Природная регуляция, антропотехника и принцип «священной постепенности» — каким русский космизм видел гуманистический научно-технический прогресс
Планетарное человечество исторически входит в очередной виток цивилизационного развития, драматически манифестируя противоречивость современных моделей социоприродного бытия, болезненный крах идеи глобализма. Обнаруживается несомненный факт: замысел однородной мировой целостности, противоречащей мультикультурной сущности социального взаимодействия, был идеологически ничтожным.
Однако такой исторический исход связан вовсе не с порочностью самой идеи планетарного единства, понимаемого в его истинно гуманистическом и нравственном смысле, а с его целевой вершиной и, следовательно, с идеологическими методами и реальной практикой глобализации.
Одновременно на фоне распада «недоглобализма» идет стремительное становление нового технологического уклада: цинично разъятая национально-политическими интересами цивилизация переходит на виртуальные рельсы Индустрии 4.0. Индустриальный императив технологически объективно (то есть насильно), по своим законам стягивает мировое общество в цивилизационный конгломерат, противодействуя тем самым раскройке всечеловечности на национально самодостаточные автаркии.
Равнодействующей этим течениям истории становится утверждение идеологии глокализма — формирование региональных кластеров мирового целого, выборочно объединяющих отдельные государства, способные к выработке коллективно-самостоятельного вектора бытия. Это и есть геополитическая конфигурация полицентричного мира, то есть воплощение его многополярной архитектуры.
На сегодняшний день технологическая подложка социально-исторического развития едва ли не единственное основание глобализации. Это та бытийная струна, которая создает эффект планетарного сознания человечества, однако она чревата (снова, но по другой причинно-следственной логике) будущими последствиями.
В среде нового технологического уклада возникает прельщение радикальной высокотехнологичной зачистки всего накопленного культурно-цивилизационного и гуманистического опыта человечества. Возникают и стремительно возрастают геополитические соблазны, которые создают риски кардинального, «инновационного» переопределения исторического бытия человечества.
В целом же текущие обстоятельства мировой социокультурной, технокультурной и геополитической динамики дают основания предполагать, что планетарный социум входит в фазу исторической сингулярности. То есть в состояние фундаментальной неопределенности перспектив и стратегий дальнейшего развития цивилизации.
Принципиальная непредсказуемость хода исторического времени, конечно, требует системного осмысления мироустроительного потенциала различных моделей и стратегий социоприродного бытия. Требует обоснованного прогнозирования желаемых и избегаемых траекторий глобального эволюционного движения в современном гипертехнологическом контексте.
В негативном историческом исходе ультратехнологизм ведет в хронологические топи «последних времен» несовершеннолетнего общества и к кончине мира. В благом же истолковании растущий технократический потенциал четвертой индустрии позволяет усвоить и технологически освоить те эскизы и проекты совершеннолетнего общества и новой антропологии, которые изначально и императивно строятся на принципе органического преображения человека, исходят из «естественного гуманизма», заданного на множестве видовых свойств и качеств Homo sapiens.
Именно такой социально-гуманистический вектор задает проект общего дела Николая Федорова, теоретически выросший в научно-нравственный корпус философии космизма. Основанная на благой общечеловечности (не гедонистически-лукаво социализирующая граждан, а родственно-любовно обнимающая поколения, причем не только ныне живущих, но и всех ранее бывших и отшедших «сынов человеческих») космософия открывает возможность действительного решения вопроса «о смерти и жизни» человека.
В качестве универсальной мировоззренческой платформы космизм позволяет выстраивать надежную лестницу органического восхождения ветхого человека от эмпирики земного к сверхэмпирике небесного, становления ноосферы. Это комплексный ответ на старые вызовы человечеству в новых онтологических реалиях, отражающих запрос на те стратегии общепланетного развития, которые используют технологические мышцы цивилизации лишь в функции «разгонного модуля» для выработки нового качества «натурального» человека, становления нравственно-объективированной социальной организованности.
Это нравственно-логически сбалансированная система вопросов и ответов о целевой конверсии культуры и активно-историческом утверждении гуманизма, отвечающего эволюционно восходящему человеку как разумному виду живого вещества планеты.
В абрисном виде содержание общего дела как проекта должного бытия, заключается в организации тотального управления естественными процессами в их биологическом, психосоциальном, геологическом, космологическом выражении и вселенском масштабе. Это сквозная регуляция природы в различных пластах ее проявления, нацеленная на активную эволюцию человека, обуздание смертоносных стихий природы и онтологическое преображение мира в его актуальном всеединстве.
