«Мы живем в самой лучшей стране мира»

— На ваш взгляд, почему у России не получилось ни стать частью европейского государственного и культурного ансамбля, ни «своей» для стран азиатского региона?

— Цели были неправильные поставлены, поэтому и не получилось. На самом деле, когда мы с супругой в 1995 году впервые побывали за границей, в Канаде, я подумал: «Ох ничего себе, это то, к чему надо стремиться!» Потом я был два раза в США, немножко работал там на ферме, изучал скотоводство. В 2000-е годы мы в Европе были неоднократно, с детьми и внуками, и к знакомым фермерам ездили — во Францию, Бельгию, Италию. И примерно с 2005 года пошел перелом, я стал смотреть на все другими глазами. В 2014 году я поехал и говорю: «Господи, как же они могут здесь жить? Это же невозможно! Мы стали по-другому жить за это время, пускай они стремятся к нам».

— Что значит «мы стали по-другому жить» — материально или как-то еще?

— И материально тоже, но это вторично, главное — наша жизнь изменилась в духовном плане. Понимаете, я ощутил, что там живут индивидуумы. В России, хоть мы живем и на отшибе, на хуторе, я чувствую себя среди своих. Работаем мы всей семьей, и нам комфортно. Еду я по делам в Калугу: запчасти купить, в магазин зайти за продуктами — и тоже чувствую себя как рыба в воде. Все хорошо, у нас хорошая страна, нормальный президент. Может быть, какие-то проблемы есть, но мы их решаем, и не надо быть похожими на Европу, на Китай.

А сейчас я с такой благодарностью стал относиться к мусульманам, когда увидел, как чеченцы стоят за Россию горой в ходе спецоперации на Украине. Это воины и наши братья-мусульмане, мы молимся за них. То есть наш народ — он народ, а не кучка индивидуумов. И когда из Дагестана лейтенанта убили, и первого Героя Путин присвоил и сказал: «Я чувствую себя дагестанцем, и ингушом, и чеченцем, и русским, лезгином, и евреем», — я с ним согласен, мы на одной волне. Эта спецоперация еще больше всех сплотила, и это, конечно, счастье.

Я убежден, что нам примыкать ни к кому не надо. Нам просто надо находить общий язык с теми странами, которые готовы с нами дружить, относятся к нам с симпатией. Понятно, что под чувствами симпатии я имею в виду и деловые отношения.

— У России есть миссия?

— Несомненно. Это все связано с православием. Мы боремся на метафизическом уровне, кстати, об этом на Петербургском форуме, по-моему, сказал Игорь Сечин: «Россия — новый ковчег». То есть Россия — это государство, которое способно громко сказать на весь мир, что мы защищаем традиционную семью, что у нас нет этого разврата западного: родитель один, родитель два, родитель три, Кончита Вурст дебильная или «ЛГБТ плюс». У нас традиционные ценности — то, что Бог дал, когда создавал мир.

И еще: наша миссия — быть светлой стороной, то есть нести любовь ко всем. Допустим, когда воины украинские, и даже националисты, которые против нас воюют, попадают в плен, мы на них смотрим, и нам их жалко. Почему? Потому что мы можем прощать. Россияне в большинстве своем великодушны. Иначе эта злобная чаша нас бы переполняла и мы бы не были Россией. Когда нас стараются уничтожить, естественно, надо бороться, а когда мы зло победим, тогда уже можно простить. Ну, не сразу, может быть, кто-то отсидит десять-двадцать лет. Но в итоге простим.

— Какие события, фигуры, по-вашему, определили логику российской истории?

— Это события, которые остаются в памяти народной, особенно испытания, которые страна наша смогла превозмочь. Естественно, ближе к нам по времени Великая Отечественная война. Но и в далеком прошлом: ополчение Минина и Пожарского, война 1812 года. Еще ход нашей истории определяет наш дух и вера православная. То, что связано с Церковью. Вот перед началом Куликовской битвы, как мы знаем, витязь и православный монах Пересвет выступил против азиатского великана Челубея и смог этого супервоина не то чтобы побороть, а нейтрализовать, как сейчас говорят, ценой своей жизни. То есть это было символическое событие, в первую очередь духовный поединок, и он окончился в нашу пользу. И сейчас, когда началась наша специальная операция на Украине, мы пережили что-то подобное.

