Власти Казахстана получили от населения карт-бланш на строительство АЭС. «Росатом» — в числе претендентов на роль генерального подрядчика проекта. Главный конкурент — китайские атомщики
«Согласны ли вы со строительством атомной электростанции в Казахстане?» — этот единственный вопрос был адресован 12,28 млн дееспособных граждан 20-миллионной страны в ходе общенационального плебисцита 6 октября. Референдум признан состоявшимся: на 10 323 избирательных участка в стране и 74 за ее пределами пришло 7,82 млн человек, или 63,66% имевших право голоса, и 5,56 млн из них (71,12%) ответили на заданный вопрос положительно.
Победа не абсолютная, но убедительная. Предыдущий республиканский референдум в июне 2022 года по предложенным президентом Казахстана Касым-Жомартом Токаевым поправкам в Конституцию РК имел немногим лучшие результаты: явка составила 68,05%, «за» проголосовали 77,18%. Занимавшиеся мониторингом ивента 177 наблюдателей из 30 стран и 200 приглашенных на участки иностранных журналистов каких-либо серьезных нарушений процедуры плебисцита не зафиксировали.
Проект строительства атомной электростанции в Казахстане, споры вокруг которого не утихали в течение нескольких даже не лет — десятилетий, получил политическую путевку в жизнь. Но интриг вокруг технологической начинки станции, финансовой и бизнес-модели ее сооружения и эксплуатации и главного, тоже сильно политизированного вопроса — кому Казахстан доверит ведение столь масштабного и ответственного проекта, еще предостаточно.
За три дня до голосования Токаев публично поддержал строительство АЭС. В противном случае, по его мнению, Казахстан рискует остаться «на обочине мирового прогресса». «Проект обеспечит устойчивый прогресс нашей страны на десятилетия вперед, создаст условия для подготовки целого класса инженеров и специалистов самого разного профиля», — заявил президент на республиканском форуме депутатов.
Дело, впрочем, не только в статусе члена элитного клуба держав — хозяев мирного атома, получающих импульс инновационного развития целого кластера отраслей на много десятилетий вперед. Дополнительная — притом дешевая (на жизненном цикле) и чистая (в экологическом и климатическом смыслах) в сравнении с ТЭС на газе или тем более угле — энергия АЭС жизненно необходима быстрорастущей казахстанской экономике. У страны мощный демографический потенциал: сегодня здесь живет более 20 млн человек (второе место в Центральной Азии после 37-миллионного Узбекистана), и население продолжает увеличиваться (суммарный коэффициент рождаемости здесь составляет 2,96, а для простого воспроизводства достаточно СКР 2,1).
Выработка электроэнергии в Казахстане после кризисного провала в 1990-е (минус 45% за 1991–1998 годы) к началу 2010-х вернулась к позднесоветскому максимуму — только после этого в стране возобновилось замершее на два десятилетие развитие энергогенерации. Но его темпы были неадекватны потребностям. За вычетом выбытия прирост генерирующих мощностей в Казахстане за последние 12 лет составил всего 4,2 ГВт, или около 20% (это одна крупная ГРЭС), тогда как потребление электроэнергии за тот же период выросло на 37%.
В последнее время разрыв увеличивается особенно быстро. За 2019–2023 годы физический объем ВВП Казахстана прибавил 15,3%, а электрогенерация только 5,3%. Все острее ощущается дефицит энергии в густонаселенных областях Южного Казахстана: сетевые мощности по перетоку сюда энергии из северной зоны ограничены, да и потери в казахстанских сетях заметно выше, чем в российских (11% против 8%). Во время сезонных пиков в южных районах стали привычными плановые отключения электричества. По прогнозам Министерства энергетики РК, к 2035 году потребление электроэнергии в стране вырастет до 152,4 млрд кВт⋅ч, а выработка по мере усиливающегося износа и вывода из эксплуатации работающих ТЭС сократится до 135 млрд кВт⋅ч. Модные ВИЭ не являются надежным источником энергии и в любом случае требуют накопителей (в идеале в виде ГАЭС) и страховочных резервных мощностей традиционной генерации.
Базовым энергоносителем для Казахстана традиционно является уголь: угольные ТЭЦ дают стране две трети энергии. Но один из самых крупных в Евразии резервуаров энергетического угля неглубокого залегания — Экибастузский бассейн (на его угле до сих пор работает часть уральских и южносибирских ТЭС РФ) — находится в центре страны. Так что новая угольная генерация (есть планы строительства четырех дополнительных блоков на Экибастузской ГРЭС-2) помимо масштабных дополнительных расходов на очистку выбросов потребует строительства мощных линий электропередачи для переброски энергии на дефицитный юг.
