Новые экспортные пошлины, привязанные к курсу рубля, должны отчасти восполнить дефицит бюджета и сделать более справедливым распределение сырьевой ренты от ненефтегазовых компаний. Но бизнес считает это решение сугубо конъюнктурным, способным оказать лишь краткосрочный эффект, хотя уже пришло время решений стратегических
С 1 октября этого года и до конца 2024-го в России будут действовать новые экспортные пошлины на широкий перечень товаров, в основном на сырье и продукцию первого передела. По заявлениям правительства, мера необходима для стабилизации экспорта и продаж на внутреннем рынке. К тому же Минфин хочет более справедливо распределять сырьевую ренту от ненефтяных отраслей — в терминологии ведомства это звучит как «повышение справедливости распределения рентных доходов».
Новые пошлины, которые в зависимости от курса доллара составят 4‒7% от таможенной стоимости товара (см. таблицу), также должны принести в российский бюджет до 755 млрд рублей за весь период действия (три месяца 2023 года и полный 2024-й) и, как следствие, помочь справиться с дефицитом. Напомним, к сентябрю расходы превысили поступления в казну на 2,4 трлн рублей. Всего в 2023 году бюджет может быть исполнен с дефицитом 3,01 трлн рублей, в 2024-м — 2,1 трлн рублей.
Платить пошлины придется при значении курса выше 80 рублей за доллар. И чем слабее рубль, тем больше. Правительство распространило пошлины на широкий перечень экспортных товаров. Но они не коснутся нефти и газа, а также лесоматериалов и зерна, большая часть которых и так уже обложены пошлинами. В список товаров попали некоторые сельхозпродукты: сахар, овощи, фрукты, яйца, а также продукты из мяса и рыбы. Из других продуктов — крепкий алкоголь (подробнее см. стр. ??).
Как отмечает Елена Сидорова, профессор департамента налогов и налогового администрирования Финансового университета при Правительстве РФ, поступления в бюджет будут увеличены с помощью двух факторов: изменения ставок вывозных таможенных пошлин и роста таможенной стоимости вывозных товаров в связи с ростом курса доллара по отношению к рублю.
Как считают компании и аналитики, в результате новых пошлин бизнес может лишиться до 40% прибыли, или 6‒10% EBITDA (см схему). Основными плательщиками станут компании горнодобывающего сектора, но многое будет зависеть от объема экспорта и рентабельности каждой конкретной компании. Так, по подсчетам «Финама», ЕBITDA компаний «Акрон» и «Фосагро», а также «Норникеля» может снизиться на 10% и более.
Государство давно взяло курс на обложение экспортеров дополнительными налогами. В августе 2018 года первый вице-премьер Андрей Белоусов выступил с предложением изъять у 14 металлургических, химических и горнорудных компаний 500 с лишним миллиардов рублей сверхдоходов, которые те получили из-за изменения внешней рыночной конъюнктуры. В 2021-м вице-премьер повторно обратил внимание на сверхприбыли российской металлургии. «Мы видим, что в ковидный год доходы металлургов возросли в разы. И это неплохо… Плохо то, что они все считают цену нетбэк, подняли цены на внутреннем рынке в соответствии с ростом мировых цен. Мы посчитали, что нас, извините за это слово, металлурги нахлобучили в части госкапвложений и гособоронзаказа примерно на сто миллиардов рублей. Эти деньги, я считаю, они должны нам вернуть в виде налогов», — сказал тогда Белоусов. Затем правительство запустило механизм изъятия «сверхдоходов» металлургов как раз в виде экспортной пошлины: за 2021 год у металлургов забрали свыше 160 млрд рублей. Это была временная мера. Затем пошлины заменили на НДПИ для металлургов и акциз на жидкую сталь. Собственно, именно с 2021 года роль горно-металлургического комплекса (ГМК) в пополнении бюджета резко возрастает (см. график 2).
