Военно-стратегический кризис в Сирии еще предстоит проанализировать основательно: сирийская армия теряет один крупный город за другим, так что на кону жизнеспособность режима Башара Асада, суверенитет Дамаска, пусть доселе частичный, и судьба российских баз в Латакии и Тартусе.
Однако основные уроки можно извлекать уже сейчас, особенно важно и своевременно сделать это накануне больших переговоров между Россией и США. Свежих открытий сирийский кризис не принес, но позволил отточить представление о безальтернативной ценности силового компонента в современном многополярном мире.
1. Силовой ресурс — ключевая гарантия соблюдения договоренностей как с друзьями, так и с соперниками. Один «Орешник» весомее подписи американского президента. Разговор «с позиции силы», который предлагают и Вашингтон, и Москва, может в итоге сформировать более крепкое пространство обязательств, чем очередные «минские соглашения». Или «партнерские» соглашения c турками по Сирии.
2. Даже ограниченный силовой ресурс, скрытый дипломатическими договоренностями, в конце концов может перевернуть шахматную доску, а использование новейших военных технологий способно нарушить баланс сил на поле боя. Еще недавно казалось, что идлибские «тапочники» загнаны в угол, а сегодня они бьют сирийскую технику современными дронами, опережая по уровню мастерства и «Хезболлу», и ХАМАС, и израильскую армию.
Не случайно многие комментаторы в атаке протурецких боевиков увидели прообраз решения Киевом «донецкой» проблемы в том случае, если бы СВО все-таки не стартовала. В итоге ружье на стене всегда стреляет, тем более под призывы «резать москалей» или отрезать головы алавитам.
3. Силовой ресурс без тылового обеспечения конечен. По большому счету, режим Асада проигрывает из-за разрушенной экономики, санкций и послевоенной разрухи, которые не позволяют держать в тонусе качественную армию. К счастью, у нас перед глазами есть и пример России, создавшей под задачи СВО крепкий тыл.
4. Силовой ресурс нельзя подарить союзникам. Ни Ирану, ни России не удалось быстро укрепить сирийскую оборону — они не смогли бы это сделать даже теоретически в условиях стремительного коллапса всех фронтов. Сегодня звучат обвинения в адрес российских генералов, которые не подготовили сирийскую армию к бою, однако пример США в Ираке и Афганистане доказывает, что подобные инициативы на Ближнем Востоке бесперспективны, если местные режимы теряют связь с реальностью, а рядовые пехотинцы идут на службу от безысходности.
У России есть пример Белоруссии, которая получила ядерные установки и скоро получит «Орешник», при этом Минск без устали готовит войска к отражению возможной атаки с запада. Однако есть и Абхазия, которая продолжает паразитировать на дружеской помощи Москвы. Параллели между Дамаском и Сухумом пугающе уместны.
5. Силовой компонент ресурсно ограничен и в экспортном варианте требует защиты. У американцев следует поучиться искусству расстановки своих военных баз на мировой карте: как правило, вместе с экспедиционным корпусом следуют инвестиции и военно-экономические обязательства местной элиты, гарантирующие сохранность актива. Россия получила свои военные базы в Тартусе и Латакии в обмен на услуги в дипломатии и сфере безопасности, однако не смогла застраховать их на нестабильной территории. В том числе сказалась ликвидация ЧВК «Вагнер», которая на земле обеспечивала защиту наших интересов в отдаленных уголках планеты.
Впрочем, Иран тоже вложил немало сил в конструирование «шиитского моста», но, похоже, не рассчитал силы и перспективы развития гибридных конфликтов в регионе.
Как и Москва, Тегеран готовится к большим переговорам с новой американской администрацией. Стороны рассчитывают создать некое пространство договоренностей, в котором будут учтены их интересы без перехода к большой эскалации. Ключевая проблема современного мира состоит в том, что ликвидация силового потенциала переговорщиками больше не рассматривается в принципе. Мир вступает в эпоху гонки вооружений, пусть все еще медленно и нехотя, но уже безальтернативно.