БРИКС принял решение о трансформации из неформального клуба пяти стран в более широкий межконтинентальный союз, но при этом воздержался от конкретизации политических и экономических целей объединения
Интрига накануне саммита БРИКС в Южной Африке была принципиальной. 23 государства из всех частей света, стоявшие на пороге БРИКС, самим фактом заинтересованности в альтернативной площадке для решения вопросов мировых отношений демонстрировали выход многополярности к институциональному оформлению — или хотя бы желание и готовность к такому развитию событий.
При этом учет интересов таких в корне разных игроков, со своими ценностными, религиозными, политическими установками, мог спровоцировать жесткие конфликты и множественные противоречия — причем уже в пятерке лидеров. Это западная коалиция выигрывает в эффективности за счет безусловного доминирования США, а вот, скажем, куда более демократичный ЕС буксует в скорости выработки решений.
Что бы ни говорили про доминирующую роль Китая в развитии БРИКС, особенно с точки зрения экономического веса Поднебесной, партнеры очевидно не согласны с монополизацией повестки китайскими товарищами, и будущее организации, безусловно, за постоянными компромиссами и согласованиями. В этом и перспектива, и риски.
Поэтому у наблюдателей накануне саммита имелись справедливые вопросы о будущем БРИКС. Останется ли блок свободным торговым союзом или станет новой международной платформой для выработки и продвижения своих интересов? Неформальным клубом или более концептуальной геополитической организацией, альтернативой G7 или G20? Будет ли оформлен идеологический стержень БРИКС, под которым в разных трактовках подразумевались стремление к справедливости, антиколониализм и даже антизападничество или даже пусть китайская, но вполне травоядная концепция «сообщества единой судьбы человечества»?
Наконец, два базовых вопроса: произойдет ли расширение БРИКС и на каких условиях, а также хватит ли у участников смелости основать альтернативную западу валютно-торговую платформу.
Любой из этих пунктов обещал серьезные дебаты, и именно такие, по признаниям дипломатов, и состоялись в Йоханнесбурге. Исторический момент ставил перед организацией жесткие рамки. Если бы по итогу саммита не удалось достичь никаких конкретных решений и все обошлось бы декларацией с заделом на будущее, наблюдателям пришлось бы зафиксировать неготовность развивающегося мира оформить заявку на субъектность. В перспективе это было бы чревато расползанием участников к имеющимся проамериканским институциям.
В итоге было принято компромиссное решение. Концептуальные вопросы были отложены, а выбор сделан в пользу поэтапного расширения состава участников. Их консолидация обеспечена признанием ключевой роли традиционных мировых институтов, таких как ООН и G20, хотя и высказано пожелание увеличить представительство развивающихся стран в Совбезе, «международных организациях и на многосторонних форумах».
О новой валюте и альтернативной финансовой системе, похоже, говорили мало, однако лидеры БРИКС выступили за использование национальных валют в международной торговле и финансовых операциях между странами объединения, борьбу с торговыми барьерами и односторонними санкциями.
«Так или иначе, БРИКС встанет перед дилеммой: сохранять себя только как белую и пушистую организацию экономического взаимодействия или пытаться брать на себя какие-то политические, а значит, и военно-политические функции. Это главная дилемма, от которой нынешние локомотивы БРИКС — Китай и в меньшей степени Индия — пытаются уйти, но эта дилемма БРИКС обязательно догонит, — считает Дмитрий Евстафьев, кандидат политических наук, профессор НИУ ВШЭ. — Предложит ли БРИКС альтернативу миропорядку? Мы недооцениваем, как далеко продвинулись Соединенные Штаты в осмыслении децентрализованного мира. Там эти идеи давно обсуждаются, и они к нему готовы больше, чем остальные. У США вопросы управления хаосом в режиме полицентричного мира хорошо проработаны. К этому надо быть готовыми».
