Сделано в Питере. Сделано по-питерски…

Снобизм без высокомерия

А ведь могла бы заниматься экологической экспертизой и выдавать заключения и разрешения при строительстве! Екатерина Капустина, коммерческий директор компании «Махаон» по производству кожгалантереи, коренная петербурженка, по образованию химик-технолог, окончила Санкт-Петербургский госуниверситет кино и телевидения, кафедра химической технологии и экологии. В «Махаон» она попала случайно: ее подруга, работавшая в этой компании директором по развитию, позвала помочь оформить выставку. Там она и познакомилась с владельцем «Махаона», своим будущим мужем.

Михаил приехал в Питер несколькими годами ранее из Архангельска, где у него было рекламное агентство «Махаон». Агентство он продал, а бренд забрал, оставалось только построить под него бизнес. В начале 2010-х он с другом попал на выставку рекламы в Москве. И там неожиданно понял, что некоторые важные мелочи делаются очень некачественно. Например, обложки для паспорта. Убогие, из винила, с тусклыми принтами, они так не понравились Михаилу что по возвращении в Питер он решил заняться их производством из натуральной кожи, с полноценными принтами.

Бизнес начался с десяти тысяч рублей, на которые купили кусок кожи, нашли человека с принтером и попросили напечатать принты. Это был обычный принтер для бумаги, и его владелец вообще сомневался, что рисунок ляжет на кожу. Сегодня принты более специализированы под производство, но метод прямой экосольвентной печати остался неизменным. Экосольвент — это тип краски, которая не пахнет так сильно, как на обычных печатных производствах. Это одна из «фишечек» «Махаона» — их рисунки не пахнут, не пачкаются, не стираются и не утрачивают яркость.

Сделав небольшую партию, супруги-бизнесмены (к тому времени Екатерина уже работала в «Махаоне») холодными звонками стали распихивать ее по продавцам, и многие сначала посылали их подальше: «Никому это попугайство на паспорта не нужно, все хотят, как обычно, черно-коричневое». Принты брали из открытых источников, когда было возможно — находили правообладателя и выкупали права на особенно понравившийся принт.

Бизнес-модель была очень ограниченная — шить и печатать. Сделать обложку для паспорта технологически очень просто: надо вырезать прямоугольник из кожи, напечатать принт, подогнуть и прошить кармашки. Для супругов было интереснее писать софт под свое небольшое производство, чем развивать его. И так было до тех пор, пока в 2013 году один из оптовых клиентов не сказал: «Блин, ребята, вы такие классные, а занимаетесь ерундой. Вот вам сумка — сшейте мне такую же?»

— Вы распороли сумку на составляющие? — удивляюсь я.

— Это красиво бы звучало, но нет. Мы наняли технолога, а они, глядя на продукт, могут сказать, как он скроен и сшит, и построить что-то подобное, — улыбается Катя. — Мы сделали первую сумку, и сейчас я понимаю, что она была посредственная, со множеством недоработок. Но это было десять лет назад. И сумки у нас быстро пошли в розницу.

Следующей высотой для компании стал пошив кошелька. Кажется, предмет незамысловатый, но по технологии его строить не менее, а иногда и более сложно, чем сумку, поэтому они часто соизмеримы по стоимости. Но к тому времени компания поверила в свои силы.

— Понимаете, сумки мы делаем простые, без большого количества карманов — под принт. Большие портмоне достаточно сложны в изготовлении, есть множество нюансов, мелких деталей, объясняет Катя. — Например, одна из сложностей, ставших нашей «фишкой», — совпадение, совмещение рисунка, когда «крышка» с застежкой закрывает часть принта на основной поверхности. То есть изначально это были просто прямоугольные сумки, на которые мы потом научились добавлять внешние карманы так, чтобы состыковать их с рисунком.

После кошельков «Махаону» стало вообще ничего не страшно, и в 2016 году компания освоила производство рюкзаков. Сегодня компания выпускает порядка 60 тысяч разных артикулов — 4000 единиц товара в месяц. Но если брать одинаковые модели сумок, рюкзаков и портмоне, с разными принтами, а также обложки паспортов, кардхолдеры, ключницы и очечники, то наберется до 200 тысяч разных наименований. Всего на предприятии работает около 40 человек, из них 22 — пошивочный цех. Поначалу продукция распространялась на выставках, где «Махаон» знакомился со своими оптовиками, но с появлением маркетплейсов нераспроданные на выставках остатки стали отправлять на Wildberries.

