Китай «забанил» австралийских угольщиков за недипломатичность их правительства. Это открывает перед российскими угольными компаниями окно возможностей для передела азиатского рынка
Китай продемонстрировал Австралии, что сидеть на двух стульях — занятие не слишком осмысленное, чреватое экономическими потерями. Не стоит ссориться с тем, на ком зарабатываешь.
Еще в октябре прошлого года у австралийских компаний появились проблемы с допуском их угля в Поднебесную: у берегов Китая застряли сухогрузы с 7,8 млн тонн угля.
В декабре китайская государственная Комиссия по развитию и реформам провела встречу с десятью крупными энергетическими компаниями Китая и дала им разрешение на импорт угля без таможенных ограничений, за исключением импорта из Австралии. Просьбы ряда китайских сталелитейных компаний смягчить гонения на австралийский уголь были отклонены. Как сообщает Bloomberg, китайским предприятиям «было приказано прекратить использование австралийского угля».
Отлучение австралийцев от китайского угольного рынка стало итогом длительной эскалации напряженности между двумя странами, разжигаемой Австралией. Страна кенгуру и коал выступила верным сторонником США в развязанной бывшим американским президентом Дональдом Трампом торговой войне. В частности, еще в 2018 году Канберра официально запретила использование телекоммуникационных решений Huawei и ZTE. В апреле 2020 года министр внутренних дел Австралии Питер Даттон фактически обвинил Китай в появлении коронавируса и призвал провести «международное расследование происхождения и причин пандемии». Пекин воспринял это не иначе, как грубый выпад и покушение на свой суверенитет.
Аккуратные «меры вразумления» вроде заградительных пошлин на австралийские ячмень и вино, ограничений на импорт мяса и железной руды не помогли. Как не принесла успеха и последняя попытка Пекина «договориться по-хорошему». В середине ноября 2020 года китайское посольство опубликовало список из 14 жалоб и призвало правительство Австралии изменить антикитайский курс. На что кабинет Скотта Моррисона ответил отказом.
Тогда китайцы расчехлили тяжелую артиллерию.
Австралия в год добывает порядка 500 млн тонн энергетических и коксующихся углей, 75% идет на экспорт. В 2019 году объем угольного экспорта страны составил 53 млрд долларов, а угольные доходы бюджета достигли 8,3% ВВП. При этом почти четверть австралийского экспорта угля приходится именно на Китай.
Премьер-министр Скотт Моррисон уже заявил, что запрет импорта австралийского угля может идти вразрез с правилами ВТО и соглашением о свободной торговле. В свою очередь, представитель китайского МИД Ван Вэньбинь на брифинге сообщил, что Китай действует в соответствии с законом и международными практиками.
Как отметил в интервью Bloomberg сотрудник сиднейского аналитического центра Lowy Institute Ричард Макгрегор, «Китай, похоже, решительно настроен наказать Австралию и сделать этот случай примером для других стран. Они хотят показать, что политические разногласия имеют свою цену».
Уголь играет важную роль в экономике Китая, используется как в энергетике, составляя основу национального энергобаланса, так и в металлургии. Страна сама по себе является крупнейшим в мире производителем угля. По итогам 2019 года здесь было добыто 3846 млн тонн — 47% мировой добычи. Причем с 2000 года объемы китайской угледобычи выросли в 2,7 раза (см. график 1).
Но потребление росло так быстро, что и этой гигантской угольной массы оказалось недостаточно для удовлетворения нужд прожорливой китайской экономики. Так, мощность угольной генерации в Китае выросла с 440 ГВт в 2000 году почти до 1100 ГВт сейчас (и уже в перспективе до 2025 года может прибавить еще до 90 ГВт). Выплавка стали в Китае увеличилась со 128 млн тонн в 2000 году до 996 млн тонн (53% мирового производства) в 2019-м. В результате объем китайского импорта угля вырос с 2,5 млн тонн в начале 2000-х более чем до 200 млн тонн в год сейчас.