А вот место, где должна появиться АЭС, находится гораздо ближе к основным потребителям — это поселок Улькен на юго-западном берегу озера Балхаш в 360 километрах севернее Алматы (см. карту). Еще в 1980-е годы здесь планировали строить Южно-Казахстанскую ГРЭС, но до дела тогда не дошло.
Сам факт отсутствия в казахстанском обществе консенсуса относительно необходимости строительства АЭС в энергодефицитной стране со стороны может показаться странным. Особенно если учесть, что в отличие, скажем, от Турции, Египта, Бангладеш или Узбекистана, только закладывающих у себя основы атомных научной, производственной и кадровой систем, Казахстан имеет серьезное советское атомное прошлое и заметное постсоветское настоящее.
С 1973 по 1999 год в городе Шевченко (ныне Актау) в составе Мангышлакского атомного энергетического комбината (МАЭК) действовал первый в мире промышленный реактор на быстрых нейтронах БН-350 с натриевым теплоносителем. Он не только давал тепло и электричество городу и местному Прикаспийскому горно-металлургическому комбинату — важнейшему объекту советского Минсредмаша по добыче, переработке и обогащению урана, но и питал завод по опреснению соленой каспийской воды производительностью 120 тыс. кубометров в сутки. Немаловажным его продуктом также был оружейный плутоний-239.
До сих пор в Казахстане функционируют, в том числе по линии международного сотрудничества, четыре исследовательских ядерных реактора — один в Алатау (неподалеку от Алматы) и три в Курчатове, городе атомщиков на востоке страны, который ранее был центром инфраструктуры Семипалатинского полигона, крупнейшей советской площадки по испытанию ядерных зарядов. За 40 лет, с 1949-го по 1989-й, здесь было произведено 456 наземных и подземных ядерных взрывов, что не могло не сказаться на экологии и здоровье жителей близлежащих районов. Более 300 тыс. квадратных километров прилегающих территорий — в 16 раз больше площади самого полигона — несут следы радиоактивного заражения, у населения отмечается повышенный уровень онкологических заболеваний.
Безъядерный статус Казахстана, провозглашенный на заре независимости государства первым президентом страны Нурсултаном Назарбаевым, избавление от советского ядерного арсенала и закрытие 29 августа 1991 года Семипалатинского полигона (в годовщину первого атомного взрыва в СССР, произведенного здесь 42 года назад) не избавили людей от стойких атомных фобий. Настолько сильных, что уже без малого 20 лет — первое постановление правительства Казахстана о строительстве на площадке МАЭК новой станции увидело свет в 2006 году — дискуссии о необходимости и приемлемости сооружения в стране новой АЭС не теряют остроты.
Это не помешало независимому Казахстану создать мощную сырьевую и производственную базу атомной промышленности. Располагая вторыми в мире после Австралии разведанными запасами природного урана, страна превратилась в крупнейшего его производителя: в 2023 году здесь было добыто 21,1 тыс. тонн урана — это около 40% мировой добычи.
При этом урановая отрасль Казахстана организована, по российским меркам, весьма необычно. В 12 из 14 действующих добычных проектов существенные (от 30 до 50%), а в двух даже контролирующие доли принадлежат иностранным урановым мейджорам: канадской Cameco, китайской CGN, французской Orano, японским Marubeni, Sumitomo и Kansai и «дочкам» «Росатома» — зарегистрированному в Канаде международному холдингу Uranium One (U1) и его российскому «отпрыску» «Ураниум Уан Груп» (подробности см. в материале «Подстраховали урановый тыл», «Эксперт» № 11 за 2023 год). На казахстанского атомного монополиста, НАК «Казатомпром», приходится в совокупности — пропорционально его долям в добычных СП — 11,17 тыс. тонн, или 52,9% всего извлеченного в стране в 2023 году урана.
Добывающими активами производственная цепочка местного атомпрома не ограничивается. Страна располагает тремя предприятиями по обогащению урана до топливного уровня: в Степногорске, Таукенте и Усть-Каменогорске. В Усть-Каменогорске, административном центре Восточно-Казахстанской области, расположен Ульбинский металлургический завод. Помимо производства закиси-окиси урана и топливных «таблеток» здесь на заработавшем в 2021 году казахстано-китайском СП «Ульба-ТВС» налажено производство тепловыделяющих сборок — готовой топливной начинки для атомных реакторов. В прошлом году 196,5 тонны топливных таблеток и несколько партий готовых ТВС было экспортировано в КНР.