— Мы шьем под заказ, и шьем просто, поэтому быстро, — говорит Катя. — У нас есть и маленькие сумочки кросс-боди, и огромные рюкзаки, с которыми можно ходить в поход. В прошлом феврале мы переехали из маленького помещения, где шили две тысячи единиц в месяц, удвоили выпуск, для нашей маленькой компании это был серьезный скачок. В идеале мы хотим расти на десять процентов в месяц. С оборотом цифры простые: если мы производим четыре тысячи при средней стоимости в тысячу рублей — один миллион в обороте. Маржинальность пытаемся удерживать на уровне тридцати процентов, но с увеличением объема, я думаю, скатимся до двадцати.

 «Питерский вайб» в дизайне «Махаона» искать не надо — он прямо на сумках, портмоне и рюкзаках. И дело не только в банальных пейзажах Питера. Катя, коренная петербурженка, очень любит музеи. Поэтому она очень быстро додумалась до идеи коллаборации с Эрмитажем — выставлять в его бутиках свою продукцию с принтами картин, в нем же и висящих. Идеи, чтобы город представляла его же, города, качественная и стильная продукция, а не дешевая китайская «сувенирка». Эрмитаж эту идею сначала воспринял настороженно и согласился не сразу. Но согласился.

— Я понимаю, у них много предложений. Но мы пришли сразу с презентационной продукцией. Это была сумка со «Звездной ночью» Ван Гога. Все знают Ван Гога. И вот ты ходишь по музею, смотришь на Ван Гога, а потом выходишь и видишь его качественный принт на какой-то обыденной вещи. А на коже он выглядит совсем по-другому, чем картина на стене. И ты такой: «Вау!» — восторженно всплескивает руками Катя и улыбается: — «Звездная ночь» — один из самых популярных принтов до сих пор.

Для Эрмитажа «Махаон» делает специальные серии изделий под временные экспозиции — когда какую-то выставку привозят на ограниченное время. В Питере компания сотрудничает еще с музейными магазинами Фаберже. В Москве — с Бахрушинским музеем. Рязанская епархия заказывает продукцию с куполами своих храмов.

— Наверное, наша главная компетенция — умение выбирать принты, которые точно продадутся, — размышляет Катя. — Мы просто знаем. Мы сотрудничаем с иллюстраторами, они присылают, например, тридцать принтов. Мы выбираем десять, начинаем обсуждать их в рабочих группах, голосуем. Это то, что не автоматизировано, и вряд ли когда-нибудь будет.

Среди цветов популярны пионы, это вечная тема. Но возникают тренды и на приглушенные тона — так, в прошлом сезоне носили разные «Мельницы» Моне. С выходом на ВБ аудитория стала слегка попроще. Засмотрится женщина на пионы, станет листать сумки, увидит котика: «Боже мой! Это же Барсик!» Хотела трендовых пионов, а купила Барсика.

Из чисто питерских «фишек» «Махаон» выпускает принты с картинами местного художника Дмитрия Кустановича — у него своя галерея в самом центре Петербурга. Катя просто проходила однажды мимо, и ей понравились его бабочки, выполненные в необычной технике. Уже пристрелянным глазом она прицелилась и определила, что это будет продаваться. Сегодня «сумки Кустановича» — одно из узнаваемых направлений в линейке «Махаона».

Простота формы сумок, яркие принты — это чисто питерское направление.

— Питерский стиль — он не про деньги. Мне кажется, он больше про красоту. Это не только красота вещей. Это красота во всех мелочах. Питерский стиль — про неторопливость, про вдумчивость.

— А питерский дизайн?

— Тихая роскошь. Снобизм без высокомерия. Знаете, в Эрмитаже есть маленькая картина Ван Гога «Деревня». Она стоит в арке Главного штаба, напротив Эрмитажа. Это маленькая скромная картинка, которую узнает только большой любитель. И поставить ее принт себе на сумочку может только тот, кто до нее дошел. Вот это и есть питерский стиль.

