Михаил Гордин: «Бауманцев отличает универсализм»

— Михаил Валерьевич, в чем «фишки» МГТУ, отличающие его от других инженерно-технических вузов России «высшей лиги», скажем Санкт-Петербургского политеха или специализированных технических вузов, таких как питерский ИТМО? Как вы позиционируете свой вуз?

— Мы основаны в 1830 году как ремесленное учебное заведение, в 1868-м стали вузом, высшим техническим училищем. Вот тогда было определено то, что называется «русской системой обучения ремеслам». Системой, которая была нацелена на подготовку инженеров. Не чиновников, не военных, не писателей, поэтов, юристов, а именно инженеров. Это было сделано в каком-то смысле вопреки господствующим в то время подходам и теориям. Училище не подчинялось тогдашнему минпросвещения, мы проходили по ведомству воспитательных домов. И, видимо, в этом эксперименте получилось что-то неплохое, ведь те три принципа обучения, заложенные в 70-е годы позапрошлого века, действуют и сегодня.

Какие это принципы? Первое: подготовка по фундаментальным предметам должна быть не хуже, чем в классических университетах. Второе — большое количество практической подготовки. И третье — неразрывная связь между высшей школой и промышленностью, причем на самом передовом для своего времени уровне науки и техники. И все остальные российские технические вузы, большинство которых создано после нас, базируются на этих же принципах.

Эту же систему использует Массачусетский технологический институт, MIT. В конце девятнадцатого века ИМТУ выезжало на международные выставки в Париж, Филадельфию. Представляли свой метод, получали медали за инновационность, говоря сегодняшним языком. И тогдашний глава MIT писал потом в Москву, что ровно так надо учить всех инженеров, все инженерное образование Соединенных Штатов будет построено именно на этих принципах. Они их развили и сейчас сильно нас обгоняют в рейтингах и, вероятно, в уровне подготовки, как они считают. Но они другие сейчас. Общество разное, запросы разные, поэтому их система образования трансформировалась в то, что нужно обществу. Там высшая школа, университеты — это такие заведения, которые готовят граждан, чтобы они были успешны в жизни, каждый индивидуально. Мы тоже, конечно, но у нас другой контекст. Нам государство лет восемьдесят в прошлом веке точно, да и сейчас говорит, какие кадры конкретно нужны.

В начале 30-х годов уже двадцатого века в СССР была проведена большая реформа высшей школы. Вузы разделили по отраслям и подчинили соответствующим министерствам. Так появились МАИ, МЭИ, МИСИ и другие, которые от нас отделились. Причем вузы «пересобирали» — например, в Москве объединили все химико-технологические факультеты и отделения. В Санкт-Петербурге разделили Политех и Технологический институт. И все вновь образованные вузы разобрали по отраслям, назвали отдельными институтами. Но Бауманка потом собралась обратно в политехнический вуз, как и питерский Политех, и мы стали опять выпускать не только машиностроителей, а инженеров широкого профиля, был такой термин. Сегодня мы на одной площадке готовим по очень многим специальностям и имеем на выходе универсального инженера. Бауманцев отличает универсализм. Говорят, нашим выпускникам все равно, чем управлять, конструкторским бюро или детским садом, была бы методичка.

— Каковы требования к современному инженеру?

— Конкурентоспособность нового объекта техники зависит от скорости его разработки. Чем быстрее ты достигнешь определенных параметров, выйдешь на рынок, ну или предоставишь изделие госзаказчику, тем более конкурентоспособна твоя техника. А скорость разработки является функцией скорости коммуникации между группами разработчиков. Если у тебя в коллективе хорошо налажена коммуникация и высоко доверие, что экономит время на проверки, то скорость принятия решений увеличивается. Здесь универсализм наших выпускников как раз очень важен. Большую роль играет и уровень подготовки, без него коммуникации не работают — нечем обмениваться. Наши айтишники учат не только теоретическую физику, но и сопромат, и термех, а прибористы серьезно изучают математику и программирование. В результате получаются инженеры с широким кругозором, которым легко найти общий язык внутри команды разработчиков и со смежными командами.