В конце 2022 года министр финансов Антон Силуанов заявил, что власти введут пошлины на уголь и удобрения в случае, если цены на мировых рынках превысят базовые показатели. Но пошлинами дело не ограничилось. «В прошлом году произошло изменение системы налогообложения коксующихся углей, — говорит источник, знакомый с ситуацией в угольной отрасли. — При расчетах НДПИ кроме индексов-дефляторов, рассчитываемых Минэкономразвития, стала использоваться биржевая цена на угли, конкурентные российским, прежде всего австралийские. В итоге сложилась парадоксальная ситуация: чем меньше российские угольщики отправляют на экспорт, тем дороже австралийский уголь и, соответственно, тем выше налог. То есть чем выше дисконт у российского коксующегося угля к аналогам — тем выше налог для российских компаний».
Наконец, недавно, в 2023 году, Госдума приняла закон «О налоге на сверхприбыль», по которому компании — в первую очередь металлурги, золотодобытчики, логистические компании и торговые сети — заплатят 4‒5% дополнительной прибыли за 2021‒2022 годы. Общая сумма поступлений от «налога на удачу» составит, по прогнозам Минфина, 300 млрд рублей (подробнее см. «Крупный бизнес заплатит “налог на удачу”», «Эксперт» № 25 за 2023 год). Новые пошлины — это, без сомнения, неожиданно возникшая дополнительная нагрузка на бизнес, который совсем недавно столкнулся с необходимостью выплат налога на сверхприбыль, констатирует президент Торгово-промышленной палаты РФ Сергей Катырин.
Новые сборы коснутся только экспорта в страны дальнего зарубежья, за пределы Евразийского экономического союза. Не очень понятно, что в таком случае мешает экспортерам провезти свои товары через ЕАЭС и избежать пошлины
Помимо наполнения бюджета правительство и Минфин в частности уже много лет пытаются добиться двух смежных целей: установить более справедливое налогообложение сырьевой ренты и решить проблему нетбэка, который постоянно выливается в рост цен внутри страны, а порой и в дефицит сырья (последний эпизод — эпопея с бензином, см. «Битва за бензин», «Эксперт» № 39 за 2023 год). Но если первую задачу постепенно удается решить, то со второй справиться не так просто.
Минфин не первый год декларирует, что хочет восстановить «справедливость распределения рентных доходов». Смысл в том, что долгие годы нефтегазовый сектор платил в бюджет гораздо больше в относительном измерении, чем другие сектора, эксплуатирующие недра. Это не только несправедливо по отношению к нефтяникам, но и не слишком полезно для бюджета, тем более что в результате налогового маневра, а теперь и сокращения добычи нефти и газа поступления от экспортной пошлины в рамках нефтегазовых доходов сократились (см. график 1). В то же время у ГМК, уверены в Минфине, есть доходы, которые можно позволить себе счесть излишними. Например, за последние десять лет EBITDA крупнейших компаний отечественного ГМК составила почти 25 трлн рублей при инвестициях менее 8,5 трлн рублей, а условная доходность на вкладываемый капитал (соотношение EBITDA после произведенных капиталовложений к капиталовложениям) накопленным итогом за десять лет — около 200%, тогда как в нефтяной отрасли — около 90%. Такие аргументы приводит ведомство в «Основных направлениях бюджетной, налоговой и таможенно-тарифной политики на 2024‒2026 годы». Рентные налоги горно-металлургического комплекса (НДПИ, экспортная пошлина и акциз на сталь) в 2023 году составят 314,3 млрд рублей по сравнению с 239,7 млрд рублей по итогам прошлого года, то есть рост составит 31%. Потом они несколько снизятся, но останутся значительными в сравнении с выплатами до 2021 года.
Что касается нетбэка, то это давняя проблема, с которой борется Минфин. Рубль на длинных временных интервалах слабеет, а экспортеры из-за этого получают дополнительную рублевую, а иногда и валютную прибыль от продажи своих товаров на внешних рынках. Работать на внутреннего потребителя им становится все менее выгодно — если только не «подтянуть» внутренние цены к экспортным, что влечет за собой рост инфляции.