«БРИКС — одна из самых неспешных глобальных институций, — утверждает Иван Лошкарев, кандидат политических наук, научный сотрудник Центра ближневосточных и африканских исследований Института международных исследований МГИМО МИД России, эксперт РСМД. — Там важные вещи могут очень долго обсуждаться. Да, Запад всех допек, и нужна альтернатива. Запад то с Тайванем что-то начудит, то устроит переворот в Пакистане — так, что всем членам БРИКС и их соседям достается. Но, думаю, даже если где-то организация будет медлить — структуру взаимоотношений это не изменит. У стран будет альтернатива, какой союз выбрать. Понятно, что в блоке есть внутренние противоречия. Есть страны, которые не так критично настроены по отношению к западному миропорядку, та же Бразилия, да и Индия, пожалуй. Но все-таки БРИКС — серьезный ресурс для развивающегося мира».
Москва считает, что договориться с Западом о справедливом экономическом взаимодействии вряд ли получится. «Страны так называемого золотого миллиарда делают все, чтобы сохранить прежний однополярный мир. По сути, это тоже колониализм, только в новой упаковке», — сказал Путин
Официальная тема 15-го саммита в Йоханнесбурге была заявлена как «БРИКС и Африка: партнерство ради взаимного ускорения роста, устойчивого развития и инклюзивной многосторонности». Но основным вопросом, конечно, стало расширение организации.
Главным сторонником расширения клуба выступал Китай, который видит в БРИКС площадку для продвижения своих быстрорастущих политических и экономических интересов. К слову, Пекин выдвинул идею расширения БРИКС еще десять лет назад, что совпало со стартом его программы экономической экспансии — Инициативы Пояса и Пути.
К скептикам можно отнести Индию и Бразилию, опасающихся постепенного размывания своего влияния в организации. Россия в отношении принятия новых членов занимала нейтральную позицию.
Однако с очередью государств, подавших заявки на присоединение, нужно было что-то делать. В итоге на саммите было решено с 1 июня 2024 года принять в свои ряды Аргентину, Египет, Эфиопию, Иран, Саудовскую Аравию и ОАЭ, тем самым удвоив состав участников. При этом организация пока сохранила прежнее название, созвучное по произношению в английском языке со словом «кирпичи» (BRICS — bricks).
Новые «кирпичики» усиливают позиции блока на Ближнем Востоке, в Африке и Южной Америке. Если ранее на страны БРИКС приходилось более четверти мирового ВВП, то после расширения этот показатель увеличился до 37%. Более того, на следующем саммите БРИКС, который состоится в 2024 году под председательством России в Казани, могут быть удовлетворены очередные заявки на присоединение ряда стран, среди которых присутствуют значимые с точки зрения мировой экономики Алжир, Турция, Мексика и Индонезия.
Еще немного голых цифр. После расширения БРИКС станет условно в четыре раза больше G7 по населению. БРИКС теперь занимает 36% площади земного шара, на которой проживают 45% обителей планеты. А еще государства организации будут контролировать до 45% запасов всей мировой нефти. Однако как эти ресурсы будут конвертированы в политический вес или конкретные решения — пока вопрос.
«Самая главная угроза для БРИКС — приход к власти в странах-участницах слишком прозападных правительств. И в этом плане настораживают прежде всего Бразилия и Индия. Выбор новых членов меня озадачил, — говорит Иван Лошкарев. — В первую очередь Аргентина: страна предельно зависима от западного капитала. Объединенные Арабские Эмираты тоже своеобразная троянская лошадка. Кроме того, и Саудовская Аравия, и ОАЭ в плане безопасности сами себя не обеспечивают, им помогает Запад. Очень радует наличие в списке новых членов Египта и Ирана. Но получилось так, что в БРИКС приняли сразу две группы государств, образующих своеобразные оси на Ближнем Востоке, которые друг с другом при этом конфликтуют: ось ОАЭ — Саудовская Аравия — Египет и Иран. А турецко-катарскую ось проигнорировали. Эфиопия независимая, но там традиционно сильны и западные позиции, и позиции откровенно недружественных нам стран. Пока непонятно, насколько новые государства в составе БРИКС помогут в выстраивании альтернативного порядка».
Стоит напомнить, что прообразом идеи создания БРИКС стало предложение премьер-министра РФ Евгения Примакова о создании «стратегического треугольника» Россия — Индия — Китай, высказанное в Дели в декабре 1998 года. По мнению Примакова, этот союз мог стать не только военно-политическим альянсом трех крупнейших незападных держав, но и «краеугольным камнем» нового многополярного мира, при этом каждая из сторон триумвирата развивала бы двусторонние отношения с другими странами мира.
