Когда твой друг ― перс

Близкий друг России на Ближнем Востоке — Иран. Пока нашим странам удается эффективно сотрудничать и не конфликтовать на энергетических рынках. И так может продолжаться десятилетиями, если России удастся отвести иранский газ с Севера на глобальный Юг, а кроме того, помочь с модернизацией энергетики и ТЭКа

Исфаханский металлургический завод
Читать на monocle.ru

Иран сегодня основной стратегический союзник России на Ближнем Востоке, особенно теперь, после падения власти легитимного президента Сирии Башара Асада. Но имея очень схожие по структуре экономики (доминирование продукции ТЭКа в экспортной выручке), и Россия, и Иран в своем военно-политическом сближении скорее дополняют друг друга, нежели конкурируют: перенимают взаимный опыт (в том числе опыт обхода санкций), осуществляют совместные инфраструктурные мегапроекты (транспортный коридор «Север — Юг»), много взаимодействуют в высокотехнологических отраслях — атоме, космосе, поставках оружейных технологий и готовых изделий.

При этом в России по-прежнему преобладает представление об Иране как о ближневосточном исламском тоталитарном государстве, на пустынных территориях которого изредка встречаются мечети и нефтяные вышки. Однако Иран — это сложноустроенное, многоконфессиональное государство, где власть Корпуса стражей исламской революции, главной спецслужбы страны, созданная аятоллой Хомейни, не тотальна, а местами и вовсе отсутствует. Это страна, где диктатура, яркий образ которой — многочисленные муралы с изображением военных, усеивающие здания Тегерана, соседствует с либерализмом в виде рекламы Marlboro, Coca-Cola и Тегеранской фондовой биржи. Страна, где аятолла рекомендует носить хиджаб, но в закон это вписать невозможно, так как это может вызвать возмущение в обществе, а местные девушки не отказывают себе в ярком макияже, старательно делают из хиджаба модные косынки, еле прикрывающие тыльную часть головы. В Иране запрещена продажа алкоголя, но вы спокойно можете выпить чего-нибудь покрепче в ближайшем армянском кафе.

Эти противоречия существуют уже четыре десятка лет, и они не вызывают раскола в обществе, более того, не мешают Ирану активно развиваться. Власти и бизнес в действительности многое сделали для качественного скачка государства в последние десятилетия, отстроив важнейшие отрасли промышленности как в добывающем секторе, так и в обрабатывающей промышленности.

Экономика тазиков

Ближний Восток — лоскутное одеяло с точки зрения не только культур, народов, религий, политических течений, союзов и противоречий, но и экономик. Только в этом регионе агрегированный показатель экономического развития, ВВП на душу населения, может разниться у соседних государств на два порядка. При этом в классическом понимании ВВП вообще мало характеризует состояние экономики, научно-технического прогресса или военного потенциала государств региона.

Например, ВВП на душу населения в ОАЭ (49,5 тыс. долларов, данные МВФ) в 100 раз больше, чем в соседнем Йемене (465 долларов). Если исходить из этой разницы, жители ОАЭ уже живут в завтрашнем мире, где человек покоряет космические просторы, тогда как йеменцы еще находятся в средневековье. В то же время прямой военный конфликт с йеменскими повстанцами коалиционные войска ОАЭ и КСА, двух ведущих экономик и армий региона, проиграли.

Можно привести и другой пример: подушевой ВВП растерзанного вначале американской интервенцией, а потом и продолжительной гражданской войной Ирака, 5900 долларов на человека в год, выше, чем у Ирана, живущего под санкциями, но пока в мире. Да, Иран не самое богатое государство, но в отличие от тех же ОАЭ реально покоряет космос, запуская собственные спутники, поставляет БПЛА и боеприпасы в Россию, пытается развивать ядерную программу. То есть помимо ТЭКа имеет и мощную обрабатывающую промышленность, включая, например, собственный автопром, который выпускает более 1,1 млн автомобилей в год — в нем доминируют местные игроки Saipa и Khodro, собирающие машины по лицензии европейских марок. Или нефтяное машиностроение, национальную ракетную программу, развитую систему ремонта американских и европейских самолетов: последний лайнер Ираном закуплен в 1994 году, но самолеты до сих пор летают. Есть не подтвержденная информация, что на местных авиазаводах ремонтируют свои самолеты даже российские авиакомпании. В Иране активно строятся железные дороги, метро.

