможным. Как отмечал Томас Кристенсен, «мы должны посмотреть, какой из трендов будет превалировать — к интеграции или декаплингу Китая из глобальных производственных цепочек. Решение именно этого вопроса, как никакого другого, определит, движемся ли мы к разделению мира на два противостоящих друг другу блока — во главе с США и Китаем соответственно. В отсутствие таких блоков неверно говорить о новой холодной войне, это будет уже совершенно другая форма противостояния супердержав». Таким образом, мы видим, что законы исторического развития не зависят от воли американских политиков, а стратегическая попытка воссоздания холодной войны через тотальный декаплинг Китая из мирохозяйственных связей вряд ли приведет к успеху.
Долгое время многие исследователи резюмировали законы исторического развития и будущие тренды конкуренции супердержав, используя гипотезу о неизбежности войны между державой-гегемоном и нарождающейся супердержавой из книги древнегреческого историка Фукидида «История Пелопонесской войны». В 1980-е годы некоторые ученые предупреждали, что холодная война между Соединенными Штатами и Советским Союзом является примером «ловушки Фукидида». В августе 2012 года профессор Гарвардского Университета Грэм Аллисон опубликовал в Financial Times статью, где использовал историческую метафору «ловушка Фукидида» для обозначения растущей тревоги Запада в отношении набирающего мощь Китая. В последние годы по мере растущего давления Трампа на Китай все большее число ученых начинают полагать, что Китай и США угодили в эту ловушку, самосбывающееся пророчество волшебного заклинания теории.
Действительно, от классического труда американского политолога Ганса Моргентау «Политические отношения между нациями» до работы Пола Кеннеди «Взлеты и падения великих держав» значительное число теорий противостояния супердержав ограничивались странами Запада на историческом периоде после 1500 года и сводились к вызову, который растущая держава бросала доминирующей. Все эти теории так или иначе были западоцентричными и потому ограниченными.
В колониальную эру, начиная с времен Британской империи и схватки за гегемонию между Британией и Францией до территориальной экспансии России и Соединенных Штатов и далее подъема фашизма в первой половине XX века, западные политологические теории рассматривали войны как необходимое средство для захвата населения, ресурсов, богатства и территории, а также в качестве быстрого способа ускорения роста государства. Однако эта логика в известной степени противоречит мотиву максимизации прибыли в качестве ключевой движущей силы капитализма на заре глобализации.
Однако более внимательный взгляд Грэма Аллисона показал, что «из 16 эпизодов конфронтации между действующим гегемоном и растущей сверхдержавой за последние 1500 лет двенадцать в конечном счете заканчивались войнами». Мы не в состоянии полностью раскрыть логику неизбежной конфронтации между бросающей вызов и защищающейся супердержавами. Так, в начале прошлого века, когда Соединенные Штаты превратились в крупнейшую мировую державу, они не развязали войну против державы-гегемона — Великобритании. Вместо этого две страны сформировали альянс, который действовал в ходе Первой и Второй мировых войн. Позднее в XX веке Вьетнам, Югославия, Афганистан, Ирак и ряд других стан, имевших конфликты с США, не имели намерения либо достаточного количества сил и ресурсов для противодействия мировой гегемонии США.
На протяжении пяти тысяч лет мировой истории причиной заката большинства государств-гегемонов становилась не столько внешняя конкуренция с другими державами, сколько внутренняя слабость. Именно так обстояло дело с закатом более двадцати императорских династий в Китае, по внутренним причинам упадок поразил и Римскую империю. В книге 1984 года «История Рима при императорах» немецкий историк Александр Демандт перечислил 210 причин падения Рима и показательно отметил, что «единственным различием между Соединенными Штатами и Римской империей было то, что в США не управляли колесницами». Американский исследователь Карен Мерфи в книге «Является ли Америка Римом?» писала, что рост коррупции, коллапс институтов, экономическая стагнация являются элементами ослабления Соединенных Штатов, сходными с Римской империей.