Взаимодействие Москвы, Пекина и Нью-Дели (даже с примкнувшими к ним Бразилиа и Преторией) могло бы обойтись без формальных договоренностей и основываться на взаимопонимании сторон — равно как происходит координация стран G7. Однако идее Примакова о военно-политическом союзе России, Индии и Китая сбыться было не суждено, а нынешнее расширение БРИКС не оставляет шансов для кулуарной выработки решений.
Критики сценария развития организации «не вглубь, а вширь», без артикуляции четких целей и задач, указывают, что БРИКС рискует превратиться в некий аналог Генассамблеи ООН для развивающихся стран: это удовлетворит их амбиции с точки зрения «веса» в мировой политике, но по факту никак не окажет влияния на ее развитие.
Возможно, в перспективе мы увидим создание некоторого аналога Совбеза ООН из наиболее сильных в военно-политическом и экономическом плане стран, который сможет проводить в жизнь отдельные решения сообщества, минуя долгие обсуждения и согласования. Более того, пятерка основателей БРИКС, сохранивших статус и название организации, вероятно может претендовать на такую роль. Но вряд ли остальные участники готовы признать за ней право выносить коллективные суждения. Особенно если речь пойдет о вопросах принципиальных — военных операциях, конфронтации, революционных финансово-экономических мерах.
В то же время пущенное на самотек развитие БРИКС при дальнейшем расширении может привести к формированию в организации групп и кланов (например, «нефтяных» или «региональных»). В таком случае сообществу грозит либо дезорганизация, либо усиление Китая. Китай, впрочем, всячески отнекивается от перспективы лидерства в БРИКС, а председатель КНР Си Цзиньпин даже заявил, что «китайская нация не имеет в своих генах гегемонистских черт» и «тяги к великодержавным играм».
«Если сравнивать Китай с США, то к такой гегемонии он не стремится, там иная культура, — рассказывает Екатерина Заклязьминская, старший научный сотрудник Центра мировой политики и стратегического анализа Института Китая и современной Азии РАН. — Лидерство, которое КНР предлагает миру, — мягкое, оно основано на сотрудничестве, а не на единственно правильном взгляде на мироустройство. Китайская идея именно этим и нравится развивающимся странам, поскольку осуществляется без жесткого давления. Но и риски не стоит недооценивать: много говорят о “юанизации” всего и вся, но пока статистика показывает, что это очень и очень отдаленная перспектива. Как китаист, могу сказать, что для КНР идея столкновений, конфронтации — чуждая, в их политической культуре принято учитывать все нюансы и спорные моменты».
Как бы то ни было, приняв через семнадцать лет после своего основания решение преобразоваться из неформального клуба пяти стран в большую международную и межконтинентальную организацию, БРИКС будет вынужден найти ответы на принципиальные вопросы о смысле своего существования.
Руководители стран БРИКС часто заявляли о необходимости формирования более справедливого миропорядка, что вполне можно рассматривать в перспективе как идеологический фундамент организации. При этом одни страны первым делом хотят изменить политическую реальность, другие — торговые и экономические правила игры, и все заинтересованы в гарантиях собственной безопасности.
Естественно, весь этот противоречивый букет желаний адресуется либо существующему мировому гегемону — США, либо коллективному Западу, в том числе его политическим военным и финансовым институтам.
При этом страны БРИКС совершенно не собираются вести с Западом войну на уничтожение в прямом и переносном смысле слова. Требуя от США уважения к своим национальным интересам, Россия, Китай и партнеры лишь хотят диалога с американцами на равных. В экономике требования стран БРИКС, как правило, сводятся к устранению возводимых Западом барьеров в виде односторонних санкций и торговых ограничений. Таким образом, «антизападная идеология» БРИКС всего лишь отражает пожелания нормализации отношений с западным миром, и ее можно считать конструктивной платформой.
Проблема в том, что как раз равного диалога в Вашингтоне и не приемлют, а в целом западные политики, несмотря на мантры об инклюзивности и равноправии, продолжают в отношении развивающихся стран политику неоколониализма.