Конечно, есть своя черная и цветная металлургия, неплохое сельское хозяйство (половина экспорта Ирана в Россию — это продовольствие, до 1 млрд долларов в год), сильный газохимический кластер. И все это якобы умещается в микроскопические по нынешним меркам 5000 долларов ВВП на человека в год! В частности, такие цифры распространяет МВФ. Схожие данные и у Всемирного банка. Сравнение с Ираком не случайно: номинально средний житель Ирака богаче среднего жителя соседнего Ирана. Однако из приведенных выше примеров видно, что в целом экономика Ирана намного более диверсифицирована и развита, особенно на фоне других стран Ближнего Востока: Сирии, Ливана и местами даже Турции.

Впрочем, относиться ко многим цифрам, описывающим состояние иранской экономики, нужно с изрядной долей скептицизма, так как страна десятилетиями находится под внешними санкциями. Эти санкции сильно ограничивают режим аятолл во взаимодействии с внешним миром. Как результат, стандартные протоколы сбора информации об Иране, естественно, не работают: иранские власти попросту закрывают доступ к объективным данным для внешних наблюдателей. Поэтому то, что в реальности происходит в Исламской Республике Иран, в интерпретации международных институтов (ООН, Всемирный банк, МВФ и т. д.) во многом носит оценочный характер. Особенно это касается данных о внешнеэкономической деятельности ― последние цифры с пристрастием анализируют ОПЕК, МЭА, минэнерго США, ЦРУ и прочие организации.

Отсюда произрастают очень забавные статистические артефакты: например, крупная платформа сбора данных oec.world считает, что главный экспортируемый товар Ирана — изделия из пластика. Да, в стране есть мощная нефтехимия, и действительно пластиков и изделий из них Иран продает на весомые 7 млрд долларов в год. Однако это следствие того, что Иран отражает в официальной статистике. Тогда как главная статья экспорта Тегерана — это сырая нефть, которая в год приносит порядка 53 млрд долларов экспортной выручки.

Конечно, и здесь возникают сложности как в количественной, так и в стоимостной оценке, поскольку работать с иранской нефтью, не боясь вторичных санкций от США или ЕС, в современном мире могут себе позволить очень немногие компании и банки, и то с разрешения своих правительств. В отличие от той же России, санкции в отношении которой носят односторонний характер, рестрикции на Иран за национальную атомную и ракетную программу наложены на основаниях резолюций Совета Безопасности ООН, то есть в том числе с молчаливого согласия постоянных членов СБ — Китая и России. Сами санкции — и здесь ничего нового — направлены на экспорт продукции нефтехимии, нефти, финансовый сектор и суда, привозящие нефть.

Чудеса внешней торговли

Микроскопическая на мировой нефтяной карте Малайзия, добывающая 0,5‒0,6 млн баррелей нефти в сутки, которых даже не хватает для покрытия внутреннего спроса на нефтепродукты, в 2024 году сместила Саудовскую Аравию со второго места в качестве крупнейшего поставщика нефти в Китай. Больше, чем Малайзия (1,6 млн баррелей в сутки), в Китай поставляют лишь российские нефтяники — 2,1 млн баррелей в сутки. За невинным малайзийским флагом, по мнению наблюдателей, скрывается Национальная иранская нефтяная корпорация.

Сегодня использованием прокси-юрисдикций мало кого удивишь. Вся российская внешняя торговля держится на посредниках. Экспорт — на Турции, ОАЭ и Индии, импорт — на странах, входящих в ЕАЭС: Казахстане, Армении, Киргизии и т. д. Однако во многом российские экспортно-импортные компании и банки почерпнули свой опыт торговли именно у Ирана, который выстраивал сложные схемы несколько десятилетий. Именно иранские серые схемы создали ближневосточную офшорную юрисдикцию ОАЭ, столь полюбившуюся русским, после того как окно в Европу закрылось.