Фундаментальная подготовка, прежде всего высшая математика и физика, важна, так как выстраивает определенную систематизацию знаний. Когда студент начинает получать практический опыт работы — а у нас это происходит уже во время учебы, на старших курсах, — он не кучей сваливается, а сразу раскладывается в голове по нужным ячейкам. Опыт систематизируется, и знания становятся годными для практического применения.

— Есть точка зрения, что в эпоху цифровизации типичному инженеру важно понимать устройство и уметь работать не с самим техническим агрегатом или системой, а с цифровым интерфейсом этой системы. И для этого не надо знать сопромат. И только лишь узкая каста разработчиков сложных систем должна быть по-прежнему вооружена инструментарием традиционной инженерии. Что вы думаете по этому поводу?

— Соглашусь. Водителю автомобиля не обязательно знать, как устроены топливные фильтры. Инженер-эксплуатационник — это один уровень знаний и решаемых задач. У инженера-разработчика, конструктора уровень совершенно иной. Даже по IT-специальностям у нас есть разные образовательные программы. Одни нацелены на подготовку инженеров-системотехников, специалистов по внешнему проектированию. То есть тех, кто в состоянии понять, что нужно пользователю. Если разрабатывается, к примеру, система распределения целей ПВО, ты должен понимать, как работают локаторы, как летают ракеты, как проходят сигналы, как работает электроника, чтобы правильно конфигурировать информационную систему. Которая, может быть, сама ничем не управляет, но дает человеку возможность принимать своевременные и эффективные решения.

А есть другой вариант: тоже инженер, условно архитектор системный, который понимает, как внутри сложить эту систему, как написать базу данных, как интерфейс сделать. Или математик-алгоритмист, который подскажет второму оптимальный способ решения его задач. И все это не программисты в узком смысле: чтобы написать код, высшее образование не требуется.

Цель за горизонтом ректорства, а возможно и жизни

— Прошло чуть больше трех лет, как вы заступили на пост ректора Бауманки. Какие задачи вы сами перед собой поставили? Получается решать?

— Так вышло, что до Бауманки я работал в проектах, где в каждый момент времени понятно твое положение относительно цели и скорость приближения к ней. Ты четко отслеживал свои промежуточные результаты. Как инженер, я впервые оказался в сфере, когда цель фундаментальную трудно перед собой поставить, потому что она «мягкая», социально-гуманитарная, скажем так. Трудно просчитываемая. И прогресс в достижении цели сложно объективно оценить.

Я для себя поставил цель совсем длинную, она, скорее всего, за пределами моей работы как ректора, а возможно, и жизни, но, если когда-нибудь в будущем Бауманка воспитает председателя правительства или будущего президента нашей страны, значит, поработал не зря. Я верю в силу и важность инженерного образования, а мы один из лучших инженерных вузов нашей страны. Так что почему бы нет?

Если посмотреть на наших лучших выпускников, это не только блестящие специалисты, но и большие организаторы, руководители. Первым на ум приходит Сергей Павлович Королев. Поэтому в подготовке наших студентов нужно добавлять организационные навыки. Это требование времени.

Причина, почему меня на эту должность пригласили, состоит в том, что вуз должен был дальше развиваться. Опираться на традиции хорошо, это мы всегда умели. Но иногда нужно менять вектор, чтобы оставаться лидером. Наш министр, Валерий Николаевич Фальков, как-то процитировал Малера: «Верность традициям — это поддержание огня, а не поклонение пеплу».

— То есть вы застали уютный камин, а не пионерский костер, если продолжать эту аналогию?

— Давайте без аналогий. Аналогия неправильная. Никакого камина не было. Все было хорошо налажено. Просто нужна была корректировка, развитие вперед и вверх. Но это надо делать аккуратно, потому что система хрупкая. Преподаватели и научные работники — товар штучный.

— Приходится сдерживать себя в каком-то смысле?

— Не могу сказать, что я себя сдерживаю, хотя, конечно, есть вещи, которые расстраивают. Просто кое-что невозможно быстро сделать. Мой объект управления имеет большую инерцию. Начнешь размахивать шашкой — не достигнешь результата. Я встречаюсь с людьми, и мы обсуждаем, как будем решать те или иные проблемы. Возможно, реализация некоторых изменений потребует еще нескольких лет.

