То, что уровень жизни и размер накопленного богатства стран определяется не столько географией и ресурсами недр, сколько особенностями взаимодействия населяющих их людей, устойчивыми на протяжении многих поколений (как мы бы ни называли эти паттерны — институтами или культурой), подмечено экономистами давно. А вот какие именно типы взаимодействия, во-первых, значимы, во-вторых, продуктивны для развития и почему, как в одних странах укореняются «правильные» институты, а в других — «нехорошие», консервирующие отсталость, — на эти вопросы исчерпывающих ответов нет. Как и нет никакого консенсуса.
Тройка свежих лауреатов экономической Нобелевки — редкий в истории премии случай: Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон на протяжении без малого трех десятилетий работают как одна команда, которая предложила свой подход к выяснению закономерностей взаимодействий в треугольнике «элиты — массы — институты». Экономисты обратились к истокам формирования государств за пределами исторического цивилизационного ядра — таковым в европоцентричной картине мира предсказуемо «назначается» Старый Свет — на колонизируемых в эпоху Великих географических открытий пространствах двух Америк, Африки и Азии. И в одних местах — совсем огрубляя для краткости — там, где колонистам противостояло меньшее количество опасностей в виде незнакомых болезней и враждебно настроенного местного населения, «новоселы» учреждали «под себя» правильные институты — с верховенством закона, незыблемостью прав собственности и демократическими процедурами, а в других им было выгоднее включать режим эксплуатации заморских территорий в жестком варианте — выкачивая природную ренту под присмотром местных диктатур.
Даже из этой выжимки понятно, что целый ряд любопытнейших страновых кейсов остаются за рамками анализа лауреатов, ведь образчики послевоенного экономического чуда Япония, Южная Корея или Китай, как и менее успешные, но в последние десятилетия наверстывающие отставание Турция и Иран, никогда не были европейскими колониями — как, впрочем, и образцами демократии, по крайней мере в ее узкой, англосаксонской трактовке.
Мы отнеслись к работам лауреатов серьезно, попросив прокомментировать их нашего постоянного «нобелевского автора» глубокого экономиста Георгия Трофимова (см. статью «Проклятье отсталости и разворот фортуны»). При этом коллега Трофимов сознательно оставил за рамками рассмотрения самую раскрученную книгу Аджемоглу и Робинсона 2012 года Why nations fail? (ее русский перевод вышел в свет в 2016 году под названием «Почему одни страны богатые, а другие бедные»), считая ее популяризацией более ранних академических работ, на анализе которых он и сосредоточился.
Свои выводы о качестве методов и результатов лауреатов вы сделаете сами. Здесь мы заметим лишь мощный эконометрический аппарат, который задействуют ученые в своих исторических реконструкциях. Концепты институтов, элит и масс крайне плодотворны, но их сложнейшие взаимодействия невозможно понять и описать, опираясь только на эконометрические построения, не привлекая методы исторической науки, политологии, социологии. Мы бы больше доверяли хорошим экономическим историкам, политологам и социологам, чем очень хорошим эконометрическим моделистам.
Именно поэтому мы попросили поделиться своими суждениями по поводу работ лауреатов и, шире, институциональной школы теории развития видного французского экономиста и социолога Жака Сапира (см. интервью Выводы «белого человека») Сапир подчеркивает важность институционального контекста в формировании траектории развития государств, который задает горизонт принятия решений — короткий, сиюминутный, ориентированный на максимизацию текущего потребления, или длинный, способствующий инвестициям и инновациям.
Более того, Сапир утверждает, что институты, нормы и привычки, которые их формируют, возникали не только четыреста лет назад под воздействием мотивов колонизаторов, но имеют и внутреннюю природу и логику развертывания — это накопленная память о социальных конфликтах, опыте борьбы и компромиссов, направляемых общим желанием сохранить суверенитет нации.
Резюмируя, можно сказать, что работы лауреатов — хороший раздражитель для настоящего, глубокого исторического исследования путей развития человеческих обществ. И на этом спасибо.