Экспортные пошлины — это как раз инструмент для защиты внутреннего рынка от необоснованного повышения цен. Ожидается, что после их введения больше сырья (товаров) будет продаваться внутри РФ, что создаст дополнительное предложение и поможет избежать роста цен. Но тут у правительства меньше шансов на победу.
Да, на первый взгляд кажется, что новые пошлины негативно повлияют на динамику экспорта и тем более не будут способствовать его расширению, считает Сергей Заверский, начальник отдела аналитических исследований Института комплексных стратегических исследований. «Дело в том, что издержки на экспорт и так значительно возросли в последние полтора года в силу усложнения логистических цепочек, роста транзакционных издержек на совершение платежей и так далее. Это само по себе приводит к снижению выгод от экспортной деятельности. Если при падении рубля часть выгод от наращивания экспорта изымается, то это создает еще меньше стимулов для наращивания поставок продукции за рубеж», — подчеркивает он.
Как следствие, предлагаемые меры могут позитивно повлиять на цены на национальном рынке. «Снижение привлекательности экспорта увеличит внутреннее предложение тех же товаров и, следовательно, конкуренцию за деньги российских потребителей», — говорит Олег Москвитин, заместитель директора Института исследований национального и сравнительного права НИУ ВШЭ.
Однако аналитик УК «Ингосстрах-Инвестиции» Артем Аутлев считает, что решение Минфина о введении экспортных пошлин вряд ли сможет существенно снизить цены на внутреннем рынке. Другие собеседники «Эксперта» такие риски тоже видят. Грубо говоря, сокращение поставок на экспорт не всегда означает снижение цен на внутреннем рынке. С точки зрения законов экономики нельзя исключать, что кто-то из производителей и продавцов попробует наверстать снизившуюся прибыль за счет внутреннего рынка и повысить цены, считает Москвитин. Тем более что в ряде случаев внутренний рынок мал относительно производства и увеличение на него поставок не будет востребовано. Так, до двух третей добываемого в стране угля и производимых удобрений и более 70% добываемых цветных металлов идет на экспорт. Хотя их потребление в стране растет, оно все же не в состоянии обеспечить полный спрос на эту продукцию, говорит Алексей Калачев, аналитик ФГ «Финам». В таких условиях ограничение экспорта имеет мало практического смысла, за исключением увеличения сборов в бюджет.
Кроме того, у компаний могут вырасти издержки из-за изменения курса рубля. «Надо понимать, что при падении курса будет расти стоимость импорта — а это важная часть расходов многих компаний, работающих на мировом рынке, и им придется больше платить за сырье, материалы, оборудование, комплектующие, а также за услуги. Таким образом, снижение доходности экспорта может компенсироваться удержанием или даже увеличением отпускных цен ввиду увеличившихся издержек», — описывает механизм Сергей Заверский.
Далее, ограничение экспорта ведет к сокращению валютной выручки и, как следствие, подталкивает рубль к дальнейшему ослаблению, а значит, и инфляционное давление по этому каналу снижаться не будет, полагает Заверский.
Схожего мнения придерживается и Дмитрий Александров, начальник управления аналитических исследований ИК «ИВА Партнерс». «Инфляцию такие меры, вероятнее всего, напрямую сильно не погасят, поскольку она в значительной мере импортируется — официальная инфляция внутри страны меньше или на уровне крупнейших торговых партнеров и валютных зон, кроме Китая», — считает он.
К тому же Минфин может загубить только-только начавший развиваться несырьевой экспорт «Из-за того, что решение касается широкого круга экспортеров, а не только сырьевиков, оно может остановить тот слабенький пищевой, легкопромышленный и другой экспорт МСП, который мы с таким трудом развивали», — предостерегает Борис Титов, уполномоченный при президенте России по защите прав предпринимателей.
При этом новые сборы коснутся только экспорта в страны дальнего зарубежья, за пределы Евразийского экономического союза, то есть экспорт в Беларусь, Армению, Казахстан и Киргизию они не затронут. Не очень понятно, что в таком случае мешает экспортерам провезти свои товары через ЕАЭС и избежать пошлины.