Пока что приложенные нами усилия многократно больше, чем достигнутые изменения. Но система точно вышла из равновесия. Скорость принятия решений поменялась. Мы начали двигаться, мы меняемся. У нас есть возможность попробовать, где-то ошибиться, потом исправиться и нащупать правильное направление движения. И я надеюсь, что дальнейшие приложения усилий увеличат скорость изменений. Мы быстрее будем становиться тем, кем мы хотим, и тем, кем нужны стране.

— По каким направлениям идет это движение? Это образовательный трек или взаимодействие с промышленностью? Или то и другое вместе?

— Вы не назвали еще администрирование, а оно важно. Это поддержка работы всех треков. Если администрирование работает хорошо, является сервисом для тех, кто реально создает ценность — преподавателей и сотрудников, то последние становятся более плодовитыми. К примеру, система закупок, которую мы пытаемся поменять. Если у тебя непонятные процессы и все делается на личной инициативе, только самые инициативные пробиваются через этот кисель и быстро получают заветную подпись на то, чтобы что-то купили, выделили деньги или открыли какой-то проект. Если ты сделал прозрачную, понятно работающую систему управления закупками, то все получают такую возможность. У самых пробивных возможности уменьшились, но средняя скорость увеличилась. В итоге ты способен выполнять больший объем образовательных или производственных работ.

Образовательные программы меняются. Мы придумываем новые программы, размышляем, как их менять, как корректировать нагрузку.

— Смо́трите по сторонам, какие программы появляются, скажем, в питерском Политехе, какая у них «начинка»? Есть ли конкуренция между инженерными вузами? Переманиваете лучших преподавателей?

— Мы смотрим, конечно, на питерский Политех, на ИТМО, на Физтех, понимаем, что они делают. Но нам намного важнее смотреть на промышленность и на ее постоянно возникающие новые запросы. Нам надо задачу выполнять для основных потребителей — индустрии, Минобороны, «Роскосмоса». И тут есть над чем подумать. Ведь заказчикам изделие нужно уже сейчас, максимум через год. А образовательная программа — это шесть лет. А новую программу еще обкатать, тюнинговать надо.

У нас каждая кафедра — ПИШ

— Как устроено взаимодействие с промышленностью?

— Я и мои коллеги из руководства МГТУ входят в состав научно-технических советов ОДК, «Ростеха», других крупных промышленных корпораций. Идут регулярные рабочие заседания, мы в курсе актуальной повестки дня. Часто просят не только дать студентов, но и высказать мнение. По разным вопросам, связанным с техникой.

По многим темам мы выступаем в роли головного исполнителя опытно-конструкторских работ. По ряду направлений поставляем готовые изделия. В том числе серийные.

— Где физически вы изготавливаете эти изделия? У вас тут есть секретный подвал с производственными цехами?

— Подвал есть (смеется), но для серии не обязательно точить детали на станке. Функция головного исполнителя — это управление кооперацией. Сборка, заливка программ, приемо-сдаточные испытания сложного устройства — это компетенции, которые у нас есть. Какие-то небольшие объемы мы и сами делаем.

А вообще, серия серии рознь. Есть мелкосерийные изделия или даже штучные. Скажем, корабль определенного проекта: первое, головное судно и следующие три или пять кораблей — вот и вся серия. Есть серийные изделия, которые работают в единственном экземпляре. Конечно, мы точно никогда не пойдем в серию, которая требует технологий массового производства, как легковые автомобили.

— А сколько вы зарабатываете на этих ОКР и в целом на производственной деятельности?

— Примерно половину, чуть больше. Но не доходов, а прихода — сколько в доходах, трудно оценить, ведь мы живем по кассе, а не по начислениям. Это если считать все поступления, не связанные с образованием, — это и госзаказ, и коммерческие проекты, и разного рода субсидии, связанные с их исполнением.