— Можно и нужно ли гордиться российской историей?

— Конечно.

— Для чего? Может быть, стоит меньше оборачиваться в прошлое и больше жить будущим?

— Нет, нет, нет. Надо, чтобы все в памяти оставалось. Нужно разбираться в проблемных вопросах, анализировать их, чтобы в будущем не было повторения совершенных ошибок. Человек, который не признает свои ошибки, — это слабый человек, у него нет будущего. Страна, которая не признает своих ошибок, — это слабая страна. Все надо исследовать, а как же? Нельзя ничего замалчивать. Меня поразила речь Путина 24 февраля — в ней был дан анализ истории нашего государства за последние десятилетия, и он отличался от официальной версии, которая затушевывала события 1991 года, развал СССР — в первую очередь позорное предательство со стороны элит. Путин четко сказал, что Россию поставили в такие и такие условия, поэтому спецоперация стала неизбежной. Большие вызовы перед нашей страной, и впереди ответственное время.

— На Западе некоторые считают, что Россия контролирует слишком много земель и ресурсов для такого малого населения и обязана поделиться с миром. Можно ли принять такую точку зрения?

— Никому ничего мы не обязаны. Бог каждому дал свою ношу, и России, значит, дано по силам. А они пускай трудятся там, где им Бог дал трудиться: на своих территориях. Все наши земли мы готовы осваивать вместе со странами, которые хотят с нами дружить. Например, с Японией вместе осваиваем Курильские острова, хорошо. Но не надо проводить ревизию истории, потому что обязательно найдут лазейки, подловят нас на чем-то. Россия должна идти своим путем. Потихоньку все идет к тому, как должно быть. Только не поддаваться внутри России предателям, которые готовы за взятки все списать, — вот что сейчас всех волнует на самом деле.

Любовь к ближнему — это наше будущее

— Вы интересовались своей родословной, для вас это важно?

— Для меня это стало важным, когда я повзрослел, может быть, десять-пятнадцать лет назад. А раньше я был, как говорят, Иван, не помнящий родства. Я знаю своих родителей, знаю их родителей и, похоже, все. У меня есть друзья, например, которые мне рассказывали больше о своих предках, и я с восхищением смотрел у них фотографии — не только родителей, но и фотографии родителей родителей и еще одного поколения. Это, конечно, здорово.

Мне кажется, в нашей стране было много таких, как я, и это влияние событий 1917 года, когда понятие «семья» было отменено и стали бороться со всем традиционным, чтобы новую идеологию насаждать. В итоге наше поколение не особо дорожило знаниями о своих предках. А вот сейчас все стало возвращаться на круги своя. И вера в Бога появилась, мы стали и в церковь ходить, и дети наши по-другому стали смотреть на жизнь, не так, как мы, именно в этом вопросе, по поводу родства.

— Нужно ли стране, чтобы каждый восстанавливал свое генеалогическое древо?

— Я вот что скажу. Наши предки нуждаются в нашей помощи. Поэтому мы с женой молимся каждое утро за упокой усопших и перечисляем всех наших сродников, кого знаем, даже если ни разу в жизни их не видели. А также молимся о прощении грехов всех тех, кто погиб при несчастных случаях — от пожаров, наводнений, бедствий, от болезней. И просим у Бога, чтобы простил грехи всех воинов, за Отечество на поле брани живот свой положивших. Это важно. И за нас потом наши дети и внуки будут молиться. Это тоже будет очень-очень хорошо. Это основа. Соответственно, чем больше мы знаем о нашем родовом древе и молимся о наших сродниках почивших, тем лучше. Причем лучше и нашей душе. Об этом говорится в Псалтыри царя Давида, которую мы читаем во время постов: там после каждой кафизмы повторяется молитва об усопших и есть такие слова, я перескажу: «Господи, прости их и помилуй… и душам нашим полезное сотвори». Понимаете? Это от Бога. Если мы молимся об усопших, то это во благо душам нашим.