В практическом приложении природная регуляция, то есть действительное управление естественными процессами, по своему исходному и буквальному смыслу есть кибернетическая функция глобального человечества (др.-греч. κυβερνητική — искусство управления). Это, в космософском прочтении, историческая кибернетика как технология активного исторического делания, мироустройства и преобразования мирового целого в истинный Космос (в том первоначальном смысле, который вкладывали в это слово древние греки, κόσμος — «нарядный порядок», «упорядоченная красота»).
Совершенно ясно, что такая функция в подлинном объеме может осуществляться лишь целокупным человечеством, преодолевшим многочисленные разногласия.
По системной целостности и масштабу «предприятие всемирной регуляции» заведомо превосходит любую нынешнюю исследовательскую программу, выводя практическую мысль за горизонт современной естественнонаучной картины мира. Эта идея еще не получила адекватную содержательную интерпретацию и не операционализирована технологически корректно именно как сквозной стартовый проект. Однако в аналитическом сопоставлении современных тенденций научно-технологической продуктивности, с одной стороны, и основных положений культурно-эволюционного проекта регуляции — с другой, обнаруживается тематическая сонаправленность их главных векторов.
В наличном технократическом ландшафте мировой проект регуляции проступает параллельными хребтами революционизирующих научно-практических направлений. Современный технократизм рациональными тропами подбирается к тому же общезначимому источнику мысли и дела, который нравственно питает замысел общего дела. В этом словно сказывается принудительная логика объективного стратегирования целей современной технократической активности, ее «принуждения к истории» как сознательно творческому акту глобального эволюционного процесса.
На уровне уже не только «чистого разума», но и в виде практически значимых технологических разработок с большей или меньшей отчетливостью реализуются некоторые императивные положения проекта, вводящие научно-познавательный и инженерно-конструкторский потенциал цивилизации в поток высоких целей и энергий общего дела, инициируя тем самым возможный переход к посттехнократизму.
Это и познания в области функционирования генома человека и генетики в целом, опыты по синтезу отдельной клетки и клонирования организмов, изучение способов клеточного перепрограммирования и индуцирования плюрипотентных клеток. И назревающий на широком фронте прорыв в медицине, способной обеспечить высокое качество жизни. И вопросы долголетия и реальные, исторически уже проглядываемые перспективы практического бессмертия. И интенсивное обсуждение перспектив нарастающей киборгизации человека.
В другой плоскости это проекты по отражению метеоритной и астероидной угрозы биосфере Земли. И уточнение представлений в области микромира, структуры материи Вселенной. И технологически прорабатываемые планы полетов на Марс, Венеру и другие планеты Солнечной системы, в том числе пилотируемых, с созданием постоянных колоний поселенцев. И даже поиск «новых землиц» — экзопланет, теоретически пригодных для освоения беглым человечеством. Наконец, сосредоточение исследовательского внимания на том «микроскопическом жучке», предсказанном Федоровым, появление которого, по его мнению, и может сплотить сынов человеческих как представителей одного биологического вида: прояснение возможности глобальной угрозы бактериально-вирусной атаки на Homo sapiens.
Так или иначе, в современном научно-технологическом секторе уже развернута быстро уплотняющаяся сеть междисциплинарных исследовательских проектов, научно-практических программ, разноплановых институтов и групп ученых, которые, как безрадостно констатирует профессор Университета Новой Англии (США) Джордж Янг, «преследуют цели продления жизни, достижения бессмертия, воскрешения без всякого знания о Федорове, без всякого интереса к его идеям. <…> И, к сожалению, это типично для наших технологических исследований: они преследуют сугубо технологические цели без всякого беспокойства о душевных или духовных измерениях».
Тем не менее можно считать эмпирическим обобщением то, что технократизм есть исторически объективный этап развития. Зафиксированная в фактах реальная история цивилизации ретроспективно немыслима вне явлений научно-технического и технологического прогресса. Это «технологический оброк» несовершеннолетнего общества, который перспективно подлежит изжитию в ходе активно-эволюционного преображения самого человека — его органически постепенного и трудного прорастания в новое антропное качество.