Таким образом, некоторые американские исследователи используют «ловушку Фукидида» для описания современных взаимоотношений Китая и США, которая не только недоучитывает внутренние факторы ослабления сверхдержавы-гегемона, но и подчеркивает «китайскую угрозу», чтобы усилить внутреннюю сплоченность Америки. Вместо того чтобы сокрушаться ослаблением Соединенных Штатов под влиянием набирающего мощь Китая, более полезно было бы задуматься, почему США были вовлечены в войны за пределами своей территории 90% времени существования государства, особенно в последние годы, когда несколько войн подорвали мощь Америки и затронули весь мир.
Китайские исследователи должны вырваться из логики «ловушки Фукидида» и подвергнуть критике тех, кто использует логику войны для описания будущего противостояния главных супердержав современности. Значительное число европейских и американских мыслителей, таких как Клаузевиц, Элиас и Кили, положительно оценивали значение войн для развития цивилизации. Наиболее показательна точка зрения профессора Стэнфордского университета Иана Морриса, который писал в книге 2014 года «Война»: «Война создает более крупные общества, которые делают жизнь людей не только безопаснее, но и богаче». Это морально порочное мнение, фактически оправдывающее колониализм стран Запада, подлежит жесткой критике, в то время как рассуждения о войне между Китаем и США следует также рассматривать как проявление интеллектуальной лености.
В китайской культурной традиции вооруженное сопротивление рассматривается как вынужденное крайнее средство. Как писал Сунь Цзы в трактате «Искусство войны», «лучшая тактика в войне — сорвать замыслы противника. Вторая важнейшая задача — разрушить его альянсы дипломатическими средствами. Третья задача — атаковать армию противника в поле. Худшая тактика — атаковать защищенные города». Все главы империй прошлого были предупреждены, что «страна, добивающаяся гегемонии, впоследствии ослабнет» и «их процветание будет расти, но закат и смерть случатся внезапно». Эти мудрости являются признаком той части культурной традиции, в соответствии с которой китайцы обычно обращаются к войне с целью внутренней политической интеграции или защиты от внешней агрессии, но не для внешней экспансии. С момента создания КНР Китай неоднократно предупреждал об угрозе войны. Китайское правительство — единственное в мире, которое не начинало войны и не втягивалось в них на протяжении последних сорока лет (после скоротечной китайско-вьетнамской войны в феврале–марте 1979 года. — «Эксперт»); кроме того, Китай — держава, которая постоянно демонстрирует свою приверженность миру, заявляет о недопустимости повторения ужасов войн, бушевавших в прошлом. Кроме того, Китай принял на себя публичное обязательство не применять первым ядерное оружие.
Китайский взгляд на выгоды войны тоже отличается от доминирующего на Западе. Все больше китайцев полагают, что внешняя наступательная война не является необходимым средством национального развития с оправданными издержками. Чем более воинственна страна, тем менее она развита. В академических кругах в этом контексте часто приводят пример США. Америка развязала войны в Афганистане и Ираке, которые обошлись США в общей сложности в 5 трлн долларов и более 100 тыс. жизней солдат и офицеров. Доля Америки в глобальном ВВП сократилась с трети в 2002 году менее чем до четверти в 2019-м. В книге «Конец века Америки» Дэвид Мэйсон пишет, что «война представляет собой саморазрушение Соединенных Штатов в ходе тщетного поиска абсолютной безопасности». В то же время в противовес военному столкновению финансовое, социальное и экономическое развитие является фундаментальным источником национального процветания в XXI веке. Вовсе не военная мощь, а финансовая власть позволяет Америке сегодня удерживать свою гегемонию. В монографии «Озабоченность Соединенными Штатами» я перечисляю четыре ключевых преимущества господства американского доллара в международной валютно-расчетной системе: это сеньораж (доход от эмиссии денег. — «Эксперт»), выгоды, связанные с потреблением в долг; выгоды, связанные с избыточным инвестированием; и, наконец, свобода финансовой политики. В общей сложности все эти выгоды могут быть оценены более чем в один триллион долларов в год дополнительных доходов, что с лихвой хеджирует материальные потери США от военных конфликтов.