— Какой, по-вашему, должна стать Россия, чтобы в ней захотели жить ваши дети и чтобы не возникло мысли уехать отсюда?

— У нас внук старший, Николай, на прошлой неделе был принят на работу в хозяйство, официально. Это самый молодой рабочий как в нашем хозяйстве, так и в Российской Федерации: ему в мае исполнилось четырнадцать лет. Он у нас работает два часа в день, пока время летних каникул, а когда начнется учебный год, он будет три-четыре раза в неделю работать. Это ответ на ваш вопрос: он любит Россию, он хочет здесь жить. И когда он был маленьким, еще только пошел в школу, и мы всей семьей возвращались из поездки во Францию и Италию, он идет с самолета, в Шереметьево-2, и вдруг говорит: «Бабушка, дедушка, как здесь хорошо: нас здесь все знают, нас понимают, и нас здесь любят». Представляете, это ребенок! Притом что у нас не было проблемы с общением, дочь по-итальянски в Италии говорила. Но ребенку важно, что здесь говорят на его родном языке. Я ему сказал: «Коля, да, я согласен, действительно здесь нас понимают. Насчет “любят”, конечно, вопрос спорный. Но в основном ты прав». Поэтому не надо говорить, что когда-то будет время и что-то надо сделать, чтобы нашей страной гордились дети. Наши дети уже гордятся нашей страной. Наши внуки любят нашу страну. Мы живем в этом будущем, мы живем в самой лучшей стране в мире.

— Когда в современной России обсуждают образ будущего, что, на ваш взгляд, чаще всего упускают? Чего не хватает в этой дискуссии?

— Я считаю, что будущее — это настоящее плюс какой-то конкретный шаг вперед. Каждый день мы живем в этом будущем. Например, у нас на ферме с животными работа: заготовить корма более качественные, генетику улучшить. Или по каким-то хозяйственным делам: крышу в курятнике сделать другую, площадку огородить сеткой, чтобы не клевали сороки, территорию убрать, облагородить. Либо будущее — это настоящее минус конкретные ошибки твои, огрехи, включая моральные, духовные: что-то ты совершил не очень хорошее — постарайся этого больше не делать. Ругаешься матом — постарайся не ругаться. Куришь — постарайся не курить. А если верующий — постарайся в воскресенье пойти в храм и поучаствовать в соборной молитве, если есть возможность — исповедоваться, причаститься. Когда ты делаешь каждый день над собой усилие, причем ради своего ближнего, — это и есть будущее. Любовь к ближнему — это наше будущее.

— Все-таки Россия-2030 — какая она? Есть у нее отличия от России-2022?

— Смотрите. Мы свое хозяйство создали с нуля, когда пришли на это место в 1991 году. И шаг за шагом, потихоньку все улучшаем. Прошел тридцать один год, и я могу сказать, что урочище Барановка, которое было, и деревня Барановка сегодня — это совершенно разные объекты. Сначала мы проводили дорогу, линии электропередачи, потом строили помещения, поля приводили в порядок, животных закупали, начинали производство, потом производство совершенствовали, потом в 2013 году свой убойный пункт построили, разделку туши. И вот оно будущее сегодня — обустроенное место.