Иран использует нефть как универсальную ближневосточную валюту. Так, иранские власти, по данным СМИ, исправно снабжали ею Сирию, идет обмен нефтепродуктами с соседним Ираком. Возможно, иранская нефть гуляет по миру в виде арабских и индийских нефтепродуктов. Внешнеэкономическая деятельность страны скрыта от внешних глаз.

Однако чем действительно может гордиться Иран, так это тем, что за сорок лет санкций, огромного экономического давления на страну и ограничений извне государство не скатилось в средневековье: транспорт не встал, электричество не исчезло, добыча нефти хотя и снизилась, но скорее это связано не с внутренними ограничениями по добыче (отсутствием технологий или исчерпанием месторождений), а со слабым спросом, вызванным санкциями, наложенными на иранскую нефть.

Нефтегазовый рай

Вместе с тем углеводородное богатство Ирана, как ни парадоксально, это и главное проклятие режима аятолл. По данным минэнерго США, здесь залегает 210 млрд баррелей нефти. Это в два с половиной раза больше, чем в России и США (80 млрд и 74 млрд баррелей соответственно). На страну приходится 24% ближневосточных запасов нефти и 12% мировых, что сопоставимо с запасами мировых лидеров — Саудовской Аравии и Венесуэлы.

Такое богатство не может не пленить как агрессивных соседей, так и богатых европейцев и американцев. Огромные запасы иранской нефти и газа находятся на небольшой глубине и буквально на берегу теплого, незамерзающего моря или в самом море, но опять-таки на небольшой глубине.

Для добычи и вывоза этих ресурсов не нужно выдавливать капли нефти из камня, как это делают в США, Аргентине или Китае, не нужно бурить в условиях вечной мерзлоты и болот, как это делают в России. Не нужно сооружать огромные насыпи в море, как это делают в Казахстане, или строить атомные ледоколы и суда высокого арктического класса — как в России. Не нужно копать огромные котлованы и греть асфальты (тяжелые фракции), как в Канаде, или разбавлять их растворителями, как в Венесуэле.

По современным меркам нефть и газ здесь легкодоступные и качественные. По стоимости добычи объективных оценок нет, но можно сравнить с соседним Ираком, где баррель обходится в 10 долларов. Это кратно дешевле добычи американского сланца и даже богатств Западной Сибири.

Что технологически важно, одно гигантское месторождение нефти в Иране находится в десятках километров от другого — это экономит ресурсы на кадры, буровую и транспортную инфраструктуру. Иран — почти нетронутая мировая кладовая нефтегазовых ресурсов. И конечно, за доступ к таким богатствам и контроль над ними не может не вестись борьба как внутри самого Ирана, так и со стороны энергодефицитных стран.

Мечта о ренте

Добыча нефти в Иране волатильна: волны санкций, накладываемых на страну, все-таки сказываются на состоянии нефтегаза. В то же время Иран хотя и является членом ОПЕК, но освобожден от сокращения добычи в рамках соглашения ОПЕК+, поскольку добыча здесь и так ограничена в результате санкций.

По данным минэнерго США, в последние месяцы страна аятолл вышла на 3,8 млн баррелей в сутки, что, конечно, на фоне имеющихся запасов очень скромный результат, даже меньше, чем в соседнем Ираке (4,3 млн баррелей в сутки), не говоря уже о России и КСА (10,5 млн и 9 млн баррелей в сутки соответственно).

При населении Ирана 90 млн человек получается, что удельная добыча нефти на одного жителя страны, несмотря на огромные запасы, даже ниже, чем в России и составляет около двух тонн на человека в год. То есть реализовать модель ближневосточных монархий — жить на нефтяную ренту — Ирану вряд ли когда-либо удастся.