Для некоторых компаний — с высокой долей экспортной выручки и относительно невысокой рентабельностью — экспортные пошлины станут ударом из-за механизма их расчета: со всего объема доходов от экспорта, без учета затрат.
«Новые пошлины не зависят от цены, по которой продается уголь, а зависят только от курса, — говорит источник “Эксперта”, знакомый с ситуацией на угольном рынке. — Цена при этом может быть любой. Кроме того, в цену CIF или FOB (с расчетами в порту или на борту корабля. — “Эксперт”) закладываются расходы на железнодорожную транспортировку, перевалку в порту, страхование. Получается, все это также облагается пошлиной».
В некоторых случаях, если рентабельность невысока, пошлина может стать причиной убытка. Например, коксующийся уголь на западном направлении продается по цене FOB 85 долларов за тонну, Себестоимость с учетом железнодорожной перевозки — 83 доллара за тонну. При пошлине 7% ее размер будет составлять 5,6 доллара, то есть такая продажа будет убыточной.
На рынке уже подсчитали: около 30 млн тонн поставляемого на экспорт угля (около 10%) вследствие взимания пошлины станет приносить убыток. Угольные компании сейчас обращаются в Минэнерго за разъяснениями, как им дальше продолжать свою деятельность.
Кроме того, в отрасли считают, что у них изымут неоправданно много, раз уж Минфин в своих расчетах опирается на соотношение EBITDA и капвложений. Сборы за год по новой пошлине с угольщиков составят 130 млрд рублей, тогда как среднегодовой объем инвестиций по всей отрасли составляет 100 млрд, говорит собеседник «Эксперта».
Тяжело придется и производителям удобрений: для этих компаний с 1 сентября уже действует экспортная пошлина в размере 7%, причем без привязки к курсу рубля. Постановление добавляет им еще три процентных пункта. Таким образом, если остальные облагаемые пошлиной экспортеры могут платить от 0‒7% в зависимости от курса рубля, то поставщики удобрений будут платить 7‒10% и не ниже минимальной суммы, установленной для разных видов удобрений в размере 1100‒2100 рублей за тонну. Возможно, Минфин считает, что они должны поделиться за счет особенно удачного 2022 года, когда выручка от экспорта удобрений выросла на 70% благодаря росту мировых цен.
«При этом на внутреннем рынке удобрений есть обязательные объемы поставок в агросектор, а внутренние цены заморожены уже более двух лет. То есть тут-то точно внутренний рынок был давно и прочно защищен и без пошлин, в том числе за счет квот на экспорт удобрений», — говорит Калачев. По его словам, новый порядок может обойтись производителям удобрений в 15‒20% FCF (чистого денежного потока), или до трети чистой прибыли.
Бремя также ляжет на перерабатывающую промышленность (металлургия, пищевая, химпром и некоторые другие отрасли), сельское хозяйство, говорит Антон Свириденко, исполнительный директор Института экономики роста им. Столыпина. Здесь есть риск потерять 11‒13% прибыли (в реальности в зависимости от того, какой сектор основной — экспортный или внутренний, это может быть и 20, и 30, и 40%, и больше), посчитал Свириденко. «Влияние будет серьезное, решение о введении пошлин сложное. Дело в том, что это сотни тысяч работников предприятий, инвестпрограммы, программы развития инфраструктуры городов, в которых участвуют компании», — подчеркивает эксперт.
Компании уже и сами начали подсчитывать расходы. Так, Polymetal оценил в 100‒130 млн долларов возможные выплаты в 2024 году по гибкой экспортной пошлине: влияние на EBITDA составит 30‒40 млн долларов, а свободный денежный поток компании снизится из-за введения пошлины на 70‒100 млн долларов в следующем году. Для сравнения: скорректированная чистая прибыль компании за полугодие 2023 года достигла 261 млн долларов, за полный 2022 год — 440 млн долларов.