В масштабе государства мне тяжело судить, но из того, что видно невооруженным глазом, хорошо бы постепенно сократить многомилионную армию управленцев. Потому что эти люди по большей части ничего не производят, зато они способны воровать, тормозить других. Допустим, в нашем хозяйстве нет управленцев совсем: я работаю на тракторе, я работаю с животными — и навоз я чищу, и принимаю отел, и я же генеральный директор. Хотя хозяйство большое, у нас 900 гектар земель, у нас 400 голов скота, и мы коллективом из пяти человек кормим примерно одну тысячу человек говядиной, если брать по нормам, по 26‒30 килограмм в год. Из управленцев у нас только на полставки бухгалтер. А у нас в районе, допустим, в управлении сельского хозяйства работает два-три человека, которые вообще не нужны, — можно в области в минсельхозе оставить пять человек и сократить во всех 25 районах. И так во всем. Я уж не говорю о проверяющих органах. Раньше был, например, веткомитет, и все было нормально, а теперь появился Россельхознадзор, еще какие-то органы — два-три органа одну и ту же функцию выполняют, зачем? Хорошо, что хотя бы гаишников на дорогах не стало — все перевели на камеры. Спасибо нашему правительству, так же надо и все остальное решать. Если бы в стране из 10‒17 миллионов управленцев осталось миллиона три, было бы здорово.

— Какие три слова у вас ассоциируются с будущей Россией?

— Раньше было «свобода, равенство, братство». А сейчас свобода остается на первом месте, а вот по поводу равенства есть вопрос. Лозунг социализма «От каждого по способностям, каждому по труду» — это спорный тезис. Тем более неправильно как при коммунизме: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Может быть, стоит это заменить доступностью каких-то социальных благ: здравоохранения, образования, социальной защиты. В этом смысле можно сказать «равенство в доступе к социальным благам». Равенство прав, но не равенство доходов.

— Почему не должно быть равенства доходов?

— Потому что есть люди, которые много трудятся и учились хорошо, и Бог им дал много в жизни заработать. Но одновременно хорошо бы, чтобы эти люди думали о том, что нужно делиться с ближними, и воспитывали бы в себе эту потребность. Просто поиметь каким-то образом благо и только на себя тратить заработанное, а других презирать — это неправильно.

— Потребность делиться с другими — это, по сути, чувство братства.

— Братство поддерживаю, конечно, потому что всем мы братья и сестры. И еще надо сказать про любовь. Потому что, если мы относимся с любовью к своей стране, — это хорошо, если мы относимся с любовью к своей семье — никого этим не удивишь, это понятно. А чтобы научиться любить ближнего, который живет рядом или не рядом, надо стать святым: этого трудно достичь, но к этому стоит стремиться.

— Что вы вкладываете в понятие «традиционные ценности» и не затормозят ли они в будущем развитие страны?

— Семья, конечно, на первом месте. Потом — отношение к вероисповеданию, допустим, для меня лично это православие. Вообще, вера дело хорошее, и все, что говорит церковь: живите с любовью друг к другу, и все будет хорошо, — это главное, мне кажется. Потом, есть Конституция, и в нее внесено очень много правильных вещей — и про семью, и про законы, и про Бога. Надо исполнять это все, чего тут выдумывать-то — затормозит, не затормозит? И про территориальную целостность России тоже всякие разговоры — Курилы японские, не японские, Крым наш, не наш. Ну, все, это прошли уже, наш. И Херсонская область должна быть наша скоро, и Запорожская область и ДНР, ЛНР. Все хорошо, все будет нормально.

Я считаю, что будущее — это настоящее плюс какой-то конкретный шаг вперед. Мы свое хозяйство создали с нуля, когда пришли на это место в 1991 году. И шаг за шагом, потихоньку всё улучшаем. У нас 900 гектар земель, 400 голов скота, и мы коллективом из пяти человек кормим примерно одну тысячу человек говядиной

Люди, способные свернуть горы

— Армия — это важно для России?

— Важно. Присяга, и воинская служба — это высокая дисциплина, ответственность. Я сам одиннадцать лет прослужил в Вооруженных силах СССР, уволился капитаном. И могу сказать, что, когда в 1985 году закончил Ярославское высшее военное финансовое училище, мне было двадцать лет и я четко понимал, что любой вопрос своей будущей жизни я могу решить без сомнения и колебания. Я ощущал себя совершенно взрослым человеком, который несет ответственность за свою страну. С тех пор прошло, видите, тридцать семь лет, и у меня не было ни разу повода усомниться в этом.

