Кризисы на Украине, в Сирии, Палестине, Судане, иранский конфликт с США и Израилем — все они имеют шанс разрешиться на дипломатических площадках Ближнего Востока. Кто в регионе лидирует в гонке мирных инициатив?
Ближний Восток долгое время воспринимался мировым сообществом как источник проблем, его недвусмысленно называли «зоной нестабильности». Разломы «арабской весны», палестино-израильский конфликт, «малая холодная война» между Ираном и Израилем — лишь небольшая часть из списка его болевых точек.
Сегодня налицо качественное «перерождение» региона: ближневосточные игроки решают не только собственные проблемы, но и экспортируют посреднический опыт.
Конечно, узлы напряженности на Ближнем Востоке сохраняются, а некоторые из них с годами прирастают новыми переменными, что затрудняет поиск компромиссов. Но это не мешает региональным лидерам включаться в урегулирование других конфликтов, часть из которых их и вовсе напрямую не касается.
Трансформации стран Ближнего Востока поспособствовали сразу несколько факторов. В первую очередь, к концу десятилетия сложился относительный баланс между «старыми» и «новыми» полюсами силы в арабском мире. Египет и Иордания, игравшие во второй половине XX века весомую роль на Ближнем Востоке, особенно среди арабов, нашли компромисс в интересах с аравийскими монархиями, которых еще ранее считали «нефтяными выскочками». Залив, со своей стороны, тоже сделал несколько символических шагов к прекращению соперничества и перестал торпедировать предложения «старичков» в Лиге арабских государств. Это позволило эффективнее работать над совместными инициативами.
Исчезла (по крайней мере, частично) напряженность между арабским миром и неарабскими странами Ближнего Востока — Турцией и Ираном. И хотя определяющий вклад в замирение внесли внешние игроки — Китай и Россия, на отдельных этапах прослеживалось и участие регионалов. Так, затяжное соперничество между Египтом и Турцией удалось почти целиком свести на нет благодаря дипломатическим усилиям Катара, а сближению позиций Ирана и Саудовской Аравии во многом помогла «оманская мирная инициатива» по Йемену.
Даже Израиль, носивший клеймо регионального изгоя из-за конфронтационной внешней политики, благодаря запущенным при участии США «Соглашениям Авраама» обзавелся небольшой группой арабских друзей и смог легализовать свои торговые и гуманитарные каналы. Это позволило подключать к урегулированию кризисов более широкую группу государств и учитывать интересы не только Тель-Авива, но и его соседей по региону.
Наконец, налицо стремление ближневосточных игроков набрать очки в негласной гонке за лидерство в регионе — и успешное участие в урегулировании кризисов, особенно крупных, глобальных, сулит хорошую «прибавку» к имиджу.
Самый крупный на данный момент международный кризис, к урегулированию которого подключились ближневосточные игроки, — конфликт на Украине. По прошествии трех лет с момента начала специальной военной операции Москва и Киев вновь могут сесть за стол переговоров. Правда, прямое участие Украины, как и стран ЕС, в дипломатическом процессе пока находится вне повестки — с Россией ведут диалог исключительно представители США.
И здесь ближневосточные, преимущественно арабские, игроки получили, как близкие партнеры Вашингтона и хорошие друзья Москвы, неожиданную фору при внесении мирных предложений и их реализации на практике.
Выбор объяснялся вполне просто: подавляющее большинство ближневосточных игроков, за исключением разве что Кувейта, занявшего в самом начале конфликта проукраинские позиции, до последнего избегали прямого выражения своей позиции. А отдельные аравийские монархии, в частности ОАЭ, даже смогли конвертировать антироссийские санкции в собственный прибыток за счет привлечения российских компаний в Эмираты для открытия «совместных представительств».
Роли при урегулировании распределились гармонично. Так, ОАЭ и Катар сделали ставку на кулуарную дипломатию и создание каналов обмена пленными между Россией и Украиной, в чем небывало преуспели. Благодаря Абу-Даби и Дохе за время конфликта несколько тысяч военных вернулись на родину.
Турция взяла на себя гуманитарно-экономические вопросы. Именно устами Анкары была озвучена идея открытия «зеленых морских коридоров» для доставки зерна в Африку, получившая неформальное название «зерновая сделка». И хотя в конечном счете проект провалился из-за частых нарушений «зеленого» режима в Черном море, а также многократных попыток Украины под видом поставок зерна ввозить в страну вооружения и запчасти для бронетехники, Турция не оставляет надежды его возродить — по крайней мере, частично.
Наиболее выгодной в итоге оказалась позиция Саудовской Аравии. Эр-Рияду выпала честь принять первые с 2021 года прямые консультации России и США на уровне спецпредставителей. Примечательно, что Королевство выступило не просто как страна, предоставившая Москве и Вашингтону площадку, но как полноценный участник и модератор прений, что по достоинству было оценено саудовскими элитами.
Конечно, диалог по Украине не замыкается на одну конкретную площадку. После первой, сравнительно удачной встречи в Саудовской Аравии переговорные группы России и США продолжили обсуждение деталей в Турции. Не исключено, что и Анкара не финальная точка при согласовании позиций Москвы и Вашингтона.
При этом в части предоставления гарантий безопасности участникам потенциального соглашения ближневосточные игроки едва ли могут похвастаться монополией. Готовность «закрепить договоренности» уже продемонстрировали Индия, Китай и часть европейских стран, порядка половины держав Латинской Америки.
Пробиться в таких условиях на передний план, даже будучи вхожими в «ближний круг» Вашингтона, весьма проблематично.