Например, Госдеп США, даже пытаясь втянуть Индию в антикитайский блок и суля инвестиции в авиастроение и кораблестроение, позволяет себе порицать религиозную и национальную политику Нью-Дели, а также указывать на «репрессии против журналистов и диссидентов». При равноправных отношениях Индия могла бы поднять вопрос о репрессиях в США, развернутых против преподавателей школ и университетов, которые не желают повторять ересь о существовании нескольких десятков гендеров или праве пятилетних детей менять свой пол.
Требование России к НАТО остановить продвижение на восток, требования Китая к США отменить торговые ограничения и перестать вооружать Тайвань и пока молчаливое желание Индии видеть уважительное отношение к своей национальной идентичности, по сути, имеют общее основание — требование справедливости.
«Мы все с вами выступаем за формирование нового многополярного миропорядка, который был бы подлинно сбалансированным и учитывал суверенные интересы максимально широкого круга государств, открывал бы возможности для реализации различных моделей развития, помогая сохранять многообразие национальных культур и традиций. Хочу отметить, что БРИКС ни с кем не соревнуется, никому себя не противопоставляет. Но очевидно также и то, что у этого объективного процесса — процесса создания нового миропорядка — все-таки есть непримиримые противники, стремящиеся этот процесс затормозить, сдержать становление новых, самостоятельных центров развития и влияния в мире», — заявил президент России Владимир Путин, обращаясь по видеосвязи к участникам саммита.
«Современный мир претерпевает беспрецедентные по своей масштабности глобальные, эпохальные и исторические перемены, человечество находится на судьбоносном перепутье. Куда идти дальше? Продолжить путь сотрудничества и интеграции или повернуться к расколу и конфронтации? Продолжить путь мира или скатиться в пучину новой холодной войны? Продолжить путь открытости во имя процветания или погрузиться в болото рецессии из-за гегемонии и буллинга? Укрепить взаимодоверие в ходе контактов или допустить растление души гордыней и предубеждением? В какую сторону качнется маятник истории — все зависит от нашего собственного выбора», — сказал председатель КНР Си Цзиньпин на церемонии закрытия форума БРИКС.
Страны, которые хотят вступить в БРИКС, разделяют этот, если угодно, ценностный пафос. Разница в том, чем та или иная страна готова пожертвовать ради достижения своих представлений о справедливости. И насколько достижение этих ценностей может компенсировать отток западных кредитов, инвестиций, инноваций в случае конфликта с «мировым полицейским».
При этом политические или экономические цели членов БРИКС могут противоречить интересам других стран-участниц. А часть государств может попытаться вступить в организацию лишь ради того, чтобы поднять свою значимость в глазах США и в надежде получить щедрое вознаграждение за возвращение в лоно Запада. Вероятно, именно эти риски просчитывали весь этот год основатели БРИКС.
Китай всячески отнекивается от перспективы лидерства в БРИКС, а Си Цзиньпин даже заявил, что «китайская нация не имеет в своих генах гегемонистских черт» и «тяги к великодержавным играм»
Не секрет, что в состав БРИКС входят страны, имеющие двусторонние противоречия и даже территориальные конфликты. Ярким примером тому служат Китай и Индия, имеющие разногласия относительно принадлежности региона Аксайчин на Тибетском плато. К счастью, перманентные пограничные конфликты не перерастают в войну между двумя ядерными державам, возможно во многом благодаря общим целям, которые страны пытаются реализовать, участвуя в БРИКС.
Когда на одной чаше весов находится вопрос об установлении контроля над несколькими квадратными километрами каменистой почвы, а на другой — стремление вывести страны в мировые лидеры, весомее оказывается второе. Таким образом, БРИКС может выступать предохранителем от военных конфликтов стран-участниц.
Бразилия и вступающая в БРИКС Аргентина тоже имеют определенные противоречия, поскольку каждая из стран стремится стать региональным лидером. Партнерство этих стран в рамках БРИКС гарантирует им это лидерство, но обеим сразу.
Вступающие в БРИКС Иран, Саудовская Аравия и потенциальная Турция также имеют претензии не только на региональное лидерство, но и стремятся встать во главе части мусульманского мира. Если усилия этих стран не будут направлены друг против друга, их совместному доминированию на Ближнем Востоке никто не сможет бросить вызов.
Однако что касается большого геополитического пространства, БРИКС пока вряд ли готов играть заметную роль в мире и тем более замахиваться на сопротивление коллективному Западу.
