Почему цены на еду продолжают бурно расти и России с этим никак не справиться
Российские власти наперебой стараются погасить недовольство населения ростом цен на продукты, а заодно и опасения, что этот рост продолжится. Так, вице-премьер Виктория Абрамченко на минувшей неделе обратила внимание журналистов, что темпы роста цен на продукты в России ниже среднемировых: «Рост цен на продовольствие в России не такой, как на мировом рынке: по данным Продовольственной и сельскохозяйственной организации (FAO) ООН, в мире цены на продовольствие в апреле этого года на 30,8 процента выше показателя за соответствующий период прошлого года», — подчеркнула вице-премьер. А парой дней раньше премьер-министр РФ Михаил Мишустин назвал причиной роста цен жадность «отдельных производителей и торговых сетей» и добавил, что у правительства достаточно инструментов, чтобы обуздать аппетиты тех, кто наживается на ажиотажном спросе во всех сферах.
Однако дело не в ажиотаже и не в отдельных всплесках. Проблема с ценами на продовольствие, к сожалению, более глубокая и системная, чем просто «жадность» неких игроков. Продукты и сырье в целом стали последним активом, который разгоняет шквал денежной эмиссии ФРС, ЕЦБ и отчасти Банка Японии. Как в апреле высказался министр финансов Антон Силуанов, «страны, которые эмитируют резервные валюты, должны ответственно подходить к своим действиям на рынке, так как от этого зависят и наши внутренние цены». Говоря проще, развитому миру удалось транслировать свою инфляцию на все остальные страны, а локальные проблемы с неурожаем, заградительными мерами, пандемийными ограничениями и прочим будут только подстегивать рост цен. И России вряд ли удастся с этим справиться.
Индекс продовольственных цен FAO, отражающий динамику пяти основных групп продуктов (мясо, молочные продукты, растительные масла, сахар и зерновые) действительно вырос более чем на 30% по сравнению с апрелем 2020 года. Рост, как и раньше, в основном вызван удорожанием сахара и растительных масел, причем динамику последних скорее можно охарактеризовать как резкий взлет (см. график 1).
Сахар — один из фаворитов этой гонки, он уже на 60% дороже на мировых рынках, чем год назад. Еще один бурно взлетевший товар — кукуруза: она в апреле 2021 года резко, почти на 6%, подорожала, и теперь почти на 67% дороже, чем в апреле 2020-го. Эксперты FAO объясняют бурный рост цен на кукурузу менее масштабными, чем ожидалось, планами на посевную в США и опасениями насчет посевов в Аргентине и Бразилии.
Из масел продолжают быстро расти в цене пальмовое, рапсовое и соевое — тут налицо классический дисбаланс спроса и предложения, которое за спросом не успевает. Подсолнечное масло в апреле взяло паузу.
Молочная продукция почти на четверть дороже, чем в апреле 2020 года, — тут тоже спрос, в основном со стороны Азии, растет быстрее предложения. Пшеница на 17% дороже, чем год назад. Мясо пока отстает, но тоже начинает расти.
Полгода назад «Эксперт» уже писал, что одной из причин непрерывного роста цен на продукты в мире является приток в экономики напечатанных денег от ФРС, ЕЦБ и Банка Японии. Эти деньги сначала разгоняли акции и облигации по всему миру, потом настал черед золота, а теперь пришло время сырья. Отражающий картину на всех основных товарных рынках Bloomberg Commodity Spot Index находится сейчас на десятилетних максимумах. В его составе нефть, газ, драгоценные и промышленные металлы, а также все основные группы продовольствия, торгуемые на мировых рынках: зерновые, кофе, сахар, хлопок, мясо. Вот промышленные товары и продукты и дорожают сейчас сильнее всего.
Связь с денежным стимулированием самая прямая. Абсолютное большинство сделок с фьючерсами на продукты заключается в спекулятивных целях. Финансовые институты и крупные инвесторы ставят на рост цен, толкая тем самым эти цены дальше вверх. А цены контрактов на поставку зерна и других продуктов на оптовом рынке продовольствия, включая международный, обязательно реагируют на фьючерсный рынок (например, эти цены определяются по формуле, в которую закладывается и стоимость фьючерса), так как это единственный ориентир (подробнее см. «Мир на бобах», «Эксперт» № 51 за 2020 год).