Антропологическая проекция как образ преображенного разумного существа является стержнем философии космизма. В ее смысловом пространстве возможные методологии и практики совершенствования человека задаются как совокупность реальных способов внутренней психофизиологической регуляции, или антропотехники. Такая регуляция направлена на выработку космически автономного, психофизически и нравственно совершенного бессмертного человеческого существа. В антропологической перспективе культурно-эволюционное «восхождение и превосхождение» человека должно стать «общим предприятием» исторического возделывания богообразия — апотеозиса человека, то есть возведения его в богоподобный чин со-Творца.
При этом, намечая несколько возможных в будущем технологических линий решения «вопроса о смерти и жизни», задач «анастатики» (достижения актуального бессмертия) и «патрофикации» (воскрешения умерших), космософия фокусируется на методах творчески-органического культивирования универсальной антропологии, отводя технической оснастке процесса вспомогательную и временную роль. Внешний инструментарий техносферы — технологический «вне-человек», его «экзосоматика» — должен уступить в культурно-эволюционном процессе методам и технологиям непосредственного генерирования сверхприродных антропологических свойств разумного существа.
Гуманистическая проекция нового естества «сына человеческого» в учении Федорова раскрывается как полноорганность — обобщающее и универсальное свойство совершенного организма. Полноорганность — творческая способность человека вырабатывать себе любые необходимые органы, ситуативно принимать различные морфологические очертания. Операционализируя конкретные, востребованные качества организма, необходимые для существования во всех мирах и во всех средах, полноорганный человек может проявляться как существо всеобщее, способное жить всюду. В такой постановке вопрос о выработке полноорганности человека тождественен задаче антропного выражения космологического принципа всеобщности и всюдности жизни.
В рамках представления о полноорганности предполагалось, что все внешние технические средства и инструментальные приспособления (в пределе — весь реальный и мыслимый арсенал техносферы) должны быть при необходимости и по воле человека непосредственно создаваемы им в органически преобразованном виде как специализированные органы своего тела. Они должны служить морфологическим и функциональным дополнением и расширением организма. В процессе такого творчества антропология становится переменной, потенциально неограниченной; функционал техносферы органически замещается возможностями гибко переформатируемой сверхприродной антропологии.
Выработка и обретение в ходе общего дела состояния полноорганности позволит человеку, как писал Николай Федоров, «фабриковать всю свою телесную оболочку со всеми органами, кои делали бы ненужными искусственные покровы и орудия»; откроет способность «воспроизводить себя из самых элементарных веществ». Это антропотехническое обретение человеком статуса существа всепотенциального. Выход ветхого человека за рамки сковывающей природной конституции мыслился как органическая технология «естественного тканетворения», «органосозидания» и телостроения. В таком активно-эволюционном восхождении человек постепенно делает «свою эмпирическую природу сверх-эмпирической».
В этом же направлении шла мысль Владимира Вернадского. В научной терминологии он осмыслил задачу автотрофности человечества — способности абиогенного, то есть без посредничества живого вещества, синтеза пищи, сначала как социального свойства, а затем уже и как индивидуального, связанного с новой физиологией человека. Последствия достижения автотрофности для будущности общества представлялись ученому беспримерными по своему значению в истории Земли. «Это означало бы, что единое целое — жизнь — вновь разделилось бы, появилось бы третье, независимое ее ответвление. <...> Человеческий разум этим путем не только создал бы новое большое социальное достижение, но ввел бы в механизм биосферы новое большое геологическое явление», — писал Вернадский.
Тема высокотехнологичного человека притягивала внимание и другого философа-космиста, Валериана Муравьева. Выработка нового антропного качества представлялась ему творческим процессом «производства людей при помощи средств науки и искусства» как симфоническое священнодействие. При этом представления Муравьева опирались на математическую теорию множеств, исходили из возможности информационно-цифрового выражения сущности человека и ее численного моделирования.
В соответствии с этими «несвоевременными» идеями, наследующими древнее учение Пифагора о числах в современной математической среде, «каждый индивид есть известная комбинация элементов мира». Причем эта комбинация, по мнению Муравьева, может быть выражена определенной формулой. Аналогичное представление развивал физик-теоретик Николай Умов: человек есть «не более, как нумер». В терминах подобной «натуральной нумерологии» человек — это уникальное число, некоторый интегральный индекс личности, формируемый, накапливаемый в ходе ее жизни.
