О кризисе неолиберализма и о фундаментальной потребности человечества в опоре на гуманистические идеи европейской цивилизации. Выступление на XIV Евразийском экономическом форуме в Вероне
Судя по тому, как немного людей собралось на эту сессию, неолиберализм уже похоронен и никто особо не переживает о его судьбе.
У меня относительно темы этой сессии взгляд радикальный. Я полагаю, что мировой кризис гораздо глубже, чем хотелось бы думать. Мы обсуждаем здесь идеологию неолиберализма, которая, как всем кажется, исчерпала себя. Тридцать лет была похоронена идеология социализма и коммунизма. Правда, Китай продолжает вести эту линию.
Президент Путин на недавнем заседании Валдайского клуба сказал, что, в его понимании, тот кризис, который мы наблюдаем сейчас, —это кризис европейской цивилизации. О таком же масштабе кризиса вчера говорил и профессор Бадзоли. Я исхожу из примерно такого же понимания глубины этого кризиса.
Каковы признаки этого кризиса? Стирается разница между ценностями, и все становится относительным. Сторонники новых ценностей агрессивны. Мы наблюдаем в некоторых странах травлю людей за то, что они высказывают свои старые немодные убеждения. Временами это становится похожим на охоту на ведьм.
Наблюдается дробление общества на мелкие группы. Особенно это хорошо видно в социальных сетях. Когда общество дробится на мелкие группы, очень трудно найти общую идею, общую идеологию, общую цель для государства, для страны, для общества. Потому что эти группы очень трудно согласуют между собой интересы и вообще отказываются согласовывать свои интересы.
Неравенство возрастает. Неравенство и между социальными группами отдельных стран, и между богатыми странами и бедными. И глобализация не уменьшила это неравенство, если не считать Китай и соседние с ним страны.
Наблюдается новое явление — отчуждение людей от труда. Карл Маркс почти двести лет назад говорил о проблеме отчуждения работников от результатов труда, и это была фундаментальная проблема, которую пытались решить коммунисты, это не получилось. Сегодня же наблюдаются попытки отчуждения человека вообще от труда. Потому что производительные силы достигают такого развития, что человек становится не нужен. Говорят о безусловном базовом доходе как о некоем социальном благе. С моей точки зрения, это не социальное благо. Это проявление бессилия экономической и социальной системы, бессилия политиков. Вы нам не нужны, но для того, чтобы вы не умерли с голоду, мы дадим вам безусловный базовый доход. Это идея капитала, а не труда. Это идея продолжать безудержное потребление даже тогда, когда люди не могут заработать достаточно денег.
Идет деградация культуры. Всегда была культура высокая и культура низкая. Но никогда еще представители низкой культуры не позволяли себе выстраивать культурную иерархию, не позволяли себе вытеснять культуру высокую своими деяниями. Это явление нашего, двадцать первого века.
Цифровизация. Огромное количество преимуществ, естественно, дает цифровизация. Здесь много позитивных результатов, но почему-то на первый план выходит слежка, манипуляция и цензура. В первую очередь частные компании начинают подвергать цензуре ту информацию, которая есть в интернете, начинают манипулировать людьми. А вслед за ней и бюрократия включается в эту игру и за всеми начинает следить. Илья Пригожин много лет назад, когда он понял потенциал интернета, сказал: «Как бы нам не превратиться в колонию слепых муравьев».
Говорят об огромных успехах компьютерных наук, появилось понятие «трансгуманизм». Будет такой симбиоз человека и компьютера. Заговорили о бессмертии. Говорят, будто человека можно будет впихнуть в кремниевую пластинку, в стекляшку. И все наши эмоции, чувства, грезы, любовь, страсть, ненависть — все будет в этой стекляшке. Пока я вижу, что компьютерные науки залезают во все тайны человеческой жизни, которые только можно. Говорят, люди сами добровольно передают информацию о себе. Да, но только если бы в договорах, которые мы все подписываем с социальными сетями, с «Фейсбуком», с банками, с платформами, если бы там было написано большими буквами «Теперь мы будем следить за вами всегда и везде. Теперь мы будем подвергать цензуре ту информацию, которую вы хотите опубликовать. Теперь мы будем манипулировать вами, чтобы вы покупали все, что мы вам предлагаем. Мы будем продавать информацию о вас, кому захотим, без всякой ответственности (а именно это написано в договорах)». Если бы это было написано большими буквами на первой странице, возможно, некоторые люди бы задумались, какой шаг они совершают.
Что предлагают футурологи? Что будет дальше? Вот пример — образование. Сейчас расцветает дистанционное образование. Особенно в период эпидемии, это очень удобно. Не надо встречаться в аудитории, не надо подвергаться рискам заразить друг друга. «Как здорово, — говорят. — Теперь будет дистанционное образование». Однако люди циничные говорят просто: «Теперь лишь немногие смогут получить очно нормальное, здоровое образование с преподавателями, с обсуждением в аудитории, со спорами. А львиная доля будет получать образование дистанционное. Зачем, — говорят они, — нам так много лидеров и личностей?» Лидеры и личности получат образование правильное, а остальные фактически не получат никакого. Потому что новому миру не нужны ни лидеры, ни личности. Еще более радикальные футурологи говорят: «Так ведь было всегда на протяжении тысячелетней истории человечества. Процентов десять людей были образованны, они могли размышлять, они занимали высокие посты. А остальные девяносто процентов не то, что не имели образования, они были безграмотны. Так было всегда, а эти последние два-три столетия являются исключением в истории человечества. Теперь человечество вернется к своему нормальному состоянию. Более того, теперь даже не всем придется работать, — говорят они. — Потому что производительные силы достигли высокого уровня развития. И вот вам в качестве пищи материальной безусловный базовый доход, а в качестве пищи духовной вот вам “ТикТок”». Это та картина, которую рисуют смелые футурологи.
