Председатель совета директоров банка «Центр-инвест», руководитель проектной группы «ESG-банкинг» Ассоциации банков России, профессор, доктор экономических наук Василий Высоков — о внедрении ESG- принципов в российском банкинге в новых условиях
Фетишизация ESG-принципов (Environmental, Social, Governance) достигла предела и превратилась в дубину для навязывания новых правил международной торговли, введения квот и трансграничного углеродного налога. При этом умалчивается, что развитые страны провели собственную индустриализацию за счет выкачивания природных ресурсов и ограбления населения развивающихся стран и до сих пор не рассчитались за совершенные преступления. Международная помощь развивающимся странам зачастую осуществляется в форме, ведущей к деградации национальной предпринимательской инициативы, оттоку талантов и квалифицированных кадров, росту коррупции и криминала. «Передовые» технологии, некогда полученные развивающимися странами, сегодня признаются «грязными», а экспорт производимой на их основе продукции в развитых странах ограничивается квотами и пошлинами, такими как трансграничный углеродный налог. Он направляется на расходы бюджета в развитых странах, а не на инвестиции в новейшие ESG-технологии в развивающихся странах-экспортерах. Но именно развитые страны обязаны оплатить ESG-трансформацию.
«Эксперт» поговорил с председателем совета директоров банка «Центр-инвест», руководителем проектной группы «ESG-банкинг» Ассоциации банков России, профессором, доктором экономических наук Василием Высоковым о внедрении ESG-принципов в российском банкинге в новых условиях, об их перспективах и о том, зачем это нужно.
— Как в новых условиях чувствует себя ESG-управление?
— Во-первых, открытость — ключевой принцип развития российской экономики. Россия, несмотря на то что наши западные, так скажем, друзья буквально мечтают об этом, никогда не пойдет по пути самоизоляции и автаркии. Во-вторых, в новых реалиях ESG-повестка остается одной из немногих тем для поддержания диалога с недружественными странами. Важно при этом не только брать лучшее из накопленного опыта, но и активно, уверенно, с чувством собственного достоинства продвигать глобальную конкурентоспособность методологии, решений и практического опыта суверенного ESG-банкинга.
Тем не менее в условиях санкций траектория ESG-банкинга в России выглядит не очень оптимистично: нас не ждут на европейских рынках, мы надеемся выйти на азиатские, которые чаще всего регулируются по европейским лекалам, и будем реализовывать ESG-проекты в национальной таксономии с максимальным приближением к международным стандартам. Однако накопленный в России опыт социально ответственного банкинга в экономике трансформаций — постоянных изменений в условиях непрерывных кризисов — позволяет критически оценить сами международные стандарты, сделать суверенный ESG-банкинг глобально конкурентоспособным и внести свой вклад в копилку лучшей мировой практики.
— Кажется, главный конфликт ESG-повестки — это прибыль. Все факторы ESG требуют дополнительных затрат, а в условиях кризиса приходится экономить.
— ESG не отменяет прибыли. Попытки использовать EGS-критерии вместо прибыли бесперспективны. Прибыль была и остается главной движущей силой и основной социальной ответственностью бизнеса: без прибыли нет источника решения социально-экономических, экологических и климатических задач. Прибыль нельзя получить, не удовлетворяя постоянно меняющиеся потребности общества и экономики. В погоне за прибылью в рамках действующего законодательства бизнес уже обязан нести расходы на уплату налогов, выплаты сотрудникам, их обучение, охрану труда и охрану природы.
Но в отличие от спекулятивного банкинга в ESG-банкинге прибыль должна быть долгосрочной, устойчивой к рискам, креативной для повышения эффективности и окупаемости EGS-проектов.
— Банкинг и креатив — несовместимые вещи?
— Почему? У банка «Центр-инвест» есть примеры креативной локализации ESG-проектов. Например, модернизация двенадцати котельных ОАО ТЭПТС «Теплоэнерго» в Таганроге позволила сократить выбросы вредных загрязняющих веществ на 26 процентов, численность персонала — на 49 процентов, сократить удельный расход на выработку одной гигакалории: газа на 2,6 процента, электроэнергии — на 49,6 процента, водопотребления — на 58,3 процента.
Другой пример — кредитование ремонта 215 многоквартирных домов позволило улучшить условия жизни 70 тысяч человек.
— Кроме противоречия с финансовой устойчивостью существуют противоречия внутри ESG-факторов?
— Конечно, могут возникать конфликты между разными ESG-критериями — экологией и занятостью, гендерным равенством и материнством, занятостью и техническим прогрессом, — которые могут нарушать устойчивость компании. Мировой опыт показывает, что активная борьба за гендерное равенство заканчивается победой трансгендеров. Высокая корреляция ESG-показателей и финансовых результатов подтверждается только для финансово успешных компаний.