Есть и накопившиеся проблемы: старые месторождения Ирана уже выработаны и для поддержки добычи нужно интенсифицировать ее методы — или разрабатывать новые. И часто ни для того ни для другого нет ресурсов и технологий. Многочисленное и растущее население Ирана желает жить хорошо, а значит, требуется импорт ширпотреба: как результат — периодически отрицательное сальдо платежного баланса, которое регулируется хронической девальвацией национальной валюты — иранского реала.

Тем не менее развитие нефтегаза, несмотря на санкции и ограничение со сбытом, идет. Сегодня основные точки роста иранских нефтегазовых компаний — это месторождения, расположенные на границе с Ираком: Западный Карун, включая Азадеган, Ядаваран и Яран. В марте 2024 года Национальная нефтяная компания Ирана (NIOC) заключила дополнительные контракты с местными энергетическими компаниями на увеличение мощностей по добыче нефти на шести нефтяных месторождениях, включая одно из крупнейших месторождений — Азадеган. Более того, в этом году иранская энергетическая компания Pasargad Energy Development Company начала добычу на двух новых нефтяных месторождениях — Джафир и Сепехр. Иран оценивает текущую добычу на месторождениях в 50 тыс. баррелей в день, производственная мощность достигнет 110 тыс. баррелей в день.

Половину добываемой нефти (до 2,1 млн баррелей) Иран способен перерабатывать на собственных НПЗ. Однако заводы в стране небольшие и сильно устаревшие — там большой выход темных нефтепродуктов (мазута), при этом растущий спрос на бензин в стране удовлетворить они уже не могут. Поэтому бензин Ирану периодически приходится импортировать.

Для решения проблем с падающей добычей на старых месторождениях и модернизации нефтепереработки в 2022 году Иран подписал предварительное соглашение с Россией, в частности для финансирования и развития своих нефтяных и газовых секторов. «Газпром» обещал инвестировать в развитие своих проектов в Иране до 40 млрд долларов. Однако информации о конкретных результатах этой деятельности российских компаний нет.

Газовый взрыв

Жемчужина иранского ТЭКа — добыча природного газа. С 2007 года она удвоилась, превысив 250 млрд кубометров в год. Сегодня Иран — третий в мире добытчик природного газа, он уступает только США и России. Но, что интересно, практически весь добываемый газ экономика Ирана использует для собственных нужд. На экспорт этот ценный ресурс практически не идет.

При этом, как и в случае с нефтью, потенциал отрасли гигантский: по объемам запасов природного газа Иран в два раза обходит США и уступает лишь России. Здесь сосредоточено до 16% мировых запасов этого ресурса XXI века. Чего стоит одно только гигантское месторождение Южный Парс, известное в Катаре как Северное. Лишь одно это месторождение вывело Катар на третье место в мире по запасам природного газа. Крупная часть этой залежи находится в территории Ирана. Но если Катар, используя западные капиталы и технологии, разрабатывает свою часть месторождения с 1991 года, то Иран добрался до своего Южного Парса совсем недавно. Конечно, для Ирана здесь во многом играют роль скорее факторы ближневосточной конкуренции, нежели экономические: в стране есть десяток крупных месторождений природного газа, уже активно осваиваемых национальными компаниями. Спешить на шельф, возможно, и не было необходимости, однако сейчас месторождение активно осваивается.

Основное направление использования газа — производство электроэнергии. До 85% иранского электричества производят на газовых ТЭС, которых в стране без малого 500 штук, а общая установленная мощность энергосистемы Ирана уже достигла 90 ГВт. Знаменитая АЭС в Бушере покрывает лишь 2% спроса на электроэнергию и, конечно, важна, но не играет стратегической роли в энергосистеме страны. В прошлом году Иран начал возводить еще одну АЭС — «Карун» — мощностью 300 МВт на собственных наработках, однако наблюдатели считают, что государство влезает в бесперспективный долгострой, да и строить свою небольшую АЭС при изобилии природного газа экономически нецелесообразно.