Одним из важнейших бенефициаров этого роста оказалась именно угольная отрасль Австралии. Страна обладает обширными запасами угля, по оценке британской ВР — 149 млрд тонн (для сравнения: у России 162 млрд тонн). Уголь здесь довольно качественный, пласты мощные и, как правило, неглубоко залегают. Ко всему прочему, удобная логистика — не в пример России, здесь месторождения располагаются сравнительно недалеко от морского побережья. В общем, все слагаемые для экспортно ориентированного рывка отрасли налицо (см. график 3).
По данным той же ВР, с 2000 года добыча угля в Австралии выросла с 313 млн тонн более чем до 500 млн, из которых свыше 390 млн тонн уходит на экспорт.
Австралийский экспорт угля в Китай только за последнее десятилетие увеличился почти вдвое — с 36 до 76 млн тонн. Для сравнения: общий объем угля, поступающий в международную торговлю, сейчас оценивается в 1370 млн тонн. На Австралию по итогам 2019 года пришлось 37% всего объема китайского угольного импорта (см. график 4), на Китай пришлось 23% австралийского угольного экспорта (см. график 5).
Может показаться, что при таких пропорциях Австралия находится в более выигрышном положении. На самом деле нет. Выпадающие с китайского рынка объемы — это свыше 5,5% всего объема угля, поступающего в международную торговлю. Достаточно много, чтобы дестабилизировать мировой рынок. Особенно с учетом того, что в мире хватает поставщиков, которые хотели бы заработать на увеличении своих экспортных поставок, а спрос на уголь при этом находится под давлением «зеленой» повестки в ряде развитых стран, подталкивающей их к декарбонизации энергетики. Например, Япония заявила о планах снизить угольную генерацию к 2030 году на 20%, Южная Корея — на 23%, Германия — на 60%.
«Австралия является ключевым поставщиком угля и железной руды для Китая. Почти две трети энергетического и около 40 процентов коксующегося угля, импортируемого Китаем, добываются в Австралии. Разумеется, безболезненно закрыть такие объемы не получится, но ситуация не выглядит для Китая угрожающей, — говорит заместитель генерального директора Института проблем естественных монополий (ИПЕМ) Александр Григорьев. — Китайцы позволили себе оказаться в ситуации сильной зависимости от одного поставщика по ряду причин. Во-первых, это качество и логистика: австралийские угли — одни из самых качественных в мире, а морской путь у Австралии до Китая, пожалуй, самый короткий среди всех возможных. Во-вторых, на мировом рынке угля сегодня наблюдается профицит поставщиков, что позволяет Китаю выбрать альтернативный вариант в случае “отлучения” австралийского угля. В-третьих, в КНР есть своя угольная промышленность — крупнейшая в мире. Нарастить собственную добычу на 10–12 процентов, чтобы вообще отказаться от импорта, для нее вполне посильная задача. Хотя эти угли будут уступать по качеству импортным, а их доставка к местным потребителям будет сопряжена с известными сложностями. Так, для Китая цена вопроса, по большому счету, заключается в том, сколько придется платить за неавстралийский уголь».
Нынешняя торговая война между странами, как полагает эксперт, не первая и не последняя, хотя она имеет все шансы затянуться на более долгий срок, нежели обычно.
А это открывает окно возможностей для иных поставщиков угля на китайский рынок. Желающие воспользоваться высвобождающимися от австралийского угля нишами рынка уже нашлись и в России.
Например, «Эльгауголь», входящая в «А-Проперти» Альберта Авдоляна и разрабатывающая самое крупное в России месторождение коксующихся углей в Юго-Восточной Якутии, объявила о создании совместного предприятия с китайским судоходным оператором GH-Shipping.
GH-Shipping контролирует флот балкеров общим дедвейтом 2 млн тонн и осуществляет перевозки на 40 млн тонн в год, входя в тройку крупнейших перевозчиков угля в Китае в сегменте судов «река — море». «Эльгауголь» намерена увеличить поставки угля в Китай с 1 млн тонн в 2020 году до 15–18 млн тонн в 2021-м, 20–24 млн тонн в 2022-м и 30 млн тонн начиная с 2023 года. В дальнейшем планируется нарастить поставки до 50 млн тонн.
Другие угольщики также планируют увеличить поставки в Китай.