Значительным преимуществом Казахстана в проекте АЭС будет то, что топливом для станции он обеспечит себя самостоятельно. Изделия «Ульба-ТВС» производятся по дизайну французской Framatome, что позволяет использовать их на французских и китайских (разработанных на основе французских технологий) реакторах. Однако настроить производство сборок для реакторов других производителей — корейских или российских — тоже не составит труда.
Но и это еще не все. С 2019 года на УМЗ хранится банк низкообогащенного урана МАГАТЭ — международный запас ядерного топлива для поставок в страны, которые не могут получить топливо коммерческим путем либо находятся в чрезвычайных обстоятельствах.
Присущая казахстанскому политическому и экономическому курсу многовекторность отмечается и в атомной отрасли. В части выбора исполнителя проекта АЭС Казахстан никому не отдает предпочтения. Более того, руководство страны активно продвигает идею международного консорциума как наилучшего формата реализации проекта. Касым-Жомарт Токаев сразу после голосования на референдуме 6 октября заявил журналистам: «Правительство должно заняться анализом, провести соответствующие переговоры. Но мое личное видение данного вопроса состоит в том, что в Казахстане должен работать международный консорциум, который будет состоять из мировых компаний, обладающих самыми передовыми технологиями».
Через день, выступая на пресс-конференции в правительстве, заместитель премьер-министра Казахстана Роман Скляр развил мысль президента: «АЭС — это не просто один объект, она состоит из целого ряда объектов, в которых имеют лидерство разные страны. Поэтому задача — провести такую работу при проектировании, когда мы берем наилучшие технологии из разных стран. Соответственно, разные компании-субподрядчики по строительству этой станции будут участвовать. Такой мировой опыт есть уже. “Ядерный остров” (собственно реактор и технологическое оборудование первого контура. — “Монокль”) может сделать одна страна, турбину — другая, распределительные устройства — третья и так далее. Мы не должны зацикливаться на каком-то одном поставщике, а хотим создать консорциум, который, как показывает практика, наиболее эффективно работает».
Наличие поставщиков и даже финансовых инвесторов из разных стран действительно традиционная практика для современных атомных энергетических проектов. Так, на китайской АЭС «Сюйдапу» «Атомстройэкспорт», инжинирингово-строительный дивизион «Росатома», поставляет ключевое оборудование «ядерного острова» для строящихся третьего и четвертого энергоблоков с реакторами ВВЭР-1200, а также оказывает услуги по авторскому надзору, шеф-монтажу и шеф-наладке поставленного оборудования. Но такие важнейшие элементы технологической начинки АЭС, как турбогенераторы, будут китайского производства — за их поставку отвечает местный партнер «Росатома» в данном проекте, одна из трех китайских госкомпаний «большой ядерной тройки» China National Nuclear Corporation (CNNC).
На строительстве АЭС «Аккую» в Турции «ядерные острова» с реакторами ВВЭР-1200 российского производства, но электронные блоки управления станции — китайские (по контракту их должна была поставлять Siemens Energy, но немцы сорвали поставку, и проектной компании пришлось искать альтернативного поставщика в КНР), а тихоходные турбины Arabelle — французской Alstom. За строительную часть проекта отвечает турецкий подрядчик (два года назад его сменили, тоже на местного: первый не справился).
Английская АЭС Hinkley Point C строится французской Electricite de France (EDF) с французскими же реакторами, но 34% в проекте принадлежит китайским CNNC и CGNPC, которые не поставляют на станцию ни болтика, а выступают исключительно в роли финансовых инвесторов.
Можно ли считать все три приведенных примера консорциумами? Вероятно, можно. Но наличие широкой международной кооперации не отменяет непреложного императива: ответственный исполнитель, EPC-контрактор, у каждого проекта АЭС единственный. Именно он является носителем или, по крайней мере, лицензиатом ключевого технологического решения станции — реактора и «ядерного острова». В наших примерах это «Росатом», «Росатом» и EDF соответственно. Все остальные подрядчики, поставщики, исполнители и инвесторы подбираются либо утверждаются уже EPC-контрактором.