Параллельно рост биржевых котировок на агропродукцию подкреплялся событиями с «полей». В пандемию мир входил с более или менее нормальным балансом производства, потребления и запасов по большинству сельскохозяйственных культур. Однако вскоре Китай резко нарушил этот баланс, неожиданно начав активно закупать кукурузу для своего возрождающегося после африканской чумы свиней животноводства. В прежние годы он докупал на внешнем рынке порядка пяти-шести миллионов тонн в год (при собственном производстве более 260 млн тонн и объеме мировой торговли кукурузой в 180 млн тонн). Однако в прошлом году китайский спрос на кукурузу на мировом рынке резко вырос. И, по оценкам, до конца сезона Китай закупит 24 млн тонн кукурузы, в четыре-пять раз больше, чем обычно. Активность Китая привела к росту цен на кукурузу вдвое за прошлый год и разбалансировала предложение на рынке зерна. Параллельно Китай продолжал активно закупать сою — в общей сложности более 100 млн тонн (и это рекордный показатель), и цены на нее и другие масличные тоже пошли в рост.
В апреле этого года кукурузное ценовое ралли подкрепилось ожиданиями потери урожая кукурузы в этом сезоне в Южной Америке: эксперты ожидали, что из-за засухи Бразилия может потерять до 15–20 млн тонн кукурузы (это почти пятая часть производства в прошлом году). Впрочем, забегая вперед, скажем, что авторы вышедшего на прошлой неделе отчета американского минсельхоза, USDA, поспешили немного остудить тревожные ожидания, сообщив, что производство кукурузы, как и в прошлом году, останется на уровне 102 млн тонн.
Вслед за ростом цен на кукурузу все остальные культуры начали стремительно расти в цене. Почему так? Мировым сельскохозяйственным рынком «рулят» две культуры: кукуруза и соя. Они являются локомотивами для изменения ситуации во всех остальных продовольственных подотраслях. «Мировой зерновой баланс определяют две культуры — соя и кукуруза. Они же больше всего котируются на бирже. На них построен севооборот ведущих производителей сельхозсырья в мире — США и Южной Америки. Все остальные культуры — пшеница, даже рис, несмотря на его широкое использование в Азии, — не имеют такого большого влияния на мировую торговлю», — говорит Андрей Сизов, генеральный директор компании «СовЭкон».
Причем между этими двумя культурами, а значит, между рынком масличных и зерновым рынком, есть прямая и понятная связь. «На Чикагской бирже отслеживается такой показатель, как соотношение цен на сою и кукурузу. Если американские фермеры, ориентированные на получение максимальной прибыли со своей земли, видят, что цены на сою более чем в три раза выше, чем на кукурузу, то это мощный стимул для того, чтобы начать сеять сою», — говорит Андрей Сизов.
Грубо говоря, мировой баланс во многом зависит от того, что в новом сезоне будут сеять американские фермеры: сою или кукурузу.
Так называемые ведущие большие культуры — соя, кукуруза и отчасти пальма (производство пальмового масла) — представляют наибольшей интерес для инвесторов на фондовом рынке. А, скажем, пшеница, которая является основным нашим экспортным продуктом, на американском рынке считается культурой второго ряда, в меньшей степени привлекает инвесторов, цены на нее более волатильны, ликвидность ценных бумаг ниже, поэтому фондовому рынку она интересна в меньшей степени. Но это не значит, что пшеница и все другие культуры остаются в стороне от ценового ралли.
Все сельскохозяйственные рынки связаны между собой. Если идет активный спрос на одну культуру, как сейчас на кукурузу, ее предложение становится меньше, цена растет, и переработчики вынуждены заменять ее со временем другими культурами — например, пшеницей. Спрос на нее также начинает расти, а за ним и цены. Вот почему мы весь последний год видим рост цен на пшеницу и другие культуры, при том что все основные мировые события происходят на рынке кукурузы и на масличном рынке.