Как подчеркивал председатель КНР Си Цзиньпин во время визита в США в сентябре 2015 года, «мы должны попытаться избежать попадания в «ловушку Фукидида». Утверждение, что сильное государство неминуемо должно стремиться к гегемонии, неприменимо к Китаю. У Китая нет генетической предрасположенности к такой политике». Независимо от того, что лежит в основе такого подхода, культурный код или рациональные доводы, Китай не имеет фундаментального мотива стремиться к конфликту с США. Так называемая «ловушка Фукидида», сочиненная и поддерживаемая рядом американских исследователей, в действительности есть не более чем ловушка дискурса, образа мысли и логики действий тех, кто заинтересован в обострении отношений между двумя странами. В будущей игре с США Китай должен быть крайне бдительным и не должен позволять столь грубым и примитивным концепциям ограничивать будущее поле взаимодействия между Китаем и США.
Нынешняя конкуренция между Китаем и Соединенными Штатами имеет по меньшей мере два различия в сравнении с историческими примерами взаимоотношений страны-гегемона и растущей державы, бросающей первой вызов. Первое различие заключается в том, что нынешние страны-акторы существенно более независимы и интегрированы в глобальный мир, чем кто-либо прежде. Социальные, финансовые, экономические и торговые взаимодействия связывают две страны существенно сильнее, чем деструктивная воля некоторых, пусть даже крайне влиятельных, американских политиков.
Второе различие сводится к существенно большей глобальной уязвимости в информационную эпоху, чем в прошлые времена. Каждый небольшой шаг в американо-китайской игре, подобно эффекту бабочки, сразу же отражается на состоянии дел в каждом уголке земного шара. Если наметится конфликт между двумя супердержавами, ни одна другая страна не может чувствовать себя вполне защищенной. Заявления политиков и лидеров общественного мнения могут вызывать возмущения на международных рынках валют и акций, влекущие за собой самые разнообразные побочные эффекты.
Указанные две черты подтверждают известную западную поговорку «когда слоны дерутся, страдает трава». В сегодняшнем мире могут найтись страны, пытающиеся получить быструю выгоду от конфликта Китая и США, однако в общих интересах международного сообщества ожидать, что две супердержавы способны рационально решить текущие проблемы и будут достаточно бдительными, чтобы избежать случайного втягивания в вооруженный конфликт. В этом заключается фундаментальная причина того, почему большинство стран избегают принятия той или иной стороны в коллизии двух супердержав.
Осенью 2020 года глобальное противостояние пандемии COVID-19 вступило в стадию затяжной войны, однако мир значительно изменился по сравнению с эпохой «до эпидемии». Такие интеллектуалы с мировым именем, как Генри Киссинджер, Джозеф Най, Томас Фридман, Ричард Вольф и другие, полагали, что 2020 год станет своего рода водоразделом в истории. Однако что это за водораздел? Будет ли он подобен международному финансовому кризису 2008 года — водоразделу, положившему начало длительной экономической стагнации? Или он будет напоминать завершение холодной войны в 1991 году, приведшее к кардинальному пересмотру взаимоотношений между главными мировыми супердержавами? Либо это будет больше походить на конец Второй мировой войны в 1945-м, означавший наступление нового мирового порядка? Или это будет нечто вроде кругосветного путешествия Магеллана, приведшее к кардинальному изменению представлений европейцев об окружающем мире? Ответы на эти вопросы требуют дополнительных наблюдений. Но одно понятно уже сейчас: после эпидемии Соединенные Штаты останутся такими же, но имидж страны изменится кардинально.
Коллапс имиджа США как супердержавы произошел по нескольким направлениям. Долгое время Соединенные Штаты были глобальным лидером в области защиты прав человека, считая себя вправе критиковать другие страны за недостаточное, по их мнению, соблюдение таких прав. Однако под влиянием эпидемии COVID-19 американское правительство оказалось неспособным оказать действенную медицинскую и материальную помощь бедным слоям населения. Миф о государстве прав человека был совершенно дезавуирован.