Очевидно, в Казахстане тоже неизбежно встанет этот вопрос: кто же будет главным в проекте? В качестве потенциальных претендентов называют четырех игроков, обладающих технологиями и опытом сооружения и эксплуатации АЭС: китайскую CNNC с реактором HPR-1000, южнокорейскую KHNP с APR-1400, французскую EDF c EPR-1200 и, наконец, российский «Росатом» с ВВЭР-1200. По неофициальной информации, к участию в тендере настойчиво приглашали и японскую Toshiba, но не встретили заинтересованности.
Все претенденты представляют свои флагманские, самые современные водо-водяные реакторы под давлением поколения 3/3+, конструкция которых, с учетом опыта аварии на АЭС «Фукусима» в марте 2011 года, предусматривает элементы пассивной безопасности (она способна работать в условиях эвакуации персонала и с отключенным электричеством) и ловушку расплава под реактором.
Китайский HPR-1000, он же Hualong 1, чистой электрической мощностью 1014 МВт дебютировал на пятом блоке АЭС «Фуцин» в январе 2021 года. За прошедшие неполные четыре года введены в эксплуатацию еще два энергоблока с этим реактором и еще 11 находятся в процессе строительства. Важно отметить, что Hualong 1 — оригинальная, лицензионно чистая (в отличие от сильно локализованных, но лицензированных китайских наследников американских реакторов Westinghouse, французского М-310 и канадских CANDU на тяжелой воде) и, следовательно, полностью экспортопригодная разработка CNNC. Китай уже успел опробовать свой флагман на зарубежных стройках: в 2021–2022 годах на АЭС «Карачи» в Пакистане запущены два энергоблока с HPR-1000.
Успешные референсы как на домашнем, так и на зарубежном рынке имеет и разработка корейского атомного монополиста Korea Hydro & Nuclear Power (KHNP), несколько превосходящая по мощности китайское изделие, — 1,4-гигаваттный реактор APR-1400. Четыре блока с этим реактором работают в Корее (плюс два — в процессе строительства), еще четыре — на АЭС «Барака» в ОАЭ, первом ядерном объекте на Аравийском полуострове.
EDF — крупнейшая энергетическая компания Европы со своим атомным подразделением Framatome — пожалуй, самый авторитетный и опытный конкурент «Росатома», хотя и не самый опасный. Компания обладает огромным опытом проектирования, разработки, строительства и эксплуатации АЭС: ее ядерный парк включает в себя 56 энергоблоков во Франции и девять в Великобритании общей мощностью 67,3 ГВт.
EDF имеет полные права на франко-германскую технологию атомных реакторов типа EPR поколения 3+. Правда, 1,2-гигаваттный вариант этой установки, предлагаемый для дебютной АЭС в Казахстане, пока не имеет опыта промышленной эксплуатации; сейчас работают его более мощные аналоги — два блока с EPR-1750 на АЭС «Тайшань» в КНР (ими же будет оснащена строящаяся в Англии Hinkley Point C; на другой английской АЭС, Bradwell, китайцы активно проталкивают свой Hualong) и по одному EPR-1600 на финской АЭС Olkiluoto-3 (с 2023 года) и французской АЭС Flamanville.
Росатомовская разработка, ВВЭР-1200, представляет собой апгрейд ВВЭР-1000, «рабочей лошадки» нашего атомпрома (в РФ и за рубежом действуют 37 энергоблоков с этим реактором). Россия первой в мире ввела в промышленную эксплуатацию атомный энергоблок поколения 3+: ВВЭР-1200 был запущен на Нововоронежской АЭС-2 еще в феврале 2017 года. Сейчас четыре таких блока работает в России (два в Воронеже и два на Ленинградской АЭС-2) и два на Островецкой АЭС в Беларуси. Еще 18 энергоблоков с ВВЭР-1200 находятся в процессе строительства, причем 16 из них — за пределами России (актуальные зарубежные проекты «Росатома» можно увидеть в таблице).
После определения генподрядчика начнется обычная рутина. Роман Скляр дал свою оценку сроков ближайших этапов работы по АЭС: год на написание технико-экономического обоснования и полтора — на проектно-сметную документацию. Запустить АЭС в эксплуатацию планируется к 2035 году. Предварительная смета проекта — с двумя энергоблоками общей мощностью 2–2,5 ГВт — оценивается в 11–15 млрд долларов.
Важным преимуществом российского предложения нашему южному соседу может стать инновационная бизнес-модель реализации проекта АЭС, впервые в мировой атомной отрасли согласованная для турецкого проекта «Аккую» — если, конечно, «Росатом» сочтет оправданным ее тиражировать.