Архитектурный минимализм

Создавать дизайнерскую одежду петербурженке Милане Васильевой было написано на роду. У ее мамы была сеть ателье, а девочка рисовала с четырех лет, училась в нескольких художественных школах, и уже в семнадцать она открыла собственное ателье и придумала бренд одежды — FB42. FB — это сегодня название сети магазинов Freak Butik, а 42 — мистическое число Вселенной (например, дуга радуги имеет угловой размер 42 градуса), то, что Милана называет «автостопом по Галактике».

— Это дизайнерская, концептуальная одежда для людей, которые любят одеваться так, чтобы на них смотрели, — определяет свою концепцию Милана. — Есть классические модели, но такие, которыми ты точно выделишься в толпе. Наши люди друг друга очень легко опознают. И за границей, например, я постоянно сталкиваюсь с отзывами, что люди находят тусовки благодаря тому, что одеваются у нас. Потому что ты пришел в компанию, даже если там никого нет в этой одежде, к тебе подходят и спрашивают: «FB? Давай к нам!»

Но это сейчас. А к тому времени, когда Милана окончила школу, в питерских дворах-колодцах стояли лихие 90-е, которые раздражали девушку не стрельбой на улицах, а полным отсутствием красивой и практичной одежды. Она пошла работать к маме в ателье и параллельно пыталась учиться. В Мухинском училище, выпускавшем дизайнеров одежды, в Институте декоративного и прикладного искусства, в Институте сервиса и экономики. И с удивлением убеждалась, что ничему новому, чего она бы уже не узнала в ателье, ее там научить не могут.

Питерский стиль — он не про деньги, он больше про красоту. Это не только красота вещей. Это красота во всех мелочах. Питерский стиль — про неторопливость и вдумчивость

— В магазинах предлагался ширпотреб. Мне не нравилось качество. Мне не нравилась посадка. Мне не нравился крой, — перечисляет Милана и кажется, что она, как капитан Смоллетт из мультика «Остров сокровищ» сейчас рявкнет: «Мне вообще ничего не нравилось!» — Я пошла учиться на дизайн, думая, что это мне поможет что-то понять. Не помогло, и я пошла учиться на конструктора одежды. А это вообще глупо, когда дизайнер отделен от конструктора! Дизайнер рисует красивые, но оторванные от реальности модели, а конструктор потом хватается за голову: скроить это совершенно невозможно. В общем, я пошла учиться на конструктора одежды, уже работая в ателье конструктором. На мои вопросы мне отвечали: «Работай по методичке». И я ушла перед защитой диплома.

Ирония в том, что даже мама из ателье ее уволила. Милана к тому времени стала шить готическую одежду, а мама считала, что это нецелесообразно, никогда не будет модно и не принесет денег. Милана открыла свое ателье и первой в России устраивала вечеринки в готическом стиле. Деньги заработала, год продавая деревообрабатывающее оборудование, — на них сняли помещение и взяли в лизинг швейные машинки и парогенератор. Сначала Милана шила сама, но по мере появления заказов нанимала в штат постоянных сотрудников.

Вскоре жизнь доказала, что мама была неправа: в страну пришла мода на готику. В FB42 одевался не только весь готический бомонд Петербурга и Москвы — приезжали со всей страны. Тогда многие пытались шить модную одежду, но быстро сходили с дистанции. Милана же нанимала конструкторов с десятилетиями стажа, а сама отучилась в «Тряпке» (Институт дизайна и технологии) у профессионала, специализировавшегося на конструировании мужского костюма.

— Если ты это умеешь, ты понимаешь принцип посадки, и все остальное тебе уже не страшно, — объясняет Милана. — И на основе этих знаний, на основе базовых мужских костюмов мы делали очень крутые пальто, у нас были топовые корсеты. Мы провели фотосессию в Петропавловской крепости, закинули фотографии в интернет — и к нам пошли заказы. Двенадцать лет мы шили на заказ. А потом спрос превысил предложение, и мы поняли: надо шить свои коллекции.

Собираясь открывать первый магазин, на основе трех тысяч снятых с клиентов мерок в ателье собрали топологическую базу и разработали собственную размерную линейку. Со временем определился и доминирующий стиль — это носибельный street-wear (уличная одежда) с легким налетом готики, столь характерным для мрачного моноцветного Питера. Классика с влиянием гранжа, панка и прочего андеграунда. На днях компания переехала в новый большой цех в 1200 «квадратов», еще есть небольшой экспериментальный цех. В команде работает порядка полусотни человек.