В образовательной части процентов десять-пятнадцать дают платники, остальное — федеральный бюджет. У нас за последние годы сильно выросло платное образование. И причем, что характерно, выросло на инженерных специальностях в первую очередь. На IT-программы мы подняли цену, но число принимаемых студентов не выросло.

— Хочу спросить про передовую инженерную школу. Как оцениваете работу вашей ПИШ? Как в целом оцениваете этот проект?

— Инициатива классная, вопросов нет, для нас это еще один формат связи с промышленностью. Она для инженеров очень важна, недаром у нас чуть ли не каждая кафедра ПИШем является фактически. Очень хорошо, что это распространили на другие вузы. Когда появилась инициатива, конечно, мы оформили ПИШ, дело полезное. Модель следующая: добавить к образованию хорошего индустриального партнера, который дает задачи образовательной организации. Дает сотрудников, чтобы студенты, преподаватели и сотрудники «фирмы» вместе вели научно-исследовательскую и проектную деятельность. Плюс дополнительное профессиональное образование преподавателей на «фирме», а ее сотрудников — в образовательной организации.

У нас более десятка кафедр и два с половиной факультета занимаются космосом. Кто-то двигателями, кто-то ракетоносителями, кто-то пусковыми установками, кто-то системой управления, кто-то баллистикой. И мы решили сделать ПИШ «Системная инженерия ракетно-космической техники» как новое подразделение, именно школу, а не факультет, отдельно. Сделали новые образовательные программы, которые ведут преподаватели с разных кафедр, чтобы была разносторонняя системная инженерия. Там магистерские программы, и даже есть специалитет шестилетний, на который можно перейти. В качестве индустриального партнера выбрали «Роскосмос». Партнер не самый простой, так как с госкорпорациями трудно разговаривать про внебюджетное финансирование. Он может только своим «дочкам» задание дать. Разгонялись не быстро, но зато теперь работа пошла, работаем также с частными космическими компаниями.

— Требуется ли корректировка программы ПИШ или ее масштабирование?

— У нас на самом деле все хорошо получается, проекты интересные, да мы и так плотно с промышленностью интегрированы, в разных форматах. Эффект будет особенно заметен, я думаю, там, где школа не в инженерном вузе, а в классическом или федеральном университете. Там, где этого раньше не было.

К ЕГЭ отношусь позитивно

— Какова общая динамика приема в МГТУ в последние годы?

— Внебюджетный прием растет, бюджетный и целевой сегменты более или менее стабильны.

— Конкурс растет или нет?

— Сейчас нет понятия «конкурс» в количестве людей на место. Абитуриент подает документы в разные вузы, на разные программы, в итоге выбирает одну. Поэтому нужно смотреть на средний балл ЕГЭ, даже не на проходной. Потому что проходной — это часто счастливый случай. В прошлом году у нас средний балл ЕГЭ поступивших студентов вырос на 10 процентов.

— Говорят, что в прошлом году баллы ЕГЭ в целом несколько девальвировались из-за появившейся опции пересдачи.

— Эта опция реально не повлияла. Оценка поменялась, действительно, но разнонаправленно: чуть более лояльно оценили физику, чуть пожестче — математику. В целом средний балл ЕГЭ поступивших по стране в прошлом году вырос. Но если брать тонкую аналитику, надо смотреть, где он вырос. Если в распределении поступивших по баллам вырос диапазон, допустим, с 50 до 60, то на наш балл это не повлияло.

Пока что приложенные нами усилия многократно больше, чем достигнутые изменения. Но система точно вышла из равновесия. Скорость принятия решений поменялась. Мы начали двигаться, мы меняемся

В этом году, наверное, наш средний балл снизится из-за того, что мы ввели обязательную физику для поступления практически на все инженерные специальности. Посмотрим, как в этом году оценят ЕГЭ, но очевидно, что знающих физику немножко меньше, чем информатику. Все же к нам в основном поступают те, кто учил и знает физику, поэтому мы уверены, что качество поступивших вырастет. Как я уже говорил, она для инженера очень важна.