«Предприятия “Мечела” реализовали в Китай в 2020 году два миллиона тонн угля, значительно нарастив экспортные продажи в эту страну во второй половине четвертого квартала. Продажи угля в Китай ведутся преимущественно по спотовым контрактам, что обеспечивает благоприятную динамику цен», — отмечает генеральный директор ПАО «Мечел» Олег Коржов.
Как следует из данных внешнеторговой статистики, по итогам 2019 года Австралия поставила в Китай 37,9 млн тонн коксующегося и 38,5 млн тонн энергетического угля. Логично предположить, что по крайней мере на первое время следует исходить из подобных порядков величин и пропорций.
Фактические поставки в Китай из России, для сравнения, в том же 2019 году составили 6,5 млн тонн коксующегося и 19,5 млн тонн энергетического угля. Другой крупный поставщик, Индонезия, ориентируется практически полностью на энергетический уголь (134 млн тонн против 3,5 млн тонн коксующегося). Монголия, напротив, идет в китайский сегмент коксующегося угля (26,6 млн тонн против 2,1 млн тонн энергетического).
«Австралийские» объемы, равно как и возможность дополнительного спроса на импортный уголь в Китае, могут быть заняты поставками из России, Монголии или Индонезии.
Тем не менее практически одномоментный уход с рынка крупного поставщика не мог не повлиять на цены. Цены на уголь на внутреннем рынке Китая в моменте достигали отметок 150 долларов CFR (с доставкой в порт назначения). Для сравнения: еще в прошлом году цены на энергетический уголь в мире находились на многолетнем минимуме и не превышали 60 долларов за тонну (см. график 6).
В январе этого года крупнейшие китайские угольные холдинги заявили о стабилизации рынка угля. Компании пообещали контролировать турбулентные цены на уголь, чтобы обеспечить безопасность производства и стабильное энергоснабжение, поскольку цены продолжают расти на фоне пикового сезонного спроса. В заявлении также говорится о подписании среднесрочных и долгосрочных контрактов в 2021 году, чтобы предотвратить стремительный рост и падение цен на уголь.
По данным S&P Platts, знакомого с документами к ноябрьскому совещанию с государственной Комиссией по реформам и развитию, китайским энергетикам предписали не закупать китайский уголь 5500 ккал FOB по цене выше 640 юаней (97,7 доллара) за тонну, а ТЭС должны координировать свои запасы так, чтобы избежать закупки по высоким ценам.
Кроме того, были проведены переговоры с товарно-сырьевой биржей Чжэнчжоу относительно мер, которые могут сгладить излишние колебания фьючерсов на уголь.
По состоянию на начало февраля индекс цен на энергетический уголь Бохай Рим (BSPI) составил 619 юаней (около 95,8 доллара).
По данным Wood Mackenzie, в целом на страновом уровне Россия может похвастаться сравнительно низкой средней себестоимостью добычи угля — порядка 18 долларов на тонну против 22 для Монголии, 27 — для Индонезии и 32 — для Австралии (см. график 7). Хорошо выглядит наша угольная промышленность и по другим показателям — всем, кроме транспортных издержек. И здесь нас настигает беспощадная география, вынуждающая наших угольщиков тянуть составы с углем к портам и пограничным переходам за тысячи километров, что влечет за собой соответствующие транспортные издержки. Так, в целом по странам усредненные оценки совокупных издержек с учетом затрат на транспортировку угля от мест добычи к границе или порту составляет чуть больше 49 долларов для России, 43 долларов для Индонезии и 51 доллара для Монголии. У Австралии этот показатель оценивается в 57 долларов.
Отметим, что в разрезе отдельных российских угольных компаний хорошие показатели себестоимости имеют практически все предприятия, осуществлявшие экспортные поставки в 2020 году. Например, для предприятий «СУЭК-Кузбасс» средняя себестоимость добычи по экспортным поставкам оценивается в 15 долларов на тонну, затраты на транспортировку до портов — на уровне 8–9 долларов на тонну. Для «Кузбассразрезугля» (входит в УГМК-холдинг) себестоимость добычи колеблется от 18 до 20 долларов на тонну, транспортировка продукции до портов тоже на уровне 8–9 долларов на тонну. У предприятий группы «СДС Уголь» себестоимость добычи на экспорт оценивается на уровне 16 долларов на тонну, транспортировка в порт — 10 долларов на тонну.