В экономической и финансовой сфере эпидемия совпала с потрясениями на американском фондовом и нефтяном фьючерсном рынках, а также с обесценением доллара. Покупательная способность американской валюты по отношению к промышленным и сельскохозяйственным товарам снижается год за годом, и тренд к дедолларизации международной расчетной системы вполне очевиден.
В области человеческих обменов так называемая американская мечта тоже оказалась разрушенной. В результате финансового кризиса 2008 года множество представителей американского среднего класса стали с трудом обслуживать свои кредитные карты. Средний и низший классы оказались особенно уязвимы перед эпидемией коронавируса. В результате «американская мечта» — концепция, которая была центральным элементом общественной конструкции в Соединенных Штатах на протяжении семидесяти послевоенных лет, — рухнула. Сообщалось, что только 15% американцев сохраняют доверие к государственной системе.
В противоположность этому Китай после эпидемии остается Китаем, но его развитие претерпевает серьезные изменения.
В противостоянии эпидемии COVID-19 решения ЦК КПК сыграли важнейшую роль. Бумирующие цифровые технологии Китая в промышленности и секторе услуг не только способствовали взятию эпидемии под контроль, но также облегчали повседневную жизнь простых людей и давали жизнь новым отраслям. Движимое новыми технологиями, прежде всего цифровизацией, экономическое развитие Китая претерпевает значительную трансформацию. В то время как зависимость от внешней торговли и экспорта уменьшается, происходит непрерывное расширение внутреннего рынка, увеличивается покупательная способность и уровень потребления населения, возникает модель так называемой двойной циркуляции, означающей взаимосвязанное развитие внутреннего и внешнего контуров китайской экономики.
Итак, в постпандемическую эру Китай и Соединенные Штаты демонстрируют два противоположных взгляда и имеют зеркальные имиджи. С одной стороны, мир разочарован, что традиционная система международных отношений, ведомая США, все больше утрачивает черты и качества, обеспечивавшие их лидерство. С другой стороны, все явственнее апелляция к «китайскому пути», делающему акцент на решение внутренних проблем.
Сдвиг в расстановке сил между Китаем и США происходит не в результате войны или в рамках конфликтной модели, базирующейся на логике «ловушки Фукидида», а на модели управления с ее фундаментальным вопросом, какая из стран лучше справится с решением собственным внутренних проблем.
С точки зрения будущего развития Китая США являются и останутся в обозримой перспективе главным внешним источником влияния, ключевой входящей переменной, определяющие международные издержки включения страны в мир и ее устойчивого внутреннего развития. Решение Китая не втягиваться в «новую холодную войну», развязанную в одностороннем порядке Дональдом Трампом, не является проявлением трусости, тщеславия либо беззащитности. Это политика, доказавшая свою эффективность в исторической ретроспективе, которая взвешивает рациональные аргументы для Китая и других стран.
В книге «Великий поход супердержавы» я указал, что восхождение Китая будет затяжной войной. В ближайшие десять-двадцать лет и, возможно, даже дольше совокупная мощь Соединенных Штатов, вероятно, будет превосходить мощь Китая, и последний должен поддерживать стратегическую силу и стойкость в исторической игре против США. Тридцатого июля 2020 года Политбюро ЦК КПК на своем заседании сделало заявление: «Многие проблемы, с которыми мы сталкиваемся, носят средне- и долгосрочный характер и должны признаваться, учитывая перспективу затяжной войны». Второй раз за последние 82 года высшие политические руководители КПК использовали концепцию «затяжной войны», что является чрезвычайно важным стратегическим заявлением.
Если резюмировать, «новая холодная война» и даже «горячая» война по-прежнему нависают, как дамоклов меч, над международной ситуацией и конкуренцией между Китаем и США. Обе стороны должны быть крайне бдительными, чтобы никакие события вроде «черных лебедей» не спровоцировали открытый конфликт между супердержавами. И Китай, и Соединенные Штаты должны признать, что обе страны серьезно изменились. Они должны переоткрыть и понять друг друга заново. Только таким образом «ловушка Фукидида» может быть окончательно преодолена.
Перевел с английского Александр Ивантер