Вгрызаясь в клочки: как живет поствоенный Нагорный Карабах

Обозреватель журнала «Эксперт» побывал в Нагорном Карабахе: как живут и на что надеются жители на спорных территориях

До войны в Степанакерте проживало порядка пятидесяти тысяч человек. Сейчас за счет беженцев количество жителей увеличилось на десять тысяч
Читать на monocle.ru

В полдень 16 ноября между Арменией и Азербайджаном вновь начались бои. Столкновения были зафиксированы на восточных границах Армении в районе горы Цицернакар. Стычки, впрочем, здесь происходят довольно часто, с тех пор как Азербайджану перешел Кельбаджарский район. Возникшая новая граница между враждующими странами до сих пор так и не демаркирована и не делимитирована.

На этот раз традиционные взаимные провокации быстро переросли в мини-войну. Начавшаяся перестрелка была подхвачена ударами тяжелой артиллерии, а затем за дело взялась бронетехника. Уже через несколько часов премьер-министр Армении Никол Пашинян, который еще накануне отправил в отставку министра обороны Аршака Карапетяна, призвал население быть готовым «защищать святую Родину».

Конфликт удалось заморозить только к вечеру усилиями российской стороны. В результате инцидента — самого серьезного с момента прекращения огня — стороны отчитались о потерях. Баку заявил о гибели семи военнослужащих и десяти раненых, а Ереван — об одном раненом, 13 пленных и 24 пропавших без вести. По обычаю стороны обменялись и взаимными обвинениями.

Вслед за наступившим перемирием со стороны всех заинтересованных акторов последовали заявления о важности скорейшего урегулирования вопроса границ между Арменией и Азербайджаном. Пашинян и вовсе предложил Баку «подписать мирный договор». Призывы, к слову, совсем не сенсационные, ведь речь об этом идет уже почти год, но результата нет, поскольку стороны выдвигают взаимонеприемлемые требования. Уровень напряженности за год практически не снизился. Все это показывает, насколько далек Южный Кавказ от политической и экономической стабилизации.

Азербайджан будет продолжать давить на Армению, чтобы быстрее разрешить ситуацию в свою пользу. Армения, наоборот, будет затягивать процесс как можно дольше, чтобы выиграть время для реорганизации армии. Атмосфера этого изматывающего «стояния» ощущается особенно остро внутри непризнанной республики Нагорный Карабах, где линия соприкосновения между азербайджанскими и армянскими военными самая напряженная и взрывоопасная.

Город удивительного покоя

Степанакерт совсем не напоминает прифронтовой город. О том, что еще год назад в столицу Нагорного Карабаха то и дело залетали снаряды, напоминают лишь не заштукатуренные резкие прорези, оставленные осколками на фасадах некоторых домов, и расставленные кое-где строительные леса, по которым расхаживают покрытые белой пылью рабочие.

Во всем же остальном — от беззаботно раскачивающейся одежды, развешенной между домами, до деловито снующих, хоть и немногочисленных машин — ощущается удивительная умиротворенность на вид вполне аккуратного города. Лишь изредка на улице можно встретить человека в военной одежде или услышать грохот проезжающего мимо военного грузовика.

До войны в Степанакерте проживало порядка пятидесяти тысяч человек. Сейчас, с учетом оставшихся в городе беженцев из захваченных Баку районов Карабаха, количество жителей увеличилось на десять тысяч. Всего же из непризнанной республики эмигрировало около тридцати тысяч человек. Многие из них в поисках лучшей жизни уже успели покинуть и Армению.

Тем не менее оставшиеся, похоже, еще не успели отчаяться. По крайней мере, слушая разговоры местных жителей, становится ясно, что они много и героически думают об ужасах экспансии «Тюркского мира», последней преградой для которой, собственно, и является Карабах.

Много и с жаром говорят они и о своем единственном «союзнике», то есть о России (а совсем не об Армении), для которой, как уверяют карабахцы, падение их республики будет означать ни много ни мало появление качественно новой угрозы распространения того самого «Тюркского мира».