Глобально не только аграрные, но и товарные рынки в целом связаны между собой, например, через рынок биотоплива. На американском континенте эта тема продолжает набирать ход. «В Бразилии тростник можно использовать для производства сахара и для производства этанола. Решение зависит от мировых цен на энергоносители и сахар. Или, например, реализация большого “зеленого” плана Байдена, включающего в себя в том числе производство биодизеля, приведет к росту спроса на соевое масло для его производства. Таким образом, цены на эти культуры и на все растительные масла связаны с ценами на энергоносители. То же самое с кукурузой», — говорит Андрей Сизов.
Так ли высоки сегодня мировые цены в сравнении с прежними ценовыми пиками? В номинальных долларах по многим культурам мы приближаемся к абсолютному максимуму. Стоимость кукурузы на Чикагской фондовой бирже доходит до семи с лишним долларов за бушель, а абсолютный рекорд — восемь с небольшим. Номинальные цены пшеницы сегодня составляют 300 долларов за тонну, а были времена, когда они достигали 440–450 долларов. Рынок масла обновил рекорд десятилетней давности.
Ключевой вопрос сегодняшнего дня — что будет с ценами на мясо, которое также по некоторым позициям является биржевым товаром, а пока динамика цен на него в разы отстает от динамики цен на сахар, зерно и масличные. Мясо, можно сказать, отыграло пока только конъюнктурный ценовой спад прошлых лет. Почему вдруг мясо оказалось в отстающих? Вполне возможно, это временная ситуация. Цены на него в мире будут, вероятно, расти относительно высокими темпами на фоне роста спроса и постепенного увеличения себестоимости. В лидерах может быть красное мясо, которое больше выигрывает от открытия ресторанов и кафе. «Пока формально мы видим небольшой рост цен на красное мясо. Цены на мясо птицы держатся стабильными. Но мы видим и очень сильное ускорение инфляции в последние недели и рост цен на говядину в США, до этого сильно выросли цены на скот. Российская свинина год к году подорожала на 40 процентов. Оптовые и розничные цены на красное мясо и птицу активно растут. Скорее всего, тренд продолжится», — считает Андрей Сизов.
«Жадные российские производители подтягивают внутренние цены под мировые, и поэтому розничные цены у нас растут, народ страдает» — таков основной посыл нашего правительства рынку для оправдания беспрецедентных мер регулирования цен, развернутых сегодня на российском рынке. Как же происходит «переток» мировых цен на российский рынок?
Для начала зафиксируем тот факт, что субъекты экономической деятельности у нас все-таки занимаются бизнесом, а потому нацелены на получение прибыли. Призывать их к добровольному снижению маржи, отказу от прибыли противоестественно и приведет к тому, что они этим бизнесом заниматься перестанут.
Российский аграрный рынок давно является частью мирового. Наши цены на экспортируемые товары, будь то пшеница, сахар или масло, а также на импортируемые товары, например на помидоры и огурцы, формируются исходя из уровня мировых цен. Каков же механизм перехода мировых цен на российский рынок? Что нам до того, что Китай закупает кукурузу, а в Бразилии засуха? (по производству кукурузы мы, например, совсем мизерные игроки — 13,9 млн тонн в прошлом году)
Как мы уже сказали выше, «текучесть» продовольственного баланса приводит к тому, что удорожание одной культуры приводит к росту цен на другую. Из чего исходят и что думают различные игроки, когда на мировом рынке начинается рост цен? Лучше всего это рассмотреть на примере пшеницы — нашей основной экспортной позиции.
Экспортеры, получив новый уровень мировых цен и прогнозируя их динамику на ближайший период, начинают от этой цены откручивать стоимость своей логистики, свою прибыль, расходы и т. д., приходят к некой цене, которая им позволит совершить прибыльную сделку. Дальше они приходят к владельцу зерна и пытаются предложить минимальную из возможных цену закупки (в расчете, что крестьянин пока не осознал роста мировых цен). Но крестьянин не лыком шит и тоже внимательно следит за «Чикаго», и, видя рост цен, начинает, наоборот, играть на повышение продажной цены. На каком-то уровне они договариваются, но в любом случае повышение закупочной цены неизбежно. Но не все так просто: есть целый ряд факторов, которые дополнительно влияют на ценовое решение в моменте.