Как нетрудно заметить, это гораздо ниже не то что рекордных, но и «целевых» цен на уголь в Китае.
Как рассказал «Эксперту» директор по стратегии СУЭК Владимир Тузов, «Россия имеет рыночный и производственный потенциал увеличения экспортных поставок угля в два раза к 2030 году. СУЭК, как один из наиболее конкурентоспособных мировых производителей, тоже рассчитывает на определенное увеличение своего производства и экспорта».
Но все планы угольной экспансии традиционно упираются в «бутылочное горлышко» провозных способностей железнодорожной инфраструктуры, особенно на восточном направлении.
Последнее уточнение не лишнее. Основные существующие рынки сбыта и практически весь перспективный спрос для российского угля сосредоточены в Азии: там потребление растет, на Западе же продолжается «зеленое» помешательство. Соответственно, маршрут угля либо будет пролегать по кратчайшему маршруту от портов Дальнего Востока, либо делать большой крюк в обход Евразийского континента. В стоимостном выражении это означает, что при отправках угля от портов Дальнего Востока России в Китай средняя ставка фрахта составит 3,4 доллара на тонну, в Индию — 6,2 доллара, во Вьетнам — 5,75 доллара. В то же время, если отгружать тот же российский уголь через черноморские порты, соответствующие ставки фрахта вырастут до 23,86 доллара при поставках в Китай, до 20,43 доллара — в Индию, до 25,8 доллара — во Вьетнам. Отгрузка через порты Северо-Запада, в свою очередь, поднимет соответствующие издержки на морскую составляющую доставки до 21,1 доллара при поставках в Китай, до 18,25 доллара — в Индию, до 21,4 доллара — во Вьетнам.
Для сравнения: средние ставки фрахта для поставок из Индонезии в Китай в среднем на уровне 6 долларов на тонну, в Индию — 9,8 доллара, во Вьетнам — 5 долларов. Для Австралии затраты на морскую перевозку угля в Китай, в зависимости от порта погрузки, будут колебаться от 7 до 10 долларов, в Индию — от 8 до 11, во Вьетнам — до 9–10 долларов.
То есть избыточное морское плечо доставки рискует «съесть» то преимущество в стоимости, которое сейчас есть у российского угля перед его основными конкурентами на рынках Азии. Следовательно, надо везти на восток. А не получается.
«Меры китайского правительства по ограничению поставок на внутренний рынок — регулярно используемый правительством Китая инструмент, — отмечает Владимир Тузов из СУЭК. — На наш взгляд, разрешаться эта ситуация может долго, в связи с чем возникает реальная рыночная ниша для увеличения поставок российских углей на китайские рынки, и многие российские угольщики стремятся воспользоваться этим моментом — особенно с учетом повышения цен на угли рынков Азиатско-Тихоокеанского региона в четвертом квартале 2020-го — первом квартале 2021 года. Разумеется, пропускная способность Восточного полигона — ключевой ограничивающий фактор. Главным условием роста российского угольного экспорта является реализация второго этапа программы развития пропускной способности БАМа и Транссиба».
«Возможности, которые эта ситуация дает России, к сожалению, ограничиваются пропускной способностью транспортной инфраструктуры в восточном направлении, — соглашается Александр Григорьев, заместитель генерального директора ИПЕМ. — Более вероятно, что это кратковременный шанс для южноафриканских и колумбийских поставщиков, не обремененных такой проблемой. Тем более что Австралия все еще не использовала свой главный козырь: ограничить поставки железной руды, зависимость от которой у Китая почти критическая».
Тем не менее, отмечает Александр Григорьев, инфраструктуру на восточном направлении следует расширять и дальше: «Спрос на качественный уголь в странах Азиатско-Тихоокеанского региона будет расти как в энергетике, так и в металлургии, несмотря на климатический алармизм. У Европы и США нет реальных инструментов для принуждения местных потребителей к переходу на более дорогие источники энергии, ограничивающие экономический рост. Именно экономика, а не климат, в реальности беспокоит местные правительства. Все это значит, что для российских угольщиков расширяется окно возможностей на Востоке, и разумно было бы им воспользоваться».