За спросом компания по-прежнему не успевает — в FB42 не бывает сезонных распродаж. Основной покупатель — серьезный и стильный городской житель в возрасте 25‒45 лет, хотя магазины слегка варьируются по социальной направленности — есть бутики для взрослых и богатых, одежда с элементами золота и ювелирных изделий, есть магазины для тинейджеров с уклоном в аниме и продажей пирсинга и красок для волос. Милана подразделяет свои коллекции на три фракции. «Ассасин» — летящий силуэт, замысловатые капюшоны, рванина. Классический street-wear — технологичная мембранная одежда для любой питерской непогоды, со множеством карманов и модульных (пристегивающихся) элементов. И яркая клубная коллекция Neon life.

Размышляя о питерском вайбе в своей одежде, Милана сразу отмечает: это максимальное количество черного, в Питере любят черный цвет вне зависимости от возраста. Если прошвырнуться по местным концептуальным магазинам, можно заметить, что их выставки будут преимущественно монохромны — черный с элементами белого и серого.

— Питерский климат подразумевает максимально технологичную одежду, которая защитит тебя от любой непогоды. Пожалуй, это отличительная особенность именно Питера — у нас не любят шарфы, шапки и перчатки. Поэтому если мы шьем парку, то к ней не нужно ничего из перечисленного. И тебе будет не жарко в метро и не холодно на улице. Везде максимально комфортно. Или карманы на штанах. Это удобно и практично. Но как их расположить? Мы их разрабатывали, опираясь на опыт милитари и тактической одежды. У нас они располагаются так, чтобы доступ был удобен из любого положения тела, не важно — сидя, лежа. В Питере вообще, в отличие от Москвы, не обращают внимания на популярность бренда. У нас любят передовую, трендовую одежду. В Москве начинаются ее максимальные продажи, когда в Питере этот тренд уже устарел. И в Москве больше любят яркую многоцветную одежду, у нас носят более сдержанные цвета.

— А если говорить о петербургском дизайне в общем, какое основное качество вы бы выделили?

— Архитектурный минимализм. Купить модную куртку, распороть ее и скопировать — это низкий, недостойный стиль. Я вижу, что многие петербургские дизайнеры предпочитают архитектурный, строгий, но необычный крой. Мы любим поиграть с формами даже в простых вещах. И ты ходишь в простой футболочке, но какого-то хитрого кроя. Интеллигентный выпендреж. Все потому, что мы выросли в месте, где у тебя вокруг все логически правильно построено — дома, улицы, мосты. В Москве, к сравнению, топография запутанная и вычурная, улочки кривые, внезапно выводят на большие проспекты. А у нас, — Милана показывает за окно, где видно изнанку дома, лицевой стороной обращенного к Невскому: — Вот смотрите, это окна во двор, и, казалось бы, чего выпендриваться!? А каждое окно прорисовано, все четенько, продуманно. Можно вдохновляться, просто гуляя по дворам. Это и есть питерский дизайн.

Монументальная простота

Когда мы ехали из офиса компании по производству дизайнерской мебели ТОК в шоурум, менеджер офиса Лена сказала, задумчиво глядя в окно такси на непривычно солнечный питерский август:

— Питеру не хватает Собянина. Я сюда приехала на работу из Москвы зимой и ужаснулась: нигде никто ничего не чистит.

— Чем Питер отличается от Москвы по настроению? — полюбопытствовал я, пытаясь определить «питерский вайб» в сравнении двух столиц.

— В Питере никто никуда не торопится. Не ленятся, а именно живут неторопливо, не напрягаясь. В Москве люди торопятся денег заработать, а здесь работают в свое удовольствие. Я, когда приехала, носилась как угорелая: давайте быстрее, сдавайте проекты, не затягивайте сроки. Пока однажды мне не сказали замечательную фразу: «Слушай, сегодня небо тяжелое. Давай завтра, а?» И я поняла: торопиться некуда. Небо-то тяжелое. Зато в Питере не знают, что такое «выгорание» или «депрессия»…

Кампанию по производству дизайнерской мебели ТОК основала семейная пара приезжих в Петербург — Анна и Виктор Федорынич. Они познакомились, работая на одном заводе, где он отвечал за организацию производства, а она была финансистом. Уволившись, они в том же профессиональном раскладе построили собственный бизнес — переоборудование автомобилей на метан с цехом по сварке металлоконструкций. Второе оказалось более перспективным делом — их металлоконструкции стали использовать крупные застройщики жилых комплексов. Например, ЛСР.