По этой определенной формуле исходный объект может быть воспроизведен в других условиях. В IT-экстраполяции такое численное моделирование ведет к тому, что в какой-то момент технологической зрелости цивилизации уравнение «человек = число» позволит выполнять операционализацию и формализацию задачи информационного проектирования киберкультурной антропологии методами антропологической математики и логики с использованием вычислительной мощи компьютеров. Развитие информационных технологий наполняет буквальным смыслом неопифагорейские идеи Муравьева, однако их корреляция с проявившимся трендом в области трансгуманистического кибермедицинского инжиниринга требует детального и содержательного анализа.
В общем деле природной регуляции, писал Федоров, все «будут физиками, химиками, механиками своих тел и психологами своих душ»
Понимание приемов психофизической регуляции было выражено Федоровым в ответ на доводы его сподвижника Владимира Кожевникова, высказывавшегося в пользу техногенной арматуры эволюции человека.
Федоров, в частности, писал: «Что касается до техники, превозносимой Вами, то я признаю ее существование и значение, но лишь как временное и переходное. На что понадобилось Вам летание? <…> Думать, что аэростат может служить исходным пунктом, открывающим возможность перемещения в небесных пространствах, переходом в другие небесные земли, по нашему мнению, есть большая ошибка. Гистотерапия и органотерапия, которые не только служат обновлением, но и началом воссозидания своего организма, а вместе с тем и возвращением отцам отеческого, они и создадут организмы, способные к безграничному перемещению».
Это определение места техники в общем потоке проективного дела можно считать ключевой формулой, которая задает логику и стратегию психофизиологической регуляции, направленной на целостное и эволюционно-последовательное преображение «натурального» человека. Космософия постулирует органическое начало в возделывании культурной антропологии и неразрывно связанный с ним принцип «священной постепенности» процесса, реализующего стратегию «тихой эволюции». Принцип «органической гладкости» восходящей линии человеческого совершенства можно считать гуманистическим обобщением проективной мысли философии космизма. В соответствии с ним исторический технократизм преодолевается проективным эволюционизмом.
Глобализация, безусловно, закономерный этап мирового развития, и соответствие планетной динамики эволюционному процессу предполагает обязательное объединение человечества. Однако конкретные механизмы глобализации могут проявляться в различных формах, а получаемые в ходе ее становления ряды социокультурных результатов могут сходиться к принципиально различным историческим состояниям планетного целого.
Один из сценариев, основанный на реально идущем объединении человечества и требующий не только единства, но и признания фактического равенства всех этносов, людей (и не только живых, но и исторически бывших), заключается в общем деле природной регуляции, становлении ноосферы.
В другом случае понимание естественного процесса глобализации в нравственно обездушенной логике доктрины «Великой перезагрузки» немецкого трансгуманиста Клауса Шваба создает угрозы не только цивилизационного, но и непосредственно антропного, гуманистического срыва. Это невменяемое искажение смысла и искривление форм неотвратимой глобализации. И это не только всеземной, опоясывающий всю планету, но и всеисторический, ответственный за все исторические эпохи, цивилизационный вызов человечеству.
В учении о биосфере и ее переходе в ноосферу как новую геологическую оболочку Земли Вернадский вывел эмпирический принцип естественноисторического единства человечества: «Геологический эволюционный процесс отвечает биологическому единству и равенству всех людей — Homo sapiens и его геологических предков… Это — закон природы».
Таким образом, опираясь на эмпирические факты, ученый приходит к выводу о личностной равнозначимости представителей вида Homo разных исторических эпох и эволюционных периодов, тем самым выстраивая научную параллель выраженному Федоровым сверхнравственному принципу природно-естественной равновеликости всех поколений сынов человеческих, в единстве образующих планетарно-историческое «отечество».
Это супраморализм как форма нравственно-родового осознания единства и целостности человечества, это признание единого всеисторического геоэтноса как всечеловеческого общества. «Мыслящий человек есть мера всему» — ноосферное развитие Вернадским известного афоризма софиста Протагора. И оно было социально обобщено в учении Федорова до нравственного принципа общественного устройства, основанного на полной взаимности: «Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех».
Реализация этого начала приведет к становлению социальной организованности нового типа, выражающего закон соборного единства — психократию, то есть совершеннолетнее общество, устроенное «по типу Троицы». И потому, в логике философии космизма, общее дело — необходимое и достаточное условие глобализации как космического, геологически начатого, эволюционного процесса.