— В те годы многие молодые люди чувствовали уверенность в своих силах и, наверное, ответственность за страну, и необязательно это было связано с армией.

— Ну да, время такое было. Советский солдат был символом надежности, а элементы этого воинского духа были и в пионерии, и в комсомольской организации, и в студенческих отрядах. Даже в монастырях — устав монастырский очень похож на армейский, но тогда не было еще настоящей свободы вероисповедания.

Люди, которые служили в армии хотя бы год, — это люди надежные и спокойные, уверенные в себе, дисциплинированные, способные работать. На них можно положиться, они действительно смогут выполнить то, что требуется от них. Это очень много значит. Есть люди, на которых нельзя положиться и за которыми нужен контроль, досмотр. А есть люди дисциплинированные, грамотные и умеющие много, то есть на них земля держится, как говорят. Вот сейчас придут с Украины ребята, которые закалились и резко повзрослели, и они будут способны горы свернуть, в том числе и нашу страну изменить к лучшему. Потому что один день, два дня, неделя, месяц, год войны делает людей способными решать сверхсложные задачи.

А еще армия дает понимание, что такое добро и что такое зло. И если речь идет о защите Родины, военный человек всегда готов защитить Родину. Вот недавно показали фильм «Небо», про наших летчиков в Сирии, и меня пробрало до слез. Там главный герой говорит, что офицер — это тот, кто живет для других. И это действительно так, офицер не задумываясь, скорее всего, жизнь отдаст за другого. Вот как сказано в Евангелии, что нет большей любви, как если кто-то отдаст душу свою за друзей своих. Присягу же принимают не просто так, прочел и забыл. Нет. Присягу принял, и, соответственно, все, что происходит со страной, — это твое личное дело. И ты должен доверять Верховному главнокомандующему, в любые времена. А эти рассуждения либеральные: а правильно ли мы поступаем, а может быть, надо было по-другому, — они для того, чтобы оправдывать то, что ты не хочешь делать что-то: когда человек не хочет что-то делать, какие только он ни придумывает отговорки.

— Возможно ли, что без большой армии с нами будут дружить в мире, а не бороться?

— Армия должна быть эффективной. Она должна быть готова выполнить те задачи, которые перед ней стоят и стоять будут. И дело не в количестве бойцов, потому что сейчас армия действительно современная. Сейчас правильное оружие то, которое самонаводится, которое летит далеко и точно попадает в цель, которое проводит разведку и прочее. И даже специальная военная операция ведется таким образом, чтобы минимальным был контакт людской, чтоб людей беречь. Всяко, конечно, бывает в жизни, но тем не менее. Еще Александр Васильевич Суворов говорил, что нужно не количеством брать, а умением, и солдата надо беречь.

— Бытует мнение, что в традициях нашей армии, наоборот, забрасывать врага, так сказать, пушечным мясом…

— Нет, это неправда. Это, скорее, контрпропаганда. Всегда командир солдат жалел и относился к солдатам как к своим детям. То есть нужно солдата учить, тренировать, но одновременно его надо одевать, кормить, ему надо давать нормальное оружие, чтоб он воевал. Конечно, были какие-то извращенцы, естественно, в семье не без урода. Но, когда я служил, всегда мы к бойцу относились на «вы», практически единичные случаи, которые я видел за одиннадцать лет, чтобы было рукоприкладство.

Не надо говорить, что когда-то будет время и что-то надо сделать, чтобы нашей страной гордились дети. Наши дети уже гордятся нашей страной. Наши внуки любят нашу страну

Сохранить в будущем нашу культуру

— Глобальное будущее через двадцать-тридцать лет вызывает у вас тревогу, надежду или спокойствие?

— Хочется сказать, что спокойствие, но все-таки есть тревога. Конечно, я переживаю за наших бойцов на Украине, за ход спецоперации. Но главная тревога основывается на том, что в 1990-х годах произошли события, которые можно назвать предательством со стороны наших руководителей: они предали страну, народ. И как будто взяли и все перевернули с ног на голову. Какая ситуация была в 1990-е годы в армии, сколько ребят погибло в Чечне… Как неправильно была проведена, допустим, приватизация земли для сельского хозяйства — это были бездарные действия, которые оставили реальных лидеров села без средств производства, а все земли ушли к тем людям, у кого были деньги, и они просто вложили деньги в недвижимость, и все. И сколько земель теперь не обрабатывается.