А еще карабахцы надеются поскорее, как они говорят, «залечить полученные раны», чтобы не допустить окончательного поражения и дальнейшего оттока населения. Последнее для непризнанной республики особенно важно, ведь если все покинут оставшиеся территории, вопрос определения статуса Карабаха отпадет сам собой.

О том, что люди продолжают уезжать из Арцаха (армянское наименование Карабаха), «Эксперту» признались сразу несколько местных чиновников. Бегут от предсказуемых экономических трудностей. А также от перманентной угрозы оказаться под огнем очередной провокации — с той или с другой стороны.

«Рыба ищет, где глубже, человек — где лучше. Если жители Карабаха увидят, что ситуация лучше не становится — ни мира, ни экономики, а русские или останутся или нет, — то, думаю, просто уедут. И не потому, что их будут резать, а потому, что жены объяснят своим мужьям, где будущее их детей. Оно в Москве, в Ростове-на-Дону, в Сочи, в Марселе, в Лос-Анджелесе, но не в Карабахе», — справедливо замечает Руслан Пухов, директор Центра анализа стратегий и технологий, член Общественного совета при Минобороны России.

Побитый «закавказский тигр»

О довоенном Нагорном Карабахе есть расхожее представление как о «закавказском тигре». По местным статистическим данным, которые по понятным причинам не признают международные организации, начиная с 2000-х годов экономика республики росла впечатляюще быстро. Так, в период с 2011 по 2016 год средний рост ВВП составлял выше 9%. А при расчете ВВП на душу населения (номинал) в 2019 году этот показатель составил чуть больше 4800 долларов, что превышало аналогичные показатели Армении (чуть больше 4600 долларов) и Азербайджана (почти 4800 долларов).

В основе этого роста, надо полагать, значительные переводы и инвестиции из-за рубежа, как официальные, так и благотворительные, низкая послевоенная база, малонаселенность и некоторые неплохо оснащенные сферы экономики вроде добычи полезных ископаемых, строительства и сельского хозяйства.

Война положила конец этому росту. Достаточно сказать, что в результате продвижения азербайджанских военных непризнанная республика потеряла 80% территорий — с предприятиями, инфраструктурой, домами и сельскохозяйственными угодьями.

Как рассказал «Эксперту» министр экономики и сельского хозяйства НКР Армен Товмасян, например, в сельском хозяйстве потери оказались невосполнимыми. «Было утрачено более 75 процентов пахотных земель, 80 процентов пастбищ, до 50 процентов поголовья скота, практически 20 процентов сельскохозяйственной техники и оборудования, почти 60 процентов плодово-ягодных садов», — рассказывает Товмасян.

Более того, по словам министра, из семи тысяч хозяйствующих субъектов около тысячи предпринимательских компаний остались на неподконтрольных Арцаху территориях. При этом быстро насытить экономику новыми деньгами не получается: политические риски, а также непризнанный статус республики, фактически сводят к нулю инвестиционные потоки. Все инвестиции со стороны Армении идут только на государственном уровне.

Естественно, все это драматически отразились на макроэкономических показателях. Экономическая активность за январь‒июнь 2021 года по сравнению с тем же периодом прошлого года сократился на 27%. Объемы промышленного производства и общего экспорта сократились почти вдвое, объем сельского хозяйства — почти на 60%.

Только в отрасли горной добычи (в республике добывается золото, строительные камни и медь) ситуация оказалась не столь катастрофической. Основная часть рудников в Мартакертском районе осталась под контролем Степанакерта.

Удалось сохранить потенциал Карабаха и в агроперерабатывающей промышленности. По словам Армена Товмасяна, на территории республики действуют предприятия по производству растительных масел, овощно-фруктовых заготовок, макаронных изделий, алкогольных и неалкогольных напитков, чаев и молочной продукции и предприятия по производству полуфабрикатов из курятины.