Во время острого политического конфликта России с западной коалицией страны БРИКС заняли, по сути, нейтральную позицию (что, впрочем, уже неплохо). По мнению Госдепа США, Китай, равно как и остальные страны БРИКС, не нарушают западные антироссийские санкции.
При этом Пекин резко критикует американские рестрикции, введенные против китайской экономики, называя их незаконными. Таким образом, КНР рискует получить зеркальную ситуацию при возможном резком обострении отношений с США, когда остальные страны БРИКС решат выгодным для себя придерживаться новых антикитайских санкций. Понимание необходимости коллективной защиты еще не созрело.
Бразилия и Индия стараются и вовсе воздерживаться от политических заявлений, предпочитая делать акцент на экономическом сотрудничестве. Президент Бразилии Луис Инасиу Лула да Силва ранее говорил о необходимости обсудить статус Крыма ради прекращения военного конфликта на Украине и призвал США «прекратить поощрять войну» на Украине. Хотя эти заявления и вызвали гнев в Киеве и Вашингтоне, они далеки от союзнических в отношении России, которая хотела бы услышать аргумент в пользу признания всех новых российских территорий.
Еще одним малоприятным инцидентом стала дискуссия, развернувшаяся накануне саммита в ЮАР, по вопросу обеспечения неприкосновенности Владимира Путина и признания вердикта Международного уголовного суда об аресте президента России. Трудно себе представить, чтобы одна из стран G7 вела подобные дебаты относительно визита президента США или премьера Великобритании.
Коллективная внешнеполитическая позиция стран БРИКС в этом случае напоминает скорее Движение неприсоединения, лавировавшее между НАТО и странами Варшавского договора.
На саммите обсуждался украинский конфликт, но в самых общих чертах. «Мы отмечаем предложения о посредничестве и добрых услугах в интересах мирного урегулирования конфликта посредством диалога и дипломатии, включая Мирную миссию лидеров африканских стран и предлагаемый ею путь к миру», говорится в итоговой декларации.
Таким образом, участие в БРИКС может способствовать нормализации отношений между его участниками, но не гарантирует политической поддержки его членов при конфликте с Западом.
В этом случае пока не приходится говорить о влиянии БРИКС на мировую политику, поскольку организация старается избегать внешнеполитических позиций, которые резко противоречили бы западной платформе. И тем более предполагать, что организация в ближайшей перспективе предложит некий новый миропорядок. Однако сам факт геополитической альтернативы в сумбуре многополярности — уже немало.
«БРИКС не может развиваться по пути Запада, потому что все институции Запада являются вертикально интегрированными, они все являются лидерскими, все основаны на принципе “вождь и племя”. Альтернатива нам неизвестна, понимания нет и примеров тоже за последние сто лет. Мы не можем описать новый мировой порядок, пока он не сформировался. Конечно, те страны, которые с надеждой смотрят на БРИКС, хотят жить лучше, чем они живут сейчас. Но, наверное, дело не столько в деньгах, сколько в политических отношениях. В России любят побухтеть на тему того, что условный Казахстан ведет переговоры с условным Китаем по вопросам сотрудничества. При этом все прекрасно понимают, что от России Казахстан никуда не денется. Но все хотят альтернативы. И сближение с БРИКС повышает степень свободы этих стран. Вести диалог с тем же Западом, будучи на позиции тех, кто уже опирается на какую-то альтернативную структуру, делает страны менее уязвимыми», — считает Тимофей Бордачев, доктор политических наук, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай», член РСМД.
Страны БРИКС также не ставят перед собой задачи обособления от мировой экономики и построения собственного независимого экономического контура по примеру советского блока.
Взаимная торговля стран БРИКС (за исключением России) уступает товарообороту с западным миром. А резкая переориентация российского экспорта с Запада на Восток в течение последнего года связана с санкциями, а не с экономическими интересами.
Взаимная торговля стран БРИКС лишена каких бы то ни было преференций в рамках блока и строится на принципах ВТО и ряде двусторонних соглашений. Более того, страны организации зачастую становятся конкурентами в борьбе за западные инвестиции и рынки. Например, идет процесс переноса западных производств из Китая (из-за роста издержек на оплату труда) в Индию, Индонезию и Вьетнам.