Мы верим, что это правильно — на инженерную специальность принимать по четырем экзаменам: русский язык, математика, физика, информатика. У некоторых коллег есть мнение, что русский не надо. В целом мы видим очень хорошую корреляцию: кто хорошо знает математику, тот обычно и русским неплохо владеет. И четыре экзамена по сравнению с тремя снижают вес русского в общем пакете. Поэтому его можно спокойно оставить. Я за русский язык. Это средство коммуникации, поэтому язык полезен.

— Развернулась дискуссия о целесообразности сохранения ЕГЭ. Как вы относитесь к этому институту в принципе?

— Отношусь очень позитивно. ЕГЭ дает равные возможности для поступления. Это действительно неплохо.

— То есть плюсов у ЕГЭ, по-вашему, больше, чем минусов?

— Очевидно. Это объективность, это конкуренция при поступлении, это действительно возможность социального лифта.

Минусы лежат в управляемой области. Метод поступления через ЕГЭ мотивирует концентрироваться на ЕГЭ, а не на знаниях. Это не очень хорошо. Может быть, для троечников ЕГЭ немножко хуже, чем не-ЕГЭ, потому что троечник в силу своих особенностей будет концентрироваться на сдаче экзамена, чтобы хоть куда-то поступить. Но если ты мотивирован и тянешься к знаниям, то тебе все равно, что ЕГЭ, что без ЕГЭ.

— В одном из интервью вы назвали долю целевого приема в МГТУ — 30 процентов поступающих. Каковы требования к целевикам?

— А все то же самое. Просто для них сейчас отдельный конкурс. Если ты пошел на целевое место, то так же участвуешь в конкурсе за целевые места, и в некоторых направлениях подготовки там прямо конкурс-конкурс, а в некоторых недобор на целевые места. Тогда эти «избыточные» места просто добавляются в общий конкурс. Абитуриенты видят эту ситуацию, они могут подать заявление на целевое место и на общий конкурс, например на аэрокосмическую специальность. Если я чувствую, что в общем конкурсе я по баллам могу не пройти, то я спокойно через целевой поступаю. Но если я вижу, что очень хорошо стою в общем конкурсе, то могу снять себя с целевого. Ну, правда, целевые места иногда имеют самостоятельную ценность — как мечта детства (хотя никто не мешает ее реализовать в общем конкурсе) либо как неплохая стипендия и так далее. В программе «Крылья Ростеха», например, спецнабор идет еще в школах. И это правильно, вполне нормальная система. Мы регулярно получаем большую целевую квоту и регулярно ее не выполняем.

— Почему не выполняете?

— Система целевого приема требует модификации. Потому что сейчас некоторые предприятия недостаточно ответственно относятся к заказу целевых мест. Заказали пять мест, пришло двое. На следующий год опять заказывают пять. А почему? Вы считаете, что столько вам действительно нужно? Ну, в общем, тут требуется комплексный подход, и я уверен, что система совместными усилиями будет усовершенствована.

Что сильнее, запах тайги или денег?

— Как вы оцениваете сегодняшних студентов Бауманки?

— Многие вдохновляют. В конце января я был на защите командных проектов ПИШ. Штук двадцать в этом семестре было представлено, они все делаются с предприятием-куратором. Были прямо крутые работы. Две девушки делали проект по моделированию двигательной установки. Уже даже не диплом, уровень НИРа и при должном развитии тянет на кандидатскую. Они сделали обобщенную математическую модель, которая позволяет понять, в какую сторону проектировать конкретное изделие. Это попытка не просто создать новое устройство, а осознать, как работает тип техники. Ну и там суровая математика, очень круто. Молодцы девчонки! Такие слаженные группы можно будет направить на что-то полезное, когда они свои студенческие проекты завершат.

— Много ли молодежи приезжает к вам учиться из регионов России?

— Мы набираем 25‒30, в отдельные годы до 40 процентов студентов из-за пределов Москвы и Московской области, но из выпускников уезжают работать в регионы процентов десять. Мы, как насос, работаем на столичную агломерацию. Это неправильная тенденция. Мы федеральный вуз и должны работать на промышленность российскую, не только на наш регион.