Одним из «знаковых» ограничителей провозной способности железных дорог на восточном направлении является Северомуйский туннель — и проект решения этой проблемы в лице строительства дублера, Северомуйского туннеля — 2.
«Строительство Северомуйского туннеля — 2 или обхода по поверхности рассматривается после 2025 года, за рамками проекта БАМ-1 и БАМ-2. При условии наличия грузовой базы для проекта БАМ-3 расшивать это узкое место будет необходимо. Один из ключевых факторов — сейсмическая активность в регионе. Так, первый тоннель построен в очень сложных условиях, вдоль разлома, и при существенном землетрясении из строя могу выйти оба тоннеля. Если вместо второго тоннеля будет построен обход на поверхности, его восстановление будет осуществляться существенно быстрее и дешевле, нежели восстановление тоннелей», — говорит заместитель генерального директора ИПЕМ Владимир Савчук.
В этом году в небольших объемах на сети РЖД началась перевозка угля в контейнерах типа OpenTop. «Эта технология значительно снизит нагрузку на инфраструктуру, позволив увеличить скорость грузопотока», — заявил президент «Трансконтейнера» Александр Исурин.
Однако угольщики и экспертное сообщество смотрят на перспективы этой технологии скептически.
«Перевозка угля в специальных контейнерах вместо полувагонов — локальная история, которая стала востребованной на перевозках через погранпереход Забайкальска и короткого плеча перевозки по территории России, — говорит Владимир Савчук. — Сама перевозка по железной дороге стала дороже перевозки в полувагонах, однако прохождение груза через китайскую сторону упростилось за счет более технологичной перевалки угля в подвижной состав китайских дорог. Вряд ли эта технология масштабируема на перевозки экспортных углей маршрутами длиной четыре-пять тысяч километров. Экономически дешевле возить в полувагонах по существующей технологии тяжеловесного движения».
«В данный момент на сети РЖД не наблюдается дефицита парка полувагонов, в связи с чем перевозка угля контейнерами не имеет под собой никакого практического основания, поскольку приведет к росту логистических издержек, — говорит Олег Коржов. — Кроме того, это потребует изменения технологий работы современных угольных терминалов, где выгрузка железнодорожных составов осуществляется в автоматическом режиме с помощью вагоноопрокидывателей».
Владимир Тузов согласился, что перевозка угля в контейнерах может быть реализована в отдельных случаях для обратной загрузки порожних контейнеров, при этом тариф для угля повышается на 30–70% по сравнению с полувагоном. Однако из-за конструктивных особенностей контейнеров и платформ грузовой поезд с углем перевозит в два раза больше груза, чем контейнерный такой же длины. Для перевозок того же объема угля загрузка инфраструктуры увеличится вдвое.
Поэтому, отметили в компании, «для оптимизации загрузки инфраструктуры более рационально было бы вернуться к практике перевозки контейнеров в порожних полувагонах, возвращающихся из портов».
Резюмируя же вышесказанное, приходится констатировать: ссора Китая с Австралией мог бы дать уникальный шанс занять крупный и неожиданно ставший премиальным угольный рынок Китая. И российские угольщики могли бы эти объемы найти. Но вывезти «лишние» объемы на восток затруднительно, а вывоз через порты в западной части страны экономически интересен только при ситуации премиального рынка с высокими ценами. Правда, конкуренты не дремлют, и при использовании российскими угольщиками «круговых» маршрутов они отказываются в более выигрышном положении.
Между тем встает вопрос: куда же податься ставшему неугодным китайцам австралийскому углю?
«По данным торговой статистики, австралийские компании в четвертом квартале частично переориентировали угольные потоки из Китая в Индию, в связи с чем говорить о значительном сужении рынка в ближайшей перспективе не приходится, — отмечает Олег Коржов. — В 2021–2022 годах мы прогнозируем восстановление спроса на уголь в странах Азиатско-Тихоокеанского региона после пандемии коронавируса, а также постепенное восстановление объемов выплавки стали в этих странах. Для нашей компании наиболее приоритетны премиальные рынки Японии и Южной Кореи, куда уголь реализуется по годовым контрактам с пулом наших традиционных клиентов. Мы также ожидаем развития продаж в Китае, Индии и Вьетнаме, куда продукция направляется на базе спотовых сделок».