Экономические претензии большей части стран БРИКС к Западу строятся на почве критики неравенства в торгово-экономическом партнерстве и призывах отказаться от протекционизма и возводимых западными странами искусственных барьеров в торговле. Эти государства не оставляют надежды обыграть западные страны, играя на их поле, по их правилам и под их же судейством.
В своем выступлении на закрытии Делового форума БРИКС Си Цзиньпин фактически потребовал от Запада продолжения процесса глобализации. «Формирующиеся экономики и развивающиеся страны попали под прицел беззастенчивого зажима со стороны тех, кто явно не мирится с утратой своего доминирования. Успехи либо обгон в развитии — все это повод для всяческих препятствий и сдерживания, что ни к чему хорошему не приведет», — заявил он.
Под «зажимом» наверняка подразумевались ограничения, наложенные на экспорт китайской высокотехнологической электроники, и санкции США, под которые подпали передовые процессоры и оборудование для их производства, а также недавний указ президента США Джо Байдена о запрете американских инвестиций в Китай в производство полупроводников и микроэлектроники, квантовые информационные технологии и системы искусственного интеллекта.
Москва занимает иную позицию и считает, что договориться с Западом о справедливом экономическом взаимодействии вряд ли получится.
«Страны так называемого золотого миллиарда делают все, чтобы сохранить прежний, однополярный мир. Он их устраивает, он выгоден им. Они пытаются подменить систему международного права собственным так называемым порядком, основанным на правилах, которых никто не видел, правилах, используемых, надо сказать, в корыстных целях и меняющихся в угоду текущей политической конъюнктуре когда угодно и как угодно в соответствии с интересами отдельных стран. По сути, это тоже колониализм, только в новой упаковке, кстати, не так уж хорошо выглядящий, и современные колонизаторы, прикрываясь благими лозунгами демократии, прав человека, стремятся решать свои проблемы за чужой счет, продолжая беззастенчиво выкачивать ресурсы из развивающихся стран», — сказал Путин в обращении к участникам саммита.
Позиция Пекина понятна, но все же странно было бы предположить, что Вашингтон однажды заявит: «Окей, я был неправ, опережайте нас в области передовых технологий, а мы, со своей стороны, поможем вам, предоставив свои инвестиции и свой внутренний рынок».
Требование России к НАТО остановить продвижение на восток, требования Китая к США отменить торговые ограничения и перестать вооружать Тайвань и пока молчаливое желание Индии видеть уважительное отношение к своей национальной идентичности, по сути, имеют общее основание — запрос на справедливость
Одной из тем саммита стала дедолларизация торговли между странами. Еще во время 14-го саммита БРИКС, прошедшего в онлайн-формате в июне прошлого года, Владимир Путин предложил подумать над созданием единой валюты клуба, оговорившись, что «это сложный вопрос, но мы так или иначе будем двигаться к этому решению».
Однако по итогам саммита в ЮАР страны лишь заявили, что намерены способствовать «укреплению корреспондентских сетей банковских отношений между странами БРИКС и возможности расчетов в местных валютах».
Недостаток расчетов в национальных валютах ярко проявился при торговле России с Индией. Имея торговый профицит, Москва накопила на банковских счетах большое количество рупий, которые сложно потратить из-за отсутствия интересующего Россию индийского товарного предложения. Если бы расчеты производились в общей для БРИКС валюте, эти деньги можно было бы потратить на китайские или бразильские товары. В то время как использование исключительно национальных валют превращает сложную международную торговлю в двустороннюю, сопоставимую с бартером.
Одной из причин забуксовавшего вопроса о создании валюты БРИКС может быть желание Китая превратить юань в конкурента доллара США. В октябре 2016 года МВФ признал юань резервной валютой наравне с долларом, евро, британским фунтом и японской иеной. Хотя доля валютных резервов юаня в мире ничтожно мала, можно предположить, что Пекин рассчитывает на ее постепенное увеличение. В этом случае эмиссия юаня не будет вызывать инфляцию в Китае, принося при этом сеньораж в китайскую казну.
Но другие страны БРИКС, такие как Индия, Бразилия или Саудовская Аравия, в вопросе хранения своих ЗВР по-прежнему отдают предпочтение более стабильным и удобным в международных расчетах доллару США или евро, что создает замкнутый круг.
