Современные экономические воззрения упростились критично. Большинство трактовок причин роста и спада национальных хозяйств касаются инфляции, ставок, долгов и прочих характеристик исключительно денежной политики. Никто уже не задается вопросом, следствием каких изменений в реальном хозяйстве являются изменения этих параметров. Между тем во времена, когда хозяйственные системы Запада только формировались, экономические теории были насыщены исследованиями принципиальных причин роста и спада. Среди этих причин два главных места занимали структурные сдвиги в экономике и научно-технический прогресс. Эти два обстоятельства определяли два важнейших уже финансовых рычага экономической динамики — масштаб инвестиций и предельную производительность капитала, или ожидаемую отдачу на каждый последний вложенный рубль (доллар или евро).
Масштаб структурных изменений, происходящих сегодня в мировой экономике, колоссален. Кажется, что он является всего лишь порождением двухлетней пандемии и украинского, или, шире, европейского кризиса. Однако, скорее всего, спустя десятилетия мы будем считать, что, наоборот, реакция на пандемию и европейский кризис стали следствием масштабнейших структурных перемен в мировом хозяйстве, начало которых человечество просто не заметило.
В этом, кстати, нет ничего удивительного. Мало кто замечал восхождение США в первой четверти прошлого века на фоне катастроф, потрясавших Европу и Россию. Очень немногие в конце 1980-х могли предполагать грядущее восхождение Китая, который стремительно, всего за два десятилетия, перекроил экономическую карту всего мира.
Чтобы ничего не пропустить, сегодня истинные причины экономических землетрясений надо искать на мировом Юге, охватывающем Север Африки, Ближний Восток, проходя через Турцию и Иран к Пакистану и Индии. Именно в этом коридоре в ближайшие два десятилетия будут идти самые активные инвестиционные процессы, именно туда потекут капиталы в поисках высокой отдачи.
Причина глубоких перемен — старт индустриализации этих регионов с последующим формированием новых рынков производственного капитала, нового среднего класса и новых рынков потребления. Причем в отличие от чем-то похожего процесса развития стран Латинской Америки в 80-х годах прошлого века индустриализация этих регионов будет характеризоваться самостоятельностью по отношению ко всем имеющимся сейчас центрам сил — прежде всего США и Китаю. Причинами этой самостоятельности будут разные обстоятельства. Наличие собственных энергетических ресурсов и капитала на Ближнем Востоке. Десятилетия изоляции Ирана. Огромное население Индии, невозможное для контроля и содержания для любого, даже самого амбициозного гегемона. В результате этих процессов индустриализации мир приобретет настоящую, основанную на самостоятельности экономики политическую многополярность.
Сигналы этих тектонических сдвигов поступают к нам каждый день. На прошлой неделе ОПЕК+ принял решение о сокращении добычи, подставив ножку Байдену, но действуя исключительно в своих интересах. Теперь все в мире, особенно западном, должны привыкнуть к мысли, что Ближний Восток больше не является энергетическим донором мира. Энергетические ресурсы нужны им самим, для бурной индустриализации.
Просто для понимания. В то время как прогнозы темпов роста ЕС постепенно стремятся в отрицательную область, а США даже не мечтают о росте более трех процентов, вынуждая своих европейских союзников покупать дорогой газ и переносить производства в США, то есть, по сути, просто деля один и тот же уменьшающийся кусок пирога капитала и спроса, Саудовская Аравия обещает стать самой быстрорастущей экономикой мира в 2022 году с темпами роста 7,5% (во втором квартале этого года она уже показала рост на 12,2%). От нее не сильно отстают Арабские Эмираты, чей ожидаемый рост — 5,4%, Пакистан с ростом во втором квартале на 6,2% и прогнозом в 4%, Индия — 13,2% во втором квартале и прогноз 6,2% по году. Неплохо выглядит и Иран: ожидаемый рост — 3,7%.
А что с Россией? Сегодня западные, да и наши аналитики прогнозируют России скромный спад в этом году — на уровне 2,5% — и более глубокий в 2023-м в связи с сокращением добычи сырья. Однако этот пессимизм выглядит сомнительным. Россия непосредственно участвует в структурных сдвигах мировой экономики и за счет перераспределения потоков энергетического сырья, и за счет углубления его переработки на своей территории, и за счет импортозамещения широкого круга товаров, и за счет формирования новых рынков сбыта. Очень много структурных сдвигов, неужели они не дадут результат?
Причем эти процессы начались не сегодня, а как минимум в прошлом году. Рейтинг «Эксперт-400», подготовленный нами, указывает, например, на удлинение производственных цепочек крупнейших компаний, связанных с углеводородами. Особенно ярко это проявилось в сегменте удобрений и полимеров. Он также указывает на преодоление тенденции вытеснения средних компаний и возращение к росту их доли в народном хозяйстве России. На уровне отдельных кейсов мы тоже видим рост самого широкого спектра сегментов и отраслей, в которые инвестирует уже состоявшийся бизнес, получивший импульс за счет импортозамещения.
Мы, кстати, как-то пропустили, что для России прошлый год оказался интегрально очень удачным — лучшим за последние 15 лет с темпами роста ВВП 4,5%. Мы не заметили, что это, кажется, был первый год в нашей постсоветской истории, когда доля вложений в основной капитал в ВВП составила аж 24%. Учитывая это, а также принципиальную невозможность более или менее стабильного существования мировой экономики без энергетических ресурсов нашей страны, мы уже в своих планах можем ставить на рост, а не просто на не очень глубокий спад в 2023 году.