Тем не менее сегодняшний Карабах, по сути, оказался в полной зависимости как от помощи диаспоры, так и от армянского импорта и финансовых поступлений, которые составляют около 90% всего бюджета. В то время как в самой непризнанной республике цветет безработица (в министерстве признаются, что не могут оценить ее уровень даже приблизительно) и перегруженная «социалка», необходимая для поддержки тысяч беженцев, оставшихся без имущества, сбережений, а часто и без кормильца.

«Я не знаю, когда я выйду отсюда»

В углу светлой, но очень тесной комнаты огромной стопкой сложены одежда, постельное белье, мягкие игрушки. С одной стороны ее подпирает широкая кровать, которая занимает добрую половину пространства, а сбоку — бежевый шкаф, тоже заваленный одеждой. С потолка, на котором кое-где проступают желтые разводы, свисает одинокая лампочка.

В этой комнате уже больше полугода ютится часть большой семьи, которую переселили в Степанакерт из Шуши, как только там начались бои. Им повезло: война никого не унесла. Отца, который был рекрутирован, военные нашли под завалами обломков, когда совсем рядом прогремел взрыв. Он чудом остался в живых и сейчас, по словам жены, перебивается небольшими подработками. А вот муж другой переселенки, Вардухи, погиб. Она осталась одна с шестью детьми.

«Четвертого октября я уехала со своими детьми в Ереван, а потом, когда война закончилась, вернулась сюда, в Степанакерт, потому что не могу без Карабаха», — рассказывает она, стоя около входа в длинный двухэтажный дом, покрытый потрескавшейся белой штукатуркой. До войны в нем располагался дом-интернат для одиноких пенсионеров. Сегодня он стал приютом для 142 беженцев.

«Работы у меня нет, — растеряно добавляет Вардухи. — Все, чем я занимаюсь, — сижу с детьми. Хорошо, что нам платят хоть какое-то пособие. Я не знаю, когда выйду отсюда. Может выйду, может — нет. Я не знаю, что будет с нами».

По-видимому, этот дом — один из самых приличных, куда удалось поселить беженцев. По словам Гегама Степаняна, омбудсмена непризнанной республики, чаще переселенцам приходится жить в аварийных зданиях — иной раз даже без санитарных условий.

В непризнанной республике и до войны были проблемы с жильем. Сейчас же дефицит стал еще острее. Впрочем, как уверяют в министерстве экономики, строительные работы ведутся интенсивно: армянские и местные строительные компании возводят дома как на территории Степанакерта, так и на территориях разных общин. Однако тормозится этот процесс понятными финансовыми ограничениями, так что обеспечить жильем всех нуждающихся получится нескоро, признаются чиновники Карабаха.

Другая проблема — это работа. «Как правило, вынужденные переселенцы были заняты в сельском хозяйстве. Теперь же в связи с тем ударом, который был нанесен сельскому хозяйству республики, беженцы не могут никуда устроиться», — рассказывает Гегам Степанян.

Для того чтобы поддержать переселенцев, а также семьи, где есть погибшие, правительство утвердило план социальных выплат. По словам омбудсмена, после войны первые четыре месяца все жители непризнанной республики получили по 68 тысяч армянских драм (почти десять с половиной тысяч рублей). Родные погибших единовременно получили десять миллионов драм (чуть больше полутора миллионов рублей), а затем в течение последующих двадцати лет будут получать пособие — порядка 38 тысяч рублей в месяц. Невероятные суммы для столь бедной территории.

Кроме того, пособия получают семьи с пятью (и более) детьми. Действуют государственные программы для слабо защищенных слоев общества — сироты, одинокие пенсионеры, инвалиды. Вдобавок к этому, по словам Армена Товмасяна, правительство Карабаха запустило ряд обучающих программ, которые должны помочь переселенцам «освоить новые профессии и навыки, чтобы попытаться устроиться на новые рабочие места».