В 2015 году страны БРИКС создали Новый банк развития (НБР) для финансирования разнообразных проектов входящих в организацию государств. За прошедшие восемь лет НБР профинансировал 96 проектов в странах-учредителях на общую сумму 33 млрд долларов. При этом лишь один из западных финансовых институтов — Всемирный банк — только в 2022 году выделил на разные проекты более 100 млрд долларов. А вложения Китая в госдолг США на сегодняшний день составляют 835,4 млрд долларов, что составляет примерно четвертую часть ЗВР страны.
В июле этого года глава НБР Дилма Руссефф заявила о прекращении финансирования новых проектов в России, поскольку банк полностью соблюдает международные санкции. С точки зрения России, непонятна разница между западной финансовой системой, заморозивший российские средства, и таким «дружеским партнерством».
Решение банка БРИКС подчиниться антироссийским санкциям Запада стало не столько экономической, сколько политической победой США. Можно, конечно, в защиту НБР сказать, что он, дескать, кредитует в долларах США и поэтому не мог проигнорировать американские санкции. Но кто мешал НБР хотя бы в случае с Россией заменить доллар на суррогат наподобие СДР МВФ или на китайский юань либо, в конце концов, прислушаться к мнению Москвы и пролоббировать создание валюты БРИКС?
При этом премьер-министр Индии Нарендра Моди на последнем саммите отметил успехи НБР и сообщил о создании в стране представительства банка для финансирования проектов развития в Индии и Бангладеш. «Мы создали сеть финансовой безопасности», — заявил Моди. По всей видимости, Индия считает, что застрахована от санкций США.
Оставаясь в рамках экономической системы Запада, странам БРИКС можно по примеру Индии довольствоваться малым, но практически невозможно найти драйверы для своего опережающего развития. Но в таком случае становится неясно, зачем нужен сам БРИКС.
Западная экономическая логика проста: если вам что-то не нравится, ищите недостатки в себе, а не в сложившейся системе. И если за ваш товар или труд на мировом рынке дают один доллар, значит, он и стоит ровно один доллар, а если вас это не устраивает, значит, вы неадекватно оцениваете реальность. Но если какой-то стране неожиданно удастся добиться успеха в передовых технологиях, то попытка обогнать Запад будет пресечена внеэкономическими методами — санкциями или военной силой.
Ситуация, при которой разрыв экономических связей с Западом невозможен, а продолжение взаимодействия с ним по старым правилам не имеет перспективы, требует нетривиальных решений.
Причем история знает пример того, как ряд стран, имеющих массу взаимных политических, экономических и религиозных противоречий, но объединенных идеей о несправедливости, смог изменить навязанные Западом правила игры. Речь идет об нефтяном эмбарго ОАПЕК 1973 года, триггером которого стала Война Судного дня, а итогом которого стал четырехкратный рост мировых нефтяных цен.
Этот рискованный антизападный шаг в конечном счете лишь укрепил экономические связи арабских стран с Западом и во многом обеспечил сегодняшний уровень благосостояния нефтедобывающих стран Ближнего Востока (за исключением разгромленных западными армиями Ирака и Сирии).
Сегодняшнее расширение БРИКС потенциально дает организации куда более серьезные экономические рычаги давления на Запад, нежели арабская нефть в 1973 году. Но для выдвижения подобного рода ультиматумов страны организации явно не готовы.
В то же время любое мировое экономическое потрясение по примеру азиатского кризиса 1997 года или финансового кризиса 2007 года, которое приведет к резкому падению доходов развивающихся стран, может стать катализатором процесса сплочения БРИКС. Социальные проблемы заставят страны организации искать совместный выход. В отличие от 1997-го или 2007 года на этот раз развивающиеся государства вряд ли будут сидеть сложа руки в ожидании реанимации западной экономики. И БРИКС в этом случае может оказаться лучшей площадкой для принятия эффективных решений.
Нельзя сказать, что БРИКС уже сегодня приносит своим участникам, в том числе России, какие-то ощутимые политические или экономические дивиденды. Это, скорее, задел на будущее. Но как показывает прошлое, к будущему следует готовиться заблаговременно.
В подготовке материала принимала участие Елена Горбачева.