Крестьяне всегда уверены в том, что их товар должен только дорожать. Сегодня у производителей нет, как в прошлые годы, большой кредитной задолженности перед банками, а значит, они могут «сесть на товар» и не продавать его, если цена не устраивает. Что касается экспортеров, то они смотрят на ценовой тренд на недели вперед: если тренд повышательный, они платят больше. Экспортеры как покупатели более привлекательны для производителей зерна, чем мукомолы или птицеводы, потому что у них есть деньги и они закупают большие объемы. Кроме того, производители зерна понимают, что экспортеры, для того чтобы иметь возможность грузить зерно через большие портовые элеваторы, вынуждены наперед фиксировать квоты на перевалку зерна. В частности, это происходит в Новороссийском порту — таким образом новые владельцы порта в лице банка ВТБ обеспечивают загрузку перевалочных мощностей. В противном случае экспортеры вообще не будут иметь доступа к перевалке. А это значит, что они в любом случае должны закупить и отправить на экспорт определенный объем зерна (либо все равно заплатить порту деньги за перевалку). И это тоже аргумент для крестьянина в пользу повышения закупочных цен.
Помимо этого экспортеры смотрят не только на баланс спроса-предложения внутри страны, но и на мировой и региональный баланс — в нашем случае это Черноморский/Средиземноморский регионы, — и этот расклад тоже влияет на процесс ценообразования. «Экспортеры думают так: нужно мне в России набирать больше товара или нет? У моих прямых конкурентов по Черному морю (у этих стран сходная стоимость доставки зерна) — румын, болгар и украинцев — товара, например, нет, и у нас немного, потому что конец года, много съели, много вывезли. Поэтому надо брать побольше — цена скорее вырастет. И наоборот, если наши крестьяне настаивают на высоких ценах, а экспортер видит, что в это время румыны и болгары выставляют большие объемы зерна, он говорит производителю зерна, что цена неадекватна. Так рассуждает экспортер», — рассказывает генеральный директор компании «Русгрейнтрейд» Дмитрий Калянин.
Заметим, что у сегодняшних ведущих наших экспортеров, таких как «Мирогрупп» и ОЗК (их главным акционером является государство, тоже в лице ВТБ), финансовые возможности позволяют закупать любые нужные объемы. Чего не скажешь о мукомолах или животноводах, которые оказываются в наиболее уязвимом положении при росте мировых цен на зерно. Как правило, мукомолы покупают товар с запасом не более чем на два месяца вперед (на бо́льшие объемы нет денег), а крупный производитель яиц — на три-четыре месяца; животноводы могут закупаться на еще более длительный срок. При росте мировых цен производитель зерна выставляет мукомолу (животноводу) лучший для себя уровень цен, который он в последние дни слышал от экспортеров. Крестьянину все равно, кому продавать: экспортеру, мукомолу или птицеводу. То есть речь идет о том, что нет никаких внутренних и внешних цен. Цена на рынке одна!
Переработчикам же зерна важно, чтобы товар не уходил из региона, потому что закупки в другом регионе приведут к росту стоимости логистики, так что они заинтересованы закупать у своего регионального производителя зерна или владельца элеватора как можно больше (насколько позволяют финансы) и вынуждены идти на повышение цен, если экспортеры предлагают больше.
По цепочке переработчики дальше тоже вынуждены повышать цены. Однако их возможности не безграничны, потому что они упираются в низкую платежеспособность населения либо в ценовые ограничения, установленные государством (как это происходит у нас сейчас).
Если переработчик значительную часть своей продукции экспортирует, как, например, производители подсолнечного масла (более половины производимого в стране подсолнечного масла — порядка трех миллионов тонн — идет на экспорт), то он, как и производитель подсолнечника, начинает ориентироваться на мировые цены, а значит, по той же самой цепочке цены на его продукцию на внутреннем рынке (для розницы) повышаются.
Что будет дальше с динамикой цен и балансом зерновых и масличных рынков? По мнению Андрея Сизова, с ростом цен ничего не сделаешь, никакими запретительными мерами его не остановить. «Пока мы не увидим существенного ускорения инфляции, пока ФРС не начнет повышать ставку, ценовое ралли будет продолжаться. Пока все товарные рынки продолжают расти. Сдерживающим фактором в ближайший год может оказаться новый урожай: фермеры по всему миру хорошо зарабатывают на фоне роста цен и пытаются нарастить производство. Жаль, что к России из-за госрегулирования цен это не относится», — говорит он.