Семейная легенда гласит, что однажды Виктор решил, что мозолить друг другу глаза и дома, и на работе вредит отношениям, и придумал «отселить» жену, создав какой-нибудь новый небольшой бизнес специально для ее занятости, но отдельно от себя. На самом деле, присутствуя на сдаче объектов застройщиками, он часто думал, что в этих будущих квартирах должна стоять какая-то мебель, и почему бы им ее не производить, благо производственные мощности для этого уже имеются. Ему почему-то представлялась мебель для лофтов. И однажды предложил Анне создать дочернюю компанию по производству мебели. Она долго думала, все-таки ее экономическое образование было далеко от конструирования мебели. Через месяц Виктор поставил вопрос ребром: или она берет на себя это производство, либо он найдет другого человека. Анна вздохнула и согласилась. Он строго сказал: «Только если берешься — делай хорошо». Анна еще раз вздохнула и снова согласилась.

Днем рождения компании ТОК считается 4 июня 2019 года. В этот день Анна в своих социальных сетях нашла по тегам первого попавшегося дизайнера мебели и написала ему. Первый же попавшийся откликнулся и стал первым ценным приобретением компании. Сергей Беляков занимался архитектурным и интерьерным дизайном профессионально, знал многих дизайнеров лично и понимал, что нужно рынку. Когда в 2014 году грянул очередной кризис, итальянская мебель стала неподъемно дорогой. К тому времени Сергей хотел уйти от интерьерного дизайна и делать своими руками что-то более материальное, что можно увидеть и потрогать. Чтобы это был не бутиковый, а более массовый продукт. Он даже попытался запустить небольшое мебельное производство под собственным брендом, но отсутствие опыта и бизнес-экспертизы быстро поставили на его попытках большой жирный крест.

Зато ко времени встречи с Анной у него было и понимание рынка, и идеи, и даже эскизы. Он предлагал работать «в итальянском стиле» — не копируя, создавать собственную линейку, возмещая тем самым отечественным продуктом ушедшую иностранную мебель. Начать решили со столов — обеденных, раздвижных, журнальных, прикроватных, столов для офисных переговорных залов. Сергей ими уже занимался, на предыдущем, неудачном опыте у него была набита рука, и можно было быстро запустить серию в производство. «Понимаете, это должно быть что-то среднее между “Икеей” и Италией — стильное, узнаваемое, но доступное для людей», — объяснял он тогда Анне. Но сам оказался перфекционистом, а Анна выполняла данное мужу обещание «делать хорошо». Себестоимость оказалась очень высокой: в дело пошли дорогие материалы, сложные в производстве конструкции, ручная отделка. И сегодня в работе используются керамика, шпон дуба, металлы и кожа, архитектурный бетон, а ручная шлифовка некоторых деталей стола может длиться четыре дня.

— Доступность — вопрос относительный и зависит от того, как оценивать, — пожимает плечами Анна. — У нас в феврале была выставка в московском «Арт-Доме», и когда к нашим столам подходили московские дизайнеры, которые понимают, как все это делается, они удивлялись: «Почему так дешево? А на чем вы зарабатываете?» Возможно, для регионов стол за полмиллиона кажется чрезмерно дорогим, но и мы думали, что наша цена находится в сегменте middle-up, пока не увидели, в какие отдаленные регионы, в какие спальные районы отгружают нашу мебель.

— Мы стремимся зайти в тот сегмент покупателей, которые берут условную двушку в ипотеку, — добавляет Виктор. — У нас есть модели стоимостью пятьдесят-сто тысяч, не из дорогого керамогранита, а из шпона или пластика. Заверяю вас, эти модели сделаны не менее качественно, чем самые дорогие.