Собственно, ранее навязываемая и ныне безнадежно дискредитированная доктрина глобального единства никогда не была выработана и обоснована именно как ноосферная модель планетарного человечества. И потому идеи Вернадского — это не теоретический «утиль», переданный в научное наследство из прошлого и подлежащий академическому исследованию в тишине архивного хранилища, а «силовые линии» будущего знания — научно строгого и системного. Знания, синтезированного в виде модели будущего миропорядка, осуществления внутренне упорядоченного взаимобытия в мегасистеме «человек, общество, природа».
Эволюционные перспективы родственно объединенного человечества Федоров связывал со становлением третьего, «семейного» индустриализма, научно-технологически обеспеченного познанием и использованием законов природы. В общем деле природной регуляции все «будут физиками, химиками, механиками своих тел и психологами своих душ».
Современный индустриализм, констатировал мыслитель, сосредоточен пока на производстве искусственных тканей, покровов, орудий, то есть внешних «мануфактурных» продуктов. Такая промышленность, занятая изобретением, конструированием и производством техногенных «костылей» несовершенного человека, «ни нравственно, ни физически не может быть эквивалентным возмещением действительного разрушения жизни, хотя бы к промышленности присоединили и все искусство».
В отличие от «искусственной промышленности» «священно-научный» индустриализм, по замыслу философа, должен быть призван заниматься «естественным тканетворением, произведением естественных покровов, из коих сложены тела». И дальше — органотворением, созданием, восстановлением и усовершенствованием органов человеческого тела, ведущим к полноорганности.
Конечною же целью родственного индустриализма должно стать воссоединение праха умерших в живые тела воскрешенных посредством гистогенезиса и органогенезиса, управления «строением тканей органических и самих органов». Такая творчески-эволюционная задача выражена федоровской максимой «Наше тело должно быть нашим делом», следование которой позволит сынам вернуть умерших отцов, а человеку достичь бессмертия.
Проект общего дела исторически до сих пор еще «не по мерке» современному научно-практическому и культурно-идеологическому восприятию цивилизации. Философия космизма слишком взыскательна к человеку, обществу, его историческому опыту и историософской проекции. Искание общего дела, как и учение о ноосфере, оказались непривлекательны: их долгосрочный и тотальный замысел неконвертируем в простые радости текущего бытия, в котором «последние вопросы» лишь омрачают экзистенциальную благость. И потому цивилизационная практика «старается игнорировать вопрос о жизни и смерти, принимая по непостижимому безумию замалчивание за решение», — сокрушался Федоров.
Вместе с тем нарастает угроза полной юридической формализации, правовой стандартизации гуманистических начал общественной жизни, подмены эвристических методов органосинтеза в эволюционном восхождении ветхого человека жесткими алгоритмами техногенеза постчеловека. В целом современные тенденции цивилизационного развития, умноженные потенциалом высоких технологий, усиливают риски критической деградации социоприродного бытия и катастрофического сползания мира в адское состояние.
Однако многие из нынешних культурно-цивилизационных и гуманитарных опасений и угроз, непониманий и растерянностей, неясными тенями возникающих на пороге смены условий и всей парадигмы планетарного развития, — от того, что общество «на пороге», в точке исторической бифуркации. Исход из нее может увлечь человечество в расходящиеся эволюционные потоки и привести к принципиально различным онтологическим состояниям.
В геологическом масштабе времени это вопрос уже текущего момента, итог исторического переживания которого пока неясен. В связи с этим можно вспомнить другой острый кризис мировой истории, в момент преодоления которого Вернадский искал ответы на созвучные вопросы. В годы Второй мировой войны, несмотря на шаткость самих основ цивилизации, он был уверен, что становление ноосферы, ее сознательное строительство, есть явление объективное, оно не может противоречить тому стихийному геологическому процессу, в рамках которого возникло.
Этот эволюционный принцип, опирающийся на эмпирические обобщения, дает твердый ориентир и в нынешней ситуации. И потому в смуте цивилизационной неопределенности, в тревогах необретенной эволюционной идентичности становится востребованной та идеология истинного глобализма человечества и всеединства мира, которая в виде космософского проекта предложила стратегию исторического исхода в состояние безусловного совершенства.
Истина, однажды провозглашенная миру, не может остаться без благих последствий в материальной ткани бытия — действительного преображения мира, которое и станет полным оправданием всей истории разумного существа.