Настроения инвесторов и сезонный фактор могут немного остудить ценовой пожар. Пример тому — ситуация на фондовом рынке на прошлой неделе: после выхода отчета USDA с информацией о том, что, несмотря на засуху, в Бразилии не будет потери урожая кукурузы, инвесторы спешно начали распродавать кукурузные активы, что сразу же обвалило цены на бирже.
Сезонные факторы физического производства позволяют оптимистично смотреть в будущее. Согласно тому же отчету, виды на урожай везде очень высокие, повсюду намечается расширение посевных площадей. USDA прогнозирует рекордное производство пшеницы по всему миру — почти 789 млн тонн. В России тоже рекордные 85 млн тонн при общем сборе зерна 126,5 млн тонн.
Наши аналитические агентства раскритиковали данные USDA, считая, что оно не учло гибель озимых в России. По данным российских аналитических агентств, урожай пшеницы в новом сезоне составит 79 млн тонн.
Мировое производство сои, по прогнозам USDA, вырастет на 22,6 млн тонн и достигнет 385,5 млн тонн. При этом производство сои в России тоже достигнет рекордного для страны показателя 4,6 млн тонн, на 7% выше, чем в прошлом году. Мировое производство кукурузы вырастет до рекордных 1,2 млрд тонн (в том числе рекордный урожай ожидается в Украине — 37,5 млн тонн, на 23% выше, чем в прошлом году). Рост мирового производства подсолнечника составит 7 млн тонн — до рекордных 57 млн тонн. Ожидания большого урожая в ближайшее время начнут сдерживать цены на сельхозпродукцию.
Пока некоторая неопределенность сохраняется на мясном рынке, так как зависимость от экспорта на нем невелика: на экспорт уходит порядка 4–5% произведенной в стране курятины и свинины. Тем не менее цены на свинину за год выросли на 40%, на курятину — на 15%, на яйца — на 30%. «Птицеводы не корректируют цены на свою продукцию в зависимости от мировых цен, — говорит генеральный директор Национального союза птицеводов Сергей Лахтюхов. — Но себестоимость зависит от мировых цен на сырье и от курсов валют: примерно 25–30 процентов в нашей структуре затрат занимают ингредиенты, которые напрямую зависят от курсов валют, и еще около 30 процентов — те, что зависят от них опосредованно. В первую очередь на себестоимости сказываются цены на корма, в которых зерно — важная, но не единственная составляющая. Зерно мы покупаем российское, но внутренние цены производителей зависят от экспортных цен. Именно поэтому правительство ввело экспортную пошлину на пшеницу. Корма — это не только зерно, но и шрот. Что касается шрота, то здесь большая доля импорта, основная часть сои к нам завозится, а мировые цены на нее быстро растут. Дорожает также подсолнечник. Наконец, ветеринарные препараты, аминокислоты и оборудование по большей части импортные. Так, рост цен на аминокислоты достигает сотни процентов. Все это влияет на себестоимость. Рост отпускных цен на птицу в январе–феврале не компенсировал полностью рост себестоимости у птицеводов, при том что уже в марте отпускные цены расти перестали».
«Основные факторы рекордного глобального роста цен на продовольствие в 2020–2021 годах — на стороне конъюнктуры и издержек производства, — комментирует Елена Воронкова, доцент кафедры финансов и цен РЭУ им. Г. В. Плеханова. — С одной стороны, на цены давит дефицит предложения, связанный с массовыми сокращениями производства, экспорта, падением инвестиций из-за ковидных ограничений, климатическими коллизиями. С другой стороны, на рост цен влияют повышенный спрос ключевых импортеров, формирующих стратегические товарные запасы, игры биржевых спекулянтов». Но вот самый важный для нас момент: наиболее значительно политика количественного смягчения в развитых государствах отражается на инфляции в других национальных экономиках, в первую очередь в развивающихся странах, имеющих значительные объемы импорта, отмечает Елена Воронкова. Это происходит через эффект девальвации национальных валют, которая является результатом массового оттока капиталов с развивающихся рынков в рамках реализации политики QE (эмиссии). В отличие от Китая наша экономика не имеет буфера из регулируемого курса, который мог бы сгладить этот девальвационный эффект. Поэтому велики шансы, что цены на нашем розничном рынке будут потихоньку подтягиваться к уровню Европы и США (см. таблицу 2).
