Экономисты и аналитики единодушны: уже на этой неделе, 11 июня, Банк России в очередной раз поднимет ключевую ставку (5% на текущий момент). Причина — инфляция, которая в апреле на 1,5 процентного пункта перехлестнула таргет в 4%. При этом Банк России и поддерживающие его финансисты трактуют практически все данные по динамике цен и рынков в пользу своей магистральной идеи: «ответственность» за текущий всплеск полностью лежит на стороне спроса; говоря проще, доходы людей так выросли, что население пустилось в активное потребление. Например, в пользу этой версии трактуется ускорение роста цен на непродовольственные товары. Однако достаточно вспомнить о тесной связи нашей непродовольственной розницы и всей отечественной обрабатывающей промышленности с импортом (не только товары, но и комплектующие для них, оборудование и запчасти, корма и т. д. мы завозим из-за рубежа; подробнее см. «Кто тут жадный?», «Эксперт» № 21 за 2021 год) — вспомнить обо всем этом, чтобы заподозрить, что все же мы имеем дело с «завозной» инфляцией, а граждане спешат потратить деньги, потому что прекрасно знают: потом будет еще дороже (опросы, проводимые по заказу того же ЦБ, свидетельствуют, что медианная оценка ожидаемой в ближайшие 12 месяцев инфляции в мае 2021-го составила 11,3% , а наблюдаемая населением инфляция в мае еще немного повысилась, и ее медианная оценка составила 14,8%). Мы задали самые важные вопросы директору ИНП РАН, члену-корреспонденту РАН Александру Широву, чтобы разобраться: что же все-таки мы наблюдаем — инфляцию спроса или предложения?
— Что мы сейчас наблюдаем: инфляцию спроса, как считает ЦБ, или инфляцию предложения?
— Это сложный вопрос. То, что мы наблюдаем, я бы назвал импортируемой инфляцией предложения. Видно, что основные драйверы роста цен находятся на стороне производителей, причем в основном тех, цены на продукцию которых формируются по принципу нетбэк, то есть экспортного паритета (netback, цена при экспорте за вычетом пошлин и транспортных расходов. — «Эксперт»). Если называть конкретные группы товаров, то это продовольствие, металлургия, химия и, безусловно, нефть и нефтепродукты.
Главный ценовой импульс сейчас приходит к нам из-за границы, но есть и дополнительные факторы. Некоторое усиление инфляции дал денежный навес, особенно бюджетный, четвертого квартала прошлого года. Однако в основе лежит все-таки импортируемая инфляция. Соответственно, бороться с ней мерами денежно-кредитной политики достаточно сложно.
— Насколько, по вашей оценке, эффективны меры, принимаемые ЦБ?
— Повышение ключевой ставки, повышение норм резервирования по потребительскому кредитованию — это все меры, которые сдерживают спрос. Разумеется, сдерживание спроса в той или иной степени снижает инфляцию. Однако нужно понимать, что спрос снижается практически на весь диапазон продукции, а импортируемая инфляция при этом никуда не девается. Возникает разрыв между потребительскими ценами и ценами производителей.
От этого страдают компании, ориентированные на внутренний рынок. Они вынуждены покупать сырье и материалы по более высоким ценам. Это как раз товары, цены на которые формируются по принципу нетбэк. В то же время цены на собственную продукцию компании повышать не могут, так как спрос ограничен.
— Существуют ли меры, позволяющие бороться именно с импортируемой инфляцией?
— Этот резкий рост цен, формирующихся по принципу нетбэк, связан также с тем, что, несмотря на ценовое ралли на внешних рынках, курс рубля остается относительно стабильным. Если бы он укреплялся, ценовой шок внешних рынков ощущался бы внутри страны гораздо меньше.
Мы попадаем в ценовую трилемму, как я ее называю. Она состоит в том, что у нас действует экспортный паритет на значительную группу товаров, то есть цены на них зависят от цен мирового рынка; у нас есть бюджетное правило, которое сдерживает укрепление курса рубля при росте мировых цен, и у нас есть инфляционное таргетирование. Получается, что мы попадаем в ситуацию, когда при росте мировых цен не допустить их переноса на внутренний рынок фактически невозможно. Мировые цены растут — значит, растут и наши доходы, Министерство финансов РФ покупает валюту и этой покупкой не позволяет курсу рубля укрепиться. Это хорошо для бюджета, это хорошо для производителей, ориентированных на внешний рынок, но в целом уже становится ограничением для роста экономики.
— Получается, сейчас у нас нет методов, которые могли бы сдержать инфляцию?
— Методы всегда есть. Например, административные меры, интервенции, другие методы косвенного управления рынками. Однако ситуация такова, что нужно придумывать некоторую систему (и это небыстрый процесс) не искусственного, а естественного регулирования внутренних цен, выросших в результате улучшения ситуации на внешних рынках. Речь может идти, скажем, о настройке налоговой системы. Такие эксперименты были: например, демпфер на моторное топливо. Отчасти это удается, но видно, что с большим трудом. Необходимо искать эффективные механизмы, но, как они будут выглядеть, пока вопрос открытый. В любом случае влияние курса на цены на внутреннем рынке — очень важный фактор. В норме он должен выступать демпфером роста цен на сырьевую продукцию.
— Почему в таком случае в России курс рубля сохраняется на низком уровне?
— Существует точка зрения, в том числе она может быть у отдельных чиновников в правительстве РФ, что слабый курс — это хорошо для экономики. Однако в реальности мы находимся в ситуации, когда он, скорее, является тормозом, в том числе инвестиционной активности, чем поддерживает экономику. Слабый курс препятствует инвестициям в машины и оборудование, значительная часть которых поставляется из-за рубежа, и это отражено в соответствующей статистике. Предприятия не имеют ресурсов, чтобы покупать довольно дорогую при нынешних условиях импортную технику, а своей эффективной не всегда хватает.