Вход на рынок давался очень тяжело. Когда сделали первые демонстрационные модели и выставили их в шоуруме 6 × 6 метров в «Дизайн-дистрикте» (большой мебельно-дизайнерский кластер в Петербурге) — через неделю, 29 марта 2020 года, всех закрыли на карантин в связи с дебютом пандемии. Немного повезло, что тотально закрыли только ТЦ, а деловые центры можно было посещать сотрудникам офисов. До осени первых клиентов приходилось встречать на входе и провожать под ручку до шоурума.

Но тот же ковид послужил стимулом сразу запустить рекламу в интернете. Сохранение шоурума даже в эти смутные времена было принципиальным вопросом, поскольку в то время многие новые мебельные фирмы «торговали картинками» — за выставленными в интернете фото с ценником не было реального производства, часто это были модели с сайтов других мебельных компаний. Зато первых покупателей привлекла не только интернет-реклама, но и соседствующие с шоурумом офисы: сидевшие в них дизайнеры профессионально оценили качество работы ТОКа и стали рекомендовать эту продукцию своим знакомым.

Сегодня семья основателей ТОКа идет в сторону производства мягкой мебели, чтобы комплектовать квартиры всем «под ключ». Планируют расширить линейку товаров за счет керамики и декора. Производство занимает 6000 квадратных метров, в компании трудятся 170 рабочих — включая дизайнерский и экспериментальный цеха, где придумывают, прорисовывают, а потом создают новые модели для передачи в серию. Стремятся создавать две новые модели в месяц — это вынужденная гонка: коллеги-конкуренты стремятся копировать уникальные модели, делают это плохо, а судиться — занятие долгое и неблагодарное. Поэтому компания взяла на вооружение принцип «убежать вперед, чтобы не могли догнать».

— Нам удалось вырваться в передовики по премиальным дизайнерским столам потому, что мебельные продукты из России в формате дизайнерской мебели на международном рынке и сегодня почти отсутствуют. Они только начинают создаваться, — говорит Сергей.

Покупатель мебели ТОК — это тот, кто может позволить себе дизайн-проект всей квартиры целиком, а не покупать предметы по отдельности и в разных местах. Кроме того, значительную часть B2B-клиентов ТОКа составляют крупные федеральные корпорации — Т-Банк, «Яндекс», «Русал», их мебель стоит в лаунжах воронежского аэропорта.

Исторически Петербург сложился как место, куда люди ехали воплощать свои самые невероятные мечты. Это место, куда веками съезжались нереализованные художники со всего мира

Разговор о «питерском вайбе» в дизайне начинается издалека. Сергей определяет: это мебель про эмоции, а не про роскошь. Простые материалы неброских цветов. Ткани и рисунки — без вычурности и агрессии. Металл и дерево — естественные оттенки. Она встраивается в любой интерьер вне зависимости от стиля за счет монументальности и простоты. Это не реплики, а уникальный продукт.

— Мы делаем инженерно сложные вещи — наш стол просто не скопируешь. У нас используются сложные технологии и много ручного труда, который не поручишь никакому станку. Легкие пути нас не привлекают, — рассказывает Сергей.

— Я понял. Вы берете каждый элемент стола, максимально его усложняете, а потом собираете в очень сложную выстроенную композицию, — предполагаю я. Все дружно кивают головами.

— Но ведь это ведет к удорожанию конечного продукта!

— Так и есть, — подтверждает Сергей, а Евгений, глава конструкторского отдела, под общий хохот добавляет:

— Зато снижает маржинальность.

— Почему «зато»?

— Ну во всем же надо искать что-то позитивное…

Питерский дизайн — более плавные линии, более сложные формы и внимание к мелким деталям. В Питере вообще любят в ущерб скорости заморочиться — в отличие от той же Москвы, где дизайн более вычурный и менее продуманный. Поэтому свой пропитанный городом стиль компания ТОК определяет, как «монументальная простота» или «простая монументальность».

— Вот мы сидим за столом, — приводит наглядный пример Сергей, показывая на большой стол для переговоров. — Он выглядит тяжеловесно, как дома на Невском, это бетон в кожаной оболочке, простой по форме. Но крышка крепится к основанию двумя штырьками-антеннами, — и все заглядывают под стол, одновременно скрывшись из пространства офиса, словно исчезнув. — Это создает парящий эффект. А крышка — размахом до трех метров. И можно на нее сесть — ничего со столом не случится. Можно было сделать проще, но мы решили заморочиться.