Впрочем, даже если в ближайшие годы правительству Карабаха удастся смягчить экономические трудности, вряд ли это остановит отток населения. Непризнанная республика, по сути, оказалась в экономической и военной блокаде. А военные провокации, которые происходят здесь регулярно и приводят к жертвам среди мирного населения, российские миротворцы предотвратить пока просто бессильны.

«Они хотят запугать наш народ»

Десятого ноября, в годовщину введения в Карабах российских миротворцев, в Степанакерте хоронили 22-летнего Мартика Еремяна. Двумя днями ранее он был застрелен в районе города Шуша. Вместе с ним были ранено еще трое. Все они были рабочими и по согласованию с азербайджанской стороной строили водоканал для российских миротворцев.

«Днем мы работали на траншее, когда к нам спустился человек в экипировке спецслужб [ВС Азербайджана], — рассказывает один из раненых рабочих. — Он начал истошно кричать что-то на непонятном языке. Это точно был не азербайджанский язык, но иногда он почему-то переходил на русский мат». По словам рабочего, бригада стала жестами показывать военному, что прекратит работы и уйдет, но тот выхватил пистолет и начал стрелять, после чего скрылся.

Этот инцидент далеко не первый. За месяц до этого тракторист-армянин был застрелен снайпером в Мартакертском районе. Причем, как рассказывают местные жители, рядом с ним в тракторе сидел российский миротворец. А уже через несколько дней азербайджанская сторона отчиталась об убийстве своего солдата армянским снайпером.

По словам Гегама Степаняна, с момента прекращения огня ими было зафиксировано 56 случаев насилия со стороны Азербайджана. Конечно, жители Карабаха не умаляют значения российских миротворцев, однако после каждого подобного инцидента в их сторону раз за разом звучат одни и те же упреки: где они были?

Характерна реакция на инцидент, который случился через несколько дней после похорон Еремяна. Житель Карабаха подъехал на машине на КПП близ Шуши и (по слухам, чтобы отомстить) бросил гранату в азербайджанских военных. В результате взрыва трое солдат получили ранения. Нарушителя тут же задержали российские миротворцы, что вызвало недоумение сразу с обеих сторон: одних возмутил сам факт задержания, других — бездействие миротворцев, не предотвративших взрыв.

Но винить российских миротворцев особо не в чем. Даже спустя год после окончания войны у них так и не уточнен мандат о правилах присутствия, не прописаны протоколы для действий в случае той или иной ситуации, не очерчена зона безопасности наподобие той, что существует в Приднестровье. Строго говоря, миротворцы даже не знают, когда именно имеют право применить оружие.

Судя по всему, их единственная задача — не допустить крупномасштабной войны и оказывать гуманитарную помощь мирным жителям, ведь международные гуманитарные организации войти в регион не могут, так как этот вопрос требует консенсусной позиции Баку и Еревана, а это едва ли возможно.

В непризнанной республике считают, что азербайджанская сторона, осознавая, чем чревата прямая агрессия в присутствии миротворцев, пытается выдавить жителей Карабаха путем постоянного устрашения. «Они хотят запугать наш народ, чтобы мы думали, что все потеряно, что тут слишком опасно, что здесь нет перспектив», — считает Давид Бабаян, министр иностранных дел НКР.

Как полагают в республике, противник может задействовать и другие механизмы давления. Например, устроить полную энергетическую или водную блокаду.

Довоенному Карабаху удалось добиться больших успехов в энергетике. Была построена целая сеть малых гидроэлектростанций, которые дополнили инфраструктуру плотины, возведенной еще в советские годы. В благоприятные годы республика полностью удовлетворяла свои энергопотребности, даже экспортируя излишки в Армению.

Однако после войны от энергетической независимости Карабаха ничего не осталось. Большая часть гидроэлектростанций оказались под контролем Баку. Единственным поставщиком энергии в республику стал Ереван, причем импортируется она по узкому и небезопасному Лачинскому коридору. «Все это, конечно, очень уязвимо. Раз — и ничего нет», — устало говорит Давид Бабаян.