Инвестиции в ESG-активы подчиняются всем правилам рынка, но ведут себя более устойчиво за счет более высокого качества именно финансовых показателей. В то же время ESG-лейбл не является гарантией от мошенничества и «зеленого камуфляжа» — намеренного введения в заблуждение относительно ESG-статуса актива.
— ESG-повестка стала очень модной в последние годы. Многие российские компании вдруг стали ESG-ориентированными, не меняя, по сути, ничего в своей организации.
— Инновации — это не научная, не техническая, а всегда социальная проблема. При старой технологии «я начальник, ты — не факт», а при новой технологии не факт, что я останусь начальником. Любое, даже самое демократичное управление предусматривает системного администратора, бенефициара и ответственного.
Неуемное желание реализовать продекларированные ESG-принципы приводит к ускоренному внедрению правил, которые игнорируют объективные законы. Например, никто не отменял законы сохранения массы и энергии; прогноз погоды на завтра, как правило, точнее, чем прогноз климата на десять лет вперед, и так далее.
— Тем не менее в последние годы сложилось ощущение, что европейские страны используют ESG-повестку в своих целях, внедряя двойные стандарты.
— В последнее время декларированные EGS-принципы постоянно нарушаются под различными предлогами, по умолчанию игнорируются финансовыми компаниями, банками в зависимости от ситуации. Двойные стандарты ESG стали нормой в условиях санкций: мы наблюдаем возврат к финансированию добычи ископаемого топлива в европейских странах, фактическую дифференциацию удельной нагрузки и лимитов по экономии энергоресурсов для разных групп потребителей, снятие заявленных ранее ограничений на финансирование оборонных компаний. А ведь средства на производство оружия могли бы быть направлены на ESG-трансформацию.
— Как обстоят дела с ESG в банковской отрасли России?
— Российский банкинг с запозданием стал осваивать ESG-принципы. Преимущество в отставании позволило сократить риски и издержки первопроходцев и использовать опыт комплексного подхода.
Комплексный ESG-банкинг не отменяет банковский бизнес, но расширяет спектр учитываемых рисков за счет экологических, социальных и управленческих факторов и горизонта: не сиюминутная, а долгосрочная прибыль. Успех внедрения ESG-банкинга не в скорости смены регуляторных требований, а в комплексном подходе, учитывающем взаимосвязь таксономии, структуры и функций управления, бизнес-модели и стратегии, управления ESG-рисками и формирования ESG-отчетности.
— Какие принципы закладываются в ESG-модель отечественного банкинга?
— Органический ESG-банкинг, в отличие от спекулятивного банковского бизнеса, основан на том, чтобы управлять, а не спекулировать рисками. Это значит зарабатывать долгосрочную прибыль в интересах клиентов и своего бизнеса, а не надеяться на спекулятивный выигрыш. Кроме того, это другое отношение к персоналу: выращивать персонал, а не охотиться за головами, формировать новую корпоративную культуру, а не только менять внутренние документы.
— Помогают ли цифровые технологии?
— ESG-банкинг без цифровых технологий невозможен, а цифровизация без ESG не имеет смысла. Цифровизация позволяет проверить EGS-декларации на полноту, достоверность, непротиворечивость. Она трансформирует лозунги, призывы, слоганы в алгоритмы и программы автоматических действий. Кроме того, позволяет учитывать многовариантность ESG-моделей банкинга, гибко адаптироваться к новым рискам и новым регуляторным требованиям.
— Помогают ли инвестиции в ESG-компании понизить уровень риска?
— Реальный ESG-банкинг учитывает риски реальных секторов экономики и адаптирует свои продукты и услуги для эффективного управления этими рисками. Например, в агробизнесе кредитование на пять лет снижает риски наступления неурожайных лет, повышает устойчивость кредитования и создает условия для модернизации агробизнеса. Другой пример: нефинансовые услуги банков — консалтинг, аудит, правовая поддержка — снижают риски кредитования легально работающего малого бизнеса.
— Как стимулировать банковскую отрасль на внедрение ESG-стандартов?
— Один из методов, нефинансовая банковская отчетность, — инструмент повышения финансовой грамотности всех заинтересованных сторон: акционеров, сотрудников, клиентов, партнеров, инвесторов, органов власти, контроля и регулирования, СМИ, социальных групп, местных сообществ, профессиональных и научных кругов. У каждой стороны есть свои собственные интересы. Нефинансовая отчетность должна отражать критические оценки, находить компромиссы и креативные решения согласования интересов, повышать финансовую грамотность недружественных заинтересованных сторон.
Суверенный ESG-банкинг должен быть успешным в любой системе отчетности: по российским, международным стандартам, в любой ESG-таксономии. При этом показатели отчетности должны подчеркивать глобальные конкурентные преимущества суверенного ESG-банкинга.