Пытаемся переломить ситуацию, принимаем в том числе контрфинансовые решения — стараемся отправлять студентов на практику в регионы — в Пензу, Екатеринбург, Новосибирск, на Дальний Восток. Есть надежда, что на этих практиках, если они хорошо проведены, если кураторы толковые, зародятся персональные связи, а у студентов появится понимание, где и для чего конкретно они нужны. Деньги, безусловно, тоже важны, каждому хочется кушать и развиваться. Но если мы правильно парня или девушку воспитали как инженера, он поедет за задачей, а не за деньгами.

Надо просто работать и не врать начальству

— В эпоху санкций широкое распространение приобрел обратный инжиниринг. Как вы оцениваете его эффективность и границы применимости?

— Критерии эффективности простые — скорость и ресурсы. Чем меньше времени и средств потратишь на поиск рациональных технических решений, вывод продукта на рынок, тем эффективнее и будет.

Соответственно, если говорить о границах, то некоторые технологии неэффективно воспроизводить, потому что они конструктивно защищены и реинжиниринг будет ресурсозатратным. Пример — микропроцессоры, микроконтроллеры. Скажем, руку робота-манипулятора воспроизвести можно, а систему управления — гораздо сложнее. Это все наладится со временем, конечно, но сейчас нужно просто терпеть и упорно работать.

У нас много запросов от промышленности по реинжинирингу, связанному с машиностроительными технологиями. Мы даже создали профильный инженерный центр «Импортозамещение в машиностроении». Из примеров могу назвать поршневой двухтактный двигатель с иностранного аналога и европейский канализационный насос для городского коммунального хозяйства. Мы выполнили обратный инжиниринг, изготовили прототипы, испытали, сейчас их готовим к серии. Разработанные нами автоматические коробки передач для тракторов, редукторы для комбайнов уже на испытаниях, их в НОЦ «Ростсельмаш-МГТУ» разработали и испытываем.

Совместно с Агентством по технологическому развитию мы также запустили курс «Обратный инжиниринг 2.0» как дополнительное профессиональное образование для руководителей среднего звена и управленцев компаний, которые уже реализуют проекты по реверс-инжинирингу.

— Прикладная наука сегодня активно развивается и в ведущих вузах, и внутри крупных корпораций. Есть смычка в виде ПИШ и самодеятельных инициатив. Чего не хватает сегодня для возрождения отраслевой науки? Денег или каких-то системных решений государства?

— Да всего хватает. Надо просто работать. И врать поменьше. Честно говорить о состоянии дел и не давать нереальных обещаний. Законов создания новой техники никто не отменял. Даже то, что у нас появились новые инструменты, в том числе компьютерное моделирование и все остальное, радикально не меняет возможности человека по развитию техники. Пятилетку в три года, увы, не всегда получится.

— А в результате формируются завышенные ожидания и у начальства, и у публики. Когда происходит неизбежное «приземление» сроков, возникает естественное разочарование.

— Я придумал тост, который несколько раз уже произносил, коллегам из промышленности он очень нравится: «Давайте выпьем за то, чтобы наши начальники не требовали того, что видели в рекламе наших конкурентов». Поскольку в рекламе врут все. Интернационально.

— Россия четвертый год живет в состоянии тотальной технологической блокады. Поставлена задача достижения технологического суверенитета. По каким направлениям существенные продвижения к этой цели уже есть и через три-пять лет мы решим задачу, а где ситуация более сложная?

— Очень сложно генерализировать по отраслям. Везде есть очевидные успехи. Где-то надо просто терпеть, потому что цикл развития дольше.

— Как обстоят дела конкретно с самолетами и авиадвигателями? Близкая вам тема.

— Не надо дергаться. Все будет. Те программы, которые в работе, закрывать точно не нужно. Нужно их продолжать и доделывать. Не надо шарахаться, все нормально. Нужно просто продолжать долбить, и все, ведь цель — сделать самоподдерживающийся механизм. Да, конечно, эта работа стоит денег, но они окупятся. И не только двигателями и самолетами, а многими, даже самыми, казалось бы, неожиданными вещами. Эти технологии и решения не только в авиации пригодятся, а для автомобилей, кораблей, зданий, дорог и много чего другого.