По его словам, утрата большей части территорий привела и к полному нивелированию экологической безопасности республики. «Сейчас большая часть истоков наших водных ресурсов оказалась под контролем противника. Они взяли под контроль даже истоки рек Арпа и Воротан, которые питают озеро Севан, дающее порядка 80 процентов армянских водных ресурсов», — рассказывает министр, в прошлом специалист в водной энергетике, намекая на то, что азербайджанцы могут их отравить, как они уже, якобы, делали в советские годы.

Крепость вместо монастыря

Степанакерт, тем не менее, продолжает жить, будто бы не замечая, как на вершинах обступивших его гор развеваются азербайджанские флаги. Глядя на них, понимаешь: год назад Баку хватило бы одного-двух дней, чтобы взять под контроль столицу непризнанной республики, поставив точку в деоккупации всего Карабаха.

Однако именно этой символической демаркацией, придающей Степанакерту статус «непокоренного» города, кажется, и живут его жители. По крайней мере, во всем, что они делают и о чем говорят, прочитывается один-единственный смысл: с сизифовом упорством они вгрызаются в тот небольшой клочок земли, который им пока позволили оставить за собой.

Достаточно приехать в юго-восточную часть Карабаха, где буквально в нескольких километрах от линии соприкосновения с азербайджанскими ВС небольшая группа рабочих продолжает восстанавливать раннесредневековый монастырь Амарас. На самом деле, как уверяют местные жители, прямо под прицелами противника они возводят крепость — как это было раньше, когда монастыри при необходимости превращались в фортификационные сооружения.

Но это все символы. Есть и конкретные действия. Например, компенсировать территориальные потери правительство непризнанной республики планирует за счет развития интенсивного сельского хозяйства, чтобы обеспечить местное население овощами и фруктами. «В этом направлении уже предприняты первые шаги: действует государственная программа субсидирования половины стоимости при установлении высокотехнологичных теплиц», — заверяет Армен Товмасян.

Планируют в Карабахе усилить позиции оставшейся перерабатывающей промышленности по производству ковров из натурального волокна, одежды, постельного белья. Есть у республики и туристический потенциал, считают местные чиновники. К примеру, в скором времени для туристов планируют открыть отреставрированное село Патар в Аскеранском районе.

Более того, за минувший год были восстановлены почти все общеобразовательные школы, в которых с 1 сентября возобновились занятия в штатном режиме. С начала декабря в столице вновь откроются воскресные школы.

Словом, перспективу вхождения в состав Азербайджана никто здесь, кажется, даже не обдумывает. «Никакой статус в составе Азербайджана для нас неприемлем. Это невозможно! — без дипломатической сдержанности говорит, например, Давид Бабаян. — Мы никогда не откажемся от Шуши. Никогда! И от Гадрута, и от Карвачар. Все это наша земля».

Другое дело, что реальных политических и экономических рычагов у непризнанной республики нет. Вместо них один только аргумент геополитической важности Карабаха. Как для Армении, которая не может выстраивать свою идентичность на трагедии геноцида: армянскому обществу куда полезнее история первой исторической победы, которая прогремела здесь несколько десятилетий назад. Так и для России — если она не хочет напрямую столкнуться с ужасами «Тюркского мира».

Но вместо понимания этой важности, как считают жители непризнанной республики, Ереван год назад решил просто сбросить «тяжелый карабахский балласт», а Москва, при всех ее заслугах, на деле лишь разыгрывала очередную геополитическую партию.

Подобные конспирологические настроения понятны и репрезентативны. Этот завуалированный дискурс предательства высвечивает драматичность того, как переживается здесь война, которая оставила слишком много вопросов, и наступившее вслед за ней затишье, иллюзорность которого постоянно себя изобличает.

В Нагорном Карабахе ничего не закончилось.

Степанакерт-Ереван