Наиболее динамично растущий сектор потребления электроэнергии — население, которому электроэнергия продается по субсидируемому тарифу. Оно, в свою очередь, использует низкие цены для нелегального майнинга, что заметно подрывает устойчивость и без того дефицитной энергосистемы страны.

Растущий спрос на местный газ во многом результат импортозамещения. Раньше Иран активно импортировал этот ресурс из соседних Туркмении и Азербайджана. Кроме того, заметная часть электроэнергии в Иране исторически вырабатывалась на мазутных станциях, а это крайне дорого и не очень эффективно.

Сейчас газовые станции страны активно модернизируются, переходя на парогазовый цикл, тем не менее электроэнергии в пиковый летний сезон стране остро не хватает. По оценкам минэнерго США, дефицит составляет порядка 12 ГВт. Как результат — веерные отключения электроэнергии, преимущественно в летние месяцы. В эти пиковые периоды в сеть по-прежнему включаются дизельные и мазутные станции. Порой не хватает топлива и зимой, и тогда иранские власти закупают его по старым схемам — в Азербайджане или Туркмении.

Так или иначе, дефицит электроэнергии и газа в пиковые периоды, при его обилии на месторождениях, говорит лишь о плохой развитости инфраструктуры ТЭК. При этом сверхсложных технологий здесь нет: при желании и должном финансировании спецы «Газпрома» могли бы решить вопрос за пятилетку.

Экспортное богатство

Несмотря на проблемы в электроэнергетике, у Ирана обширные планы наращивать газодобычу. В ближайшие пять лет будет разработано до 10 новых месторождений, а добыча может вырасти на 100‒150 млрд кубометров в год. Это огромная величина — в прошлом году энергетика Германии потребила 78 млрд кубометров.

Сегодня иранский газ идет по пути наименьшего сопротивления — к платежеспособному спросу. Поэтому газовая инфраструктура Ирана соединена с газотранспортными сетями других государств в основном на севере: Ирака, Турции, Азербайджана и Армении, куда газ экспортируется, и Туркмении, откуда он может импортироваться для покрытия пикового летнего или зимнего спроса. Тем не менее в последние годы Иран становится нетто-экспортером этого ресурса.

Крупных рынков сбыта у Ирана немного. Во-первых, это Ирак, куда поставляется природный газ и электроэнергия в обмен на нефть. Второй рынок — Турция. В год на эти рынки уходит 15‒20 млрд кубометров. От агрессивной экспансии на внешние рынки Иран пока удерживают два фактора. Первый — организация платежей. Как и в России, санкции дают о себе знать и организовывать платежи для покупателя сложно. Того и гляди, американцы введут вторичные санкции, впрочем, турецкие потребители эту опасность все же как-то обходят.

Второй сдерживающий фактор — неразвитость газовой инфраструктуры в стране. Дефицит подземных газохранилищ ведет к тому, что Иран готов поставлять много газа в межсезонье, однако, как уже упоминалось, сам сталкивается с дефицитом во время пикового спроса.

Так или иначе, иранский экспортный газ, пусть не спеша и в небольших объемах, уже добрался до турецкого рынка. То есть начинает вступать в конкуренцию с российским газовым экспортом. Говоря проще, постепенно уже сейчас закладывается будущий конфликт между Россией и Ираном за европейский газовый рынок. Да, сейчас ни российские, ни иранские поставщики не могут (или не хотят) продавать свои энергоресурсы в ЕС. Однако вряд ли кто-то предскажет, что будет завтра. Уверенно прогнозировать можно лишь одно: Европа останется энергодефицитным регионом в ближайшие десятилетия.

Так или иначе, пока у России и Ирана доверительные отношения, можно отвести огромные объемы иранского газа на альтернативные рынки: трубой — в Пакистан и Индию либо в виде среднетоннажного СПГ (эти технологии есть в России) — в динамично развивающуюся Юго-Восточную Азию. Однако для этого с Ираном надо работать уже сейчас.