Поясним, о чем идет речь. Традиционно международные проекты сооружения атомных электростанций финансируются не получателем, а провайдером услуг по строительству, то есть генподрядчиком, в виде связанного госкредита, в некоторых случаях с привлечением сторонних инвесторов.
Модель реализации проекта турецкой станции «Аккую» принципиально иная. Здесь используется схема BOO (build-own-operate), когда поставщик финансирует, строит, владеет и самостоятельно эксплуатирует готовую АЭС, возвращая свои инвестиции за счет продажи электроэнергии и тепла со своего заморского объекта. Специфика согласованной с турками схемы заключается в том, что твердый контракт на покупку по фиксированной цене есть только на часть энергии с «Аккую». Первые два блока будут гарантированно продавать Турции 70% вырабатываемого электричества, третий и четвертый блоки — до 30%. Остальную часть «Росатому» предстоит предлагать на турецком рынке самостоятельно, осваивая непривычные для себя компетенции.
Как видим, данная схема перекладывает все риски перерасхода средств во время строительства на поставщика, он же несет значительную часть коммерческих рисков в ходе эксплуатации объекта. Будет ли обсуждаться подобная схема в случае казахстанской АЭС, непонятно. В принципе, возможны любые варианты. Так, заключенный в мае нынешнего года Россией и Узбекистаном контракт на сооружение атомной станции с реакторами малой мощности предполагает полное финансирование проекта узбекистанской стороной — без привлечения заемного либо иного финансирования со стороны России. «Мы готовы к любым форматам реализации проекта сооружения АЭС, в наибольшей степени отвечающим интересам казахстанской стороны», — дипломатично заявили в «Росатоме» в сентябре.
Пока проект «Аккую» сталкивается с вызовами некоммерческого свойства. Месяц назад стало известно, что Siemens Energy, производитель важного электрооборудования, в том числе комплексного распределительного устройства, сорвал поставку. Принадлежащая «Росатому» проектная компания «Аккую Нуклеар» сообщила, что никаких официальных уведомлений и объяснений от Siemens не получала. Но в СМИ просочилась информация, что операции по контракту заблокировало Федеральное управление экономики и экспортного контроля ФРГ (BAFA). Регулятор опасается, что оборудование, даже спроектированное и изготовленное под турецкий проект, попадет в Россию и будет использовано «для финансирования вторжения на Украину». Ранее под этим же предлогом немецкий экспортный контролер запретил Siemens поставку оборудования на АЭС «Пакш-2», где «Росатом» договорился о строительстве двух энергоблоков с ВВЭР-1200.
Прямое обращение президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана к канцлеру Германии Олафу Шольцу с просьбой разобраться в ситуации осталось без ответа. И это при том, что ни «Росатом», ни его многочисленные российские и зарубежные дочерние компании и организации не являются фигурантами официальных санкционных списков США либо ЕС. Тема неоднократно возникает в обсуждениях чиновников стран-санкционеров, но решение постоянно откладывается: слишком велика зависимость экономик недружественных стран от российского ядерного топлива и технологий.
Министр энергетики Турции Алпарслан Байрактар публично выразил опасение, что нарушение контракта компанией Siemens грозит срывом проекта, и «Росатом» был вынужден срочно разместить альтернативный заказ в Китае. Сейчас первая партия оборудования уже доставлена на АЭС, сообщил на прошлой неделе вице-премьер российского правительства Александр Новак.
А спустя считаные дни Байрактар сообщил, что Турция близка к заключению соглашения с Китаем о строительстве новой атомной станции. Речь идет о третьей АЭС, которая, вероятно, будет расположена неподалеку от границы с Болгарией и Грецией (за проект второй станции, рядом с городом Синоп на черноморском побережье Турции, «Росатом» сейчас конкурирует с корейской KHNP).
Безусловно, КНР — наш самый серьезный соперник в борьбе за атомный контракт в Казахстане. «Большая ядерная тройка» китайских компаний, обладая всей полнотой финансовой и политической поддержки руководства страны, активно, если не сказать агрессивно, продвигает атомные энергопроекты по всему миру: в Великобритании, Турции, Саудовской Аравии, Таиланде, Камбодже, Индонезии и даже Аргентине. Уже появились первые признаки реанимации программы развития атомной энергетики в ЮАР, свернутой семь лет назад по внутриполитическим причинам. А ведь именно китайцы выиграли южноафриканский тендер с участием «Росатома» в 2015 году. Теперь нам надо взять реванш. Предварительно «разогревшись» в Казахстане.