В последнее время, конечно, поменялось все сильно в армии и во многих отраслях народного хозяйства благодаря тому, что государство стало стимулировать какие-то виды деятельности. Тем более что многие говорят, и я согласен, что с 24 февраля 2022 года началась новая страница в истории человечества. Идет новый передел мира, и в том новом мире мы действительно можем установить другой миропорядок — с Божьей помощью и опираясь на те страны, которые не поддерживают США. И пора пересмотреть все эти непонятные события, которые были в ущерб России, когда постоянно старались что-то от нас отщипнуть, ставили в такое положение, чтобы мы оправдывались и теряли, теряли, теряли. А сейчас время пришло немного поменять правила игры. Все, страничку перевернули, не будет этого уже больше. Надо какое-то время, чтобы смирились те же США с этим положением. Надеюсь, что это произойдет. Ну а если не произойдет, надо им как-то помочь.

— Как вы считаете, какое место Россия займет в этом новом мире, какая у нее может быть специализация в глобальном разделении труда? Что мы сможем делать лучше всех в мире?

— Наверное, тем людям, которые управляют нашей страной, надо определить критические точки, чтобы свести к минимуму зависимость от внешнего мира. Во всяком случае, то, что было при СССР, научные и технические разработки, которые были полностью реализованы в масштабах страны, от винтика до конечной машины, вся же эта документация есть, ее поднимают и начинают производить то, что мы умеем производить, — это правильный выбор. То есть это старт. А потом нужно идти от простого к сложному. Если научились выпускать легковую машину, базовую версию, эконом, — ее надо выпускать. А потом идти шаг за шагом вверх и научиться самим делать автоматическую коробку переключения передач, потом — делать самим кондиционеры, потом — подушки безопасности. Причем у нас же компетенции есть, есть образцы, которые можно разобрать и, пользуясь отменой всех лицензий, просто копировать. И ничего страшного. Я думаю, что наши инженеры в течение нескольких лет или месяцев доведут это все до ума.

Раньше-то мы жили — у меня у самого была «Волга» — ГАЗ-24, там не было подушки безопасности, там не было автоматической коробки передач, не было кондиционера, но машина была достаточно хорошей, я был доволен. Я ездил на ней до 1991 года, потом в 1993 году вторую «Волгу» двадцать четвертую купил. И только в 1997 году пересел на новый «Ниссан». Разница, конечно, большая, и к хорошему быстро привыкаешь, но в принципе-то машина нужна, чтобы быть средством передвижения более-менее надежным. Поездим на более простых машинах, ничего страшного в этом нет. Не будем менять их каждые пять-шесть лет, будем менять раз в десять-двенадцать лет, поменьше будем ездить, как-то экономить будем. Ничего страшного.

— Если отвлечься от нынешнего кризиса, чем будет славиться Россия в будущем?

— Хотелось бы, чтобы мы не потеряли свою культуру, как говорят, идентичность русского мира: гордость за свою страну, сострадание к человеку, который готов в беде помочь ближнему. Нам бы еще, конечно, научиться радоваться успехам других, а то с этим у нас как-то не очень получается. Но и не опускать руки, стараться бороться за каждый свой день, стараться работать добросовестно на благо своей семьи и страны.

— Цитата Путина: «Если кем-то принято решение уничтожить Россию, тогда у нас возникает законное право ответить. Да, для человечества это будет глобальная катастрофа, для мира это будет глобальная катастрофа. Но я все-таки как гражданин России, глава российского государства хочу задаться вопросом. А зачем нам такой мир, если там не будет России?» Согласны ли вы с президентом?

— Да, хорошая цитата, поддерживаю, я ему доверяю на сто процентов.