Немаловажен, на наш взгляд, и социальный фактор. За пандемию население практически всех стран стало беднее. Наиболее пострадали от роста продовольственной инфляции страны, где население большую часть доходов тратит на еду. Богатые страны, где на еду население тратит 10% доходов, меньше почувствуют ценовое давление. Более того, уровень цен на продовольствие в богатых странах выше, доля сырья в конечной цене продукции не так высока, и колебания цен на него не так сказываются на конечных ценах. Население небогатых стран вряд ли будет довольно ростом продовольственной инфляции, и, возможно, правительства разных стран начнут искать и применять разные меры влияния на сырьевые циклы. Но в этом кроется новый риск разбалансировки для мировых и локальных рынков продовольствия.
Так, в последний год российское правительство пыталось бороться с продовольственной инфляцией разного рода ограничительными и стимулирующими мерами. Для ряда продовольственных товаров были введены долгосрочные компенсационные механизмы в попытке снизить зависимость внутренних цен от мировых. Этой весной правительство ввело плавающую экспортную пошлину на масло, а пошлину на подсолнечник повысило до 50% со скромных 6,5%. Плюс была возвращена действовавшая в прошлом сезоне плавающая вывозная пошлина на пшеницу, ячмень и кукурузу. Кроме того, правительство поддержало производителей муки, хлеба, сахара и другой агробизнес, который поставляет продукцию на внутренний рынок, выделив на это дополнительно около 15 млрд рублей. «Результат сдерживания цен, конечно, никого из нас полностью не устраивает, но, если бы не принятые меры, обсуждать пришлось бы не их эффективность, а взрывной неконтролируемый рост цен. Мы за то, чтобы наши производители зарабатывали на экспорте, но не в ущерб интересам главных своих покупателей, которые живут и работают в России», — заявил в мае Михаил Мишустин.
Однако, как писал «Эксперт», введение правительством экспортных пошлин на зерно, подсолнечник и масло может привести к сжатию рынка (см. «Большая продразверстка», № 16 за 2021 год). А сжатие рынка — читай, сжатие предложения и (или) ажиотажный рост спроса — ведет только к одному: к очередному росту цен. Собственно, мы это наблюдали совсем недавно на российском рынке пшеницы, подсолнечника и сои: в апреле–июне прошлого года действовал запрет Экономической комиссии ЕАЭС на вывоз семечки за пределы союзного государства с целью обеспечения стабильности на рынке масла в период пандемии. Но, как только запрет сняли, экспорт семян подсолнечника взлетел более чем в десять раз — ограничения нагнетали и ажиотажный спрос, и цены.
Конечно, так действует не только Россия, но запреты и пошлины важных игроков на мировом рынке приводят к росту цен. «Государственные меры по ограничению экспорта, изменение ценовых пропорций между мировыми и внутренними ценами за счет повышения последних, валютная политика, направленная на понижение курса национальных денежных единиц в странах — крупных импортерах — все это источник относительно высоких темпов внутренней инфляции, которая затем через глобальные цепочки стоимости постепенно впитывается внешней средой», — объясняет Елена Воронкова.
Западные эксперты уже заговорили о том, что нынешнее ралли на рынках — самое мощное за последние четыре десятилетия и конца ему пока не видно. Главное, к чему приковано сейчас внимание инвесторов, — инфляция в США: в апреле ее годовой показатель поднялся до 4,16% год к году (максимум с сентября 2008-го). JPMorgan уже советует инвесторам ввиду раскручивающейся во всех странах инфляции выходить из акций роста («техи») и вкладываться в сырьевые товары. Старая истина «Лучше жесткий ящик с тушенкой, чем мягкое кресло пилота “Теслы” или Blue Origin» снова актуальна.