Действительно, альтернативой Китаю могут быть поставки в Индию и страны Юго-Восточной Азии, такие как Вьетнам. В связи с бурными процессами урбанизации и индустриализации в этих странах растет спрос на электроэнергию и конструкционные материалы, такие как сталь. Самым дешевым энергоносителем оказывается уголь, металлургия полного цикла, в свою очередь, нуждается в коксующемся угле. То есть налицо удачная совокупность факторов, стимулирующих рост спроса на уголь в этих странах.
Например, мощности угольной энергогенерации в Индии выросли с 61 ГВт в 2000 году до 249 ГВт, и предположительно прибавят еще 60 ГВт к 2030 году. Мощности угольной генерации в Юго-Восточной Азии за 2000–2020 годы выросли с 8 до 47 ГВт, к 2030 году они могут достичь 71 ГВт. Для Вьетнама за этот период угольные мощности выросли с 1 до 19 ГВт. А каждый гигаватт при полной загрузке может съедать свыше 3 млн тонн угля в год.
В 2020 году происходила дальнейшая активизация международной климатической и углеродной повестки, которая становится все более политизированной и все больше перемещается в центр общественного внимания.
«Начинает заметно смещаться фокус давления и критики со стороны инициаторов борьбы с антропогенными эмиссиями парниковых газов, — отметил Владимир Тузов из СУЭК. — Он все в большей степени становится направлен не на угольную отрасль, а на нефтегазовую. Во многом это связано с тем, что быстрый рост потребности развивающихся стран в электроэнергии, в том числе из-за распространения электротранспорта, обусловливает повышение потребности в источниках ее генерации. Нефть в расчете на единицу производимой энергии стоит дороже угля в шесть-восемь раз и более. Снижение цен на нефть как результат международного климатического регулирования имеет большое значение для всех крупнейших импортёров — Европы, Китая, Индии, развивающихся стран Юго-Восточной Азии. В то же время, определяя политику в отношении угля, такие страны, как Китай и Индия, учитывают социальный аспект, занятость в угольной отрасли миллионов работников и выгодность использования собственного угольного топлива».
Фактический темп изменения спроса на уголь будет в значительной мере зависеть от того, как будут реализовываться планы по переходу к низкоуглеродной экономике на фоне множественных противоречий между странами. На него также будет влиять прогресс в повышении эффективности и снижении стоимости ВИЭ и накопителей электроэнергии на фоне роста потребности в электроэнергии в связи с распространением электротранспорта.
«На стратегическом горизонте 2030–2035 годов мы ожидаем, что Австралия сохранит позиции основного мирового поставщика высококачественных углей и даже сможет немного увеличить свой экспорт, — говорит Владимир Тузов. — Производители США, находясь в основном в третьем-четвертом квартилях глобальной кривой затрат, являются маржинальными поставщиками и могут конкурировать на азиатских рынках только при ценах на уголь выше 65–70 долларов за тонну. В России же запуск порта в Тамани должен позволить увеличить поставки на растущие рынки в южном направлении — в Турцию, на Ближний Восток, в Индию, — перенаправив на него экспорт, который в настоящее время идет в Северо-Западную Европу через порты Балтики».
Олег Коржов с оптимизмом смотрит и на будущее коксующегося угля:
«Отраслевые аналитики в четвертом квартале давали аккуратные прогнозы, что на фоне укрепляющегося спроса мировые цены на коксующийся уголь в течение полтора лет вырастут в среднем на четверть. Мы видим, что в январе 2021 года цены на премиальный коксующийся уголь взлетели более чем на 50 процентов. Драйвером такой рыночной динамики стал Китай, где наблюдается устойчивый рост загрузки сталелитейных мощностей. За последний год в Китае зафиксирован рекордный объем выплавки стали — 1,05 миллиарда тонн. Если восходящая динамика в производстве чугуна продолжится, это, безусловно, окажет дальнейшее позитивное влияние на показатели импорта коксующегося угля: каждые 0,5 процента в приросте по чугуну в Китае обернутся наращиванием импорта коксующегося угля на 6–9 миллионов тонн. Российским угольщикам, специализирующимся на коксующемся угле, надо успеть воспользоваться текущей ситуацией».