Вчера здесь показали ролик девяностого года, очередь в Москве в первый «Макдональдс». Я сам ее видел, я жил на Тверской тогда, в девяностом году. И эта очередь показывалась как позитивный пример продвижения бизнеса в разные страны, несмотря ни на что. А за тридцать лет до этой очереди, в шестьдесят первом году, в Москве стояло тоже много людей на улицах. Они встречали первого космонавта мира. В шестьдесят первом году они встречали Юрия Гагарина, а в девяностом году они стояли в «Макдональдс». И это вопрос сложный, что важнее. У меня есть ответ, и я думаю, что большинство к моему ответу тоже присоединятся.
Безопасность. Вчера профессор Бадзоли об этом говорил. Есть три главные функции государства. Безопасность, стратегия и социальные функции. Безопасность, естественно, очень важная функция безотносительно того, демократическое государство или какое-то другое. Безопасность входит на первый план. Но если останется только безопасность, то в этом есть свои риски. Я вижу в фантазиях футурологов детские мечты, но мечты злых детей. Этого не будет, будет или еще хуже, чем мечтают и рассказывают нам футурологи, или будет по-другому. Я считаю, что мы должны бороться за то, чтобы было по-другому.
Что в центре европейской цивилизации было на протяжении последних веков, что главное? Я считаю, что гуманизм составлял основу, опору, стержень европейской цивилизации. Гуманизм, который возник здесь, на итальянской земле, еще в четырнадцатом веке. Гуманизм как вера в творческую созидательную силу человека, его добродетель; способность восхождения человека; способность человека стремиться к правде, справедливости. Это было главное, что сделало европейскую цивилизацию мощной, что обеспечило колоссальный рывок в благосостоянии, в образовании, в здоровье, рывок науки, невиданный в истории человечества. Я полагаю, что этот гуманизм сейчас предается, вырождается, разрушается. И эти пугающие концепции трансгуманизма, постгуманизма — они не зря противоречат прямо гуманизму, это реальная идеологическая схватка.
Я считаю, что надо попытаться побороться за гуманизм. Надо попытаться побороться за целостного человека, не вписанного в кремниевую пластинку. Что такое целостный человек? Это то, на чем держится Европа. Это Античность с этим широким мировоззренческим взглядом; это Возрождение — человек творческий, сильный, способный достичь колоссальных результатов; это Новое время — наука, служащая во благо человека, вот что такое Европа. Античность, Возрождение и Новое время. Вот на этом надо построить новую идеологию.
Возьмем образование. Великий гуманист Вильгельм фон Гумбольдт говорил: «Познание и созидание составляют сущность человека». Познание — это образование, наука. Каким должно быть образование? «Дистанционным, прагматичным; навыки и компетенции», — говорят нам. Прагматизм сейчас доминирует в концепции образования. Я говорю: «Нет, наоборот, образование должно давать человеку все то, что было выработано человечеством на протяжении тысячелетий». Античность, Возрождение, Новое время и плюс — религия.
Существуют три института познания мира: наука, искусство и религия. У каждого института свой язык — научный, художественный, религиозный. Каждый человек должен в меру своих способностей по меньшей мере представлять себе, что это за языки, как на них говорят, что можно познать с помощью этих языков. И это новое образование, надо стремиться к нему.
Наука. У Макса Вебера есть блестящее рассуждение. Он говорит о целерациональности и ценностной рациональности. То есть рациональность может иметь цель, и рациональность может быть основана на ценностях. Наши науки построены сегодня на цели. Например, экономическая наука имеет в виду экономического человека, который якобы максимизирует полезность. Но и Макс Вебер, и Йозеф Шумпетер, и недавно умерший Иммануил Валлерстайн говорили: «Надо гуманитарные науки, общественные науки трансформировать так, чтобы они имели опорой ценностную рациональность». Мы люди, мы живем в пространстве ценностей. Ценности есть главное, то, что составляет человека, составляет общество.
И последнее, про экологию. Мы вчера много об этом говорили. Три силы, от которых зависит решение экологических проблем: потребители, бизнес и политики. Все три силы фактически против решения экологических проблем. Давайте мы скажем это честно. Потребители не хотят снижать потребление, консюмеризм по-прежнему доминирующая идеология, по крайней мере в богатых странах. Это не хорошо и не плохо, это так, это факт. Это не означает, что надо всем стать бедными, нет, надо изменить стиль потребления. Бизнес хочет увеличивать свои прибыли и капитализацию своих компаний, хочет производить все больше и больше. А политики боятся говорить на эту тему, потому что у них выборы. Потому что если они скажут потребителям: «Вы теперь будете потреблять меньше», — их не выберут. Пессимисты полагают, что как бы все это не кончилось, какой-нибудь экологической диктатурой со знаменем, на котором будет недоброе лицо Греты Тунберг. Мне очень не хочется, чтобы экологические проблемы решались с помощью диктатуры.
Ответом на это должен быть гуманизм, о котором я говорил, который позволяет искать решение, которое позволяет содержательно говорить друг с другом. Вот в какую сторону надо двигаться. И надо верить в силу, великую силу европейской цивилизации.