Своей миссией компания ТОК определила изменение представлений об отечественной мебели к лучшему. Раньше дизайнеры ориентировались на различные европейские школы — итальянскую, бельгийскую, — а российской школы мебельного дизайна просто не существовало, это были реплики с высокой ценой и непредсказуемым качеством. Сегодня можно говорить о появлении петербургской школы мебельного дизайна.

Последняя тайна золотого сечения

Порассуждать о духе Петербурга, оказывающем незримое влияние на его дизайнеров, согласился известный дизайнер одежды Янис Чамалиди. После недолгого ожидания в его Модном доме на второй этаж сначала проскакивает черная маленькая собачка по имени Зион, словно проверяя, все ли готово, а следом шествует человек изящного телосложения и изысканных манер, во всем черном — одежда, бейсболка, очки…

Исторически Петербург сложился как место, куда люди ехали воплощать свои самые невероятные мечты. Это место, куда веками съезжались нереализованные художники со всего мира — бельгийцы, итальянцы, немцы. Растрелли, Камерон, Росси — они строили то новое и смелое, чему не нашлось места в Европе. Музыка, живопись, любое направление в искусстве давали на этой сложной земле взрывной рост, и мы до сих пор не понимаем, откуда здесь взялась и до сих пор существует эта мистическая творческая энергия.

Даже то, что было сделано в Европе теми же мастерами, здесь переплавлялось во что-то новое и уникальное. Барокко в Европе — пышный помпезный стиль, а петровское барокко в Петербурге — это строгий аскетичный рисунок фасадов, это барокко умиротворенное, дождливое, замирающее. У Петербурга своя энергетика, которая передается на уровне скорости восприятия, движения и подачи мыслей.

Психологические исследования показали, как на человека влияет линейность в архитектуре: Золотое сечение, принципу которого в Петербурге следует очень многое, особенно в центре, действительно помогает человеку чувствовать себя уравновешенным, спокойным и стабильным

— Я не хочу рассматривать Петербург как отдельную школу. Здесь есть место и японцам, и бельгийцам. Это аутентичная минималистичная школа, в которой есть некое погружение в эмоции и переживания. Это не поверхностное восприятие. Поэтому я не соглашусь ни с кем [из ваших визави] и не буду придавать Петербургу эти значения — все зависит от людей. Я не люблю рамки и шаблоны.

— Понимаю. Но, по вашему мнению, влияет ли на творческого человека город, в котором он живет? Климат? Архитектура? Чередование улиц и кварталов? Погода?

— Безусловно. Американские ученые проводили психологические исследования, как на человека влияет линейность в архитектуре. Золотое сечение, принципу которого в Петербурге следует очень многое, особенно в центре, действительно помогает человеку чувствовать себя уравновешенным, спокойным и стабильным. Дожди и пасмурная погода делают дизайн спокойным и умиротворенным — мне даже кажется, что, когда здесь жарко, мы невольно ждем возвращения непогоды, прохлады. Для моды прохлада вообще хороша, потому что можно демонстрировать многослойность одежды, архитектурность решений. Поэтому у Петербурга, безусловно, есть и свое звучание, и свои стереотипы, и свой вектор.

— Если говорить об одежде, что лучше всего отражает петербургский дух?

— Представьте, что вы приезжаете в город в черном бомбере. Потом устаете от однотонности, выворачиваете его — и появляются яркие, кричащие плакаты. То есть это то, что можно определить формулой «яркость не в ущерб практичности». И вы из строгого, делового, спрятавшегося от социума превращаетесь в драматичного, пульсирующего человека.

— А если бы вы волей обстоятельств были вынуждены покинуть Петербург и творить в другом городе — ваша манера, стиль, концепции поменялись бы?

— Нет. Я родился в Петербурге, и это уже ДНК.

Я покидаю обитель маэстро. В Питере наступает вечер и осень одновременно. Неуловимый питерский вайб в насыщенной влажностью Невы атмосфере сгущается до физического присутствия. Пора в суетливую Москву. Прощай, Питер. Встретимся снова. На перекрестке Лиговки и Литейного…