Если у компаний вследствие введения экспортных пошлин (и, к примеру, дальнейшей девальвации) сократится прибыль — сократятся и поступления налога на прибыль в местные бюджеты, и центру придется перераспределять потоки в пользу регионов
Кроме очевидного влияния пошлин на бюджет и внутренний рынок есть от них и косвенный эффект, которого хочет добиться Минфин, — контроль валютного курса. Но прямого влияния на курс каждый из экспортеров по отдельности не имеет, подчеркивает Борис Титов. «Чтобы эффект возник, требуется “коллективное сознательное”, что при нашем уровне коллективизма вряд ли сработает. Поэтому желание укрепить курс рубля приведет лишь к дальнейшему снижению инвестиций, — рассуждает Титов. — А для стабилизации курса валюты и бюджета мы уже говорили и о налоге Тобина, и о целевом рефинансировании обязательств бюджета по развитию через специальные линии главного банка, как сделано в Японии, Китае, Европе и большом количестве других стран».
Налог американского экономиста Джеймса Тобина — это предложение нобелевского лауреата 1981 года облагать операции конвертации валюты по ставке от 0,1 до 1%. Автор предлагал сократить спекулятивные игры против конкретных валют, сделать более сбалансированным валютный рынок. Нечто похожее применялось в Германии — банковский сбор 2007 года. Налог Тобина достаточно небольшой и на разовые операции с валютой не влияет. Но если операции совершаются постоянно, с целью игры на валютном рынке и исключительно для заработка на нем, то за счет налога они становятся невыгодными, что делает менее вероятными атаки на валютные курсы.
«Надо заметить, что на такие игры как на одну из причин ослабления рубля указывали ранее и эксперты, и аналитики ЦБ (хоть и отрицали роль банков в игре на ослабление рубля). А недавно и министр экономики Максим Решетников, который предложил модель двойного рубля (внутреннего и внешнего), как в Китае. В том числе чтобы исключить давление на курс по линии иностранных держателей рубля, которых, по его словам, все больше», — напоминает Титов. Действительно, в Китае существует два курса юаня — офшорный и оншорный. В первом случае на торгах в Гонконге, Малайзии, Сингапуре и других устанавливается чисто рыночный курс, а во втором ЦБ устанавливает ежедневно референсный курс, от которого юань может колебаться в пределах 2%.
Чтобы курс рубля стабилизировался, наоборот, нужно, чтобы валюты в страну поступало больше. Но приток валюты падает не только из-за того, что продолжается отток и вывод капитала, невозврат валютной выручки, продолжает Титов. Объективно упали цены на российскую продукцию, часто она идет с дисконтом. Деньги из-за рубежа вывести трудно, если это не юани. «Курс рубля в очень узком сегменте определяется, треугольник доллар — юань — евро. В долларах и евро объем операций сильно упал, рынок не очень объективен, не факт, что даже возврат валютной выручки поможет, — продолжает Титов. — Курс, допустим, вырастет, но за счет большей привлекательности будет больше спрос на валюту, и он снова упадет. Ну и, самое главное, пока трудно ожидать, что с учетом всех этих трудностей компании согласованно начнут продавать валютную выручку».
По словам Титова, в валютной сфере государство столкнулось с новой парадигмой. Вообще с новыми ориентирами. Если раньше вывод капитала и повышенный спрос на валюту проблемой не были — все компенсировалось сверхпоступлениями от нефти и газа, — то сейчас нужен какой-то новый баланс. Но новый баланс должен опираться на новые целевые установки: какой курс, на какой горизонт, зачем он нам нужен? Что мы будем делать за счет поступлений валюты, которую часто и потратить нельзя? В чем хранить средства, если не в долларе и евро? Пошлины — решение очень конъюнктурное, результат будет краткосрочный, а на экономику компаний это окажет очень сильное влияние, в том числе и на технологическое обновление, и на рост зарплат, уверен бизнес-омбудсмен.
Есть и еще один вопрос: просчитано ли влияние новых пошлин на региональные бюджеты? Напомним, что 18 п. п. от налога на прибыль идет в местные бюджеты, еще 2 п. п. — в федеральный. Если у компаний вследствие введения экспортных пошлин (и, к примеру, дальнейшей девальвации) сократится прибыль — сократятся и эти поступления, и центру придется перераспределять потоки в пользу регионов.