С разморозкой палестино-израильского конфликта в октябре 2023 года вопрос поиска компромисса между Израилем и палестинскими фракциями, в первую очередь ХАМАС, стал определяющей задачей для арабских соседей Израиля.
Египет и Иордания присоединились к группе урегулирования в числе первых. Правда, быстрое включение Каира и Аммана в купирование кризиса было продиктовано не столько чувством союзнической солидарности с Израилем, сколько стремлением не допустить массовой миграции палестинцев из анклава на территорию сопредельных стран.
И Египет, и Иордания в последние годы сталкиваются с внутриполитическими вызовами, усугубленными к тому же экономическими проблемами и последствиями пандемии COVID-19, а кризис в Газе лишь приумножил их.
Так, для Иордании боевые действия в секторе Газа уже аукнулись ростом напряженности: в стране проживает более двух миллионов палестинских беженцев, ввиду чего почти каждый резонансный эпизод борьбы в Газе выливается в массовые митинги. Недовольство беженцев, в свою очередь, стремятся обратить себе на пользу многочисленные внутренние противники правящей династии.
Для Египта же попытки израильтян закрепиться в приграничных районах видятся прямым нарушением египетско-израильского мирного договора 1979 года, что ведет к охлаждению отношений между соседями. Кроме того, Египет больше других соседей Израиля понес «сопутствующий ущерб»: из-за блокады судоходства в Красном море, устроенной противниками Израиля, Каир потерял миллиарды долларов в результате падения трафика через Суэцкий канал, что не добавило стабильности его экономическому положению.
В итоге Каир и Амман взяли на себя большую часть нагрузки по организации площадок для общения Израиля и палестинских фракций, а также использовали доступные им дипломатические инструменты, чтобы поскорее принудить ХАМАС к прекращению огня.
Отдельно следует сказать о вкладе Катара, который на протяжении большей части кризиса выступал связующим звеном между проживавшим в Дохе политбюро ХАМАС и израильскими переговорщиками. Катар на одном из этапов смог добиться ускорения обмена заложниками, а также какое-то время «транслировал позицию Палестины» на предварительных переговорах — когда руководство ХАМАС отказалось от прямого контакта с Израилем.
Налицо также попытки дополнительно расширить «клуб медиаторов» палестино-израильского конфликта. В частности, на более активное участие претендует Саудовская Аравия. Ранее, при администрации Джо Байдена, Эр-Рияд пытался продвигать в качестве «формулы мира» выработанную им в 2002 году Арабскую мирную инициативу (АМИ). Она предполагает прекращение арабо-израильского противостояния в обмен на освобождение территорий, занятых Израилем по итогам Шестидневной войны 1967 года, и официальное признание Палестины со столицей в Восточном Иерусалиме.
Несмотря на поддержку плана частью американских элит, принять ее в качестве основы урегулирования так и не удалось: против выступил Израиль, посчитавший АМИ посягательством на свои национальные интересы. А с приходом к власти в 2025 году Дональда Трампа, занявшего явные произраильские позиции в палестинском урегулировании, саудовский план был отложен в долгий ящик.
Впрочем, Саудовская Аравия не теряет надежд повторно вклиниться в процесс со своими предложениями, тем более что тому благоволит само развитие событий. После резонансного обещания Трампа «превратить сектор Газа в ближневосточную Ривьеру», попутно переселив жителей анклава в соседние страны, Эр-Рияду выпал шанс сплотить вокруг себя арабских лидеров, выступающих против «плана Трампа».
Отчасти эту работу саудовцы уже начали: в начале марта планируется созвать общеарабский саммит, на котором будет представлен «Арабский альтернативный план» по восстановлению сектора Газа без выселения его жителей. И хотя основными разработчиками плана выступают Иордания и Египет, Эр-Рияд умело использует дипломатические инструменты, чтобы привлечь максимальное внимание к проблеме и попутно подчеркнуть собственный особый вклад в разработку мирного плана.
Свою посредническую нишу нашел Оман, ставший площадкой для кулуарного взаимодействия Ирана и США. Благодаря оманской мирной инициативе Тегеран и Вашингтон сохраняли контакты по наиболее чувствительным вопросам международной безопасности.
Наработанные связи удалось не потерять и после прихода администрации Трампа, даже с учетом его сохранившейся антииранской риторики. Во всяком случае, американские дипломаты, участвовавшие в переговорах в период правления Байдена, не только не покинули Маскат, но и постепенно наращивают там свое представительство.
В негласном соревновании ближневосточных посредников уверенно лидирует Саудовская Аравия. Королевством внесено как минимум 16 мирных инициатив и предложений
Интерес Белого дома к посредническим услугам Омана можно отчасти объяснить «опасным ускорением» иранской атомной программы. В Вашингтоне считают, что по мере углубления конфликта с Израилем Иран постепенно приходит к мысли о скорейшем создании собственного ядерного арсенала. Взаимодействие через Оман нацелено на обсуждение «красных линий» участников конфликта и предоставление гарантий безопасности Тегерану со стороны США.
Примечательно, что «оманская форточка», как иногда шутливо называют предложенный Маскатом переговорный формат, работает не только на поддержание диалога между Вашингтоном и Тегераном, но и одновременно на урегулирование сугубо региональных вопросов.
Так, в середине февраля 2025 года Оман предоставил площадку для встречи иранских высокопоставленных дипломатов с представителями «Правительства спасения Йемена», состоящего преимущественно из сторонников йеменских хуситов. Сама встреча, хоть она и прошла почти незамеченной, ознаменовала важный сдвиг в межйеменском урегулировании. Впервые за долгое время Тегеран решился не только сделать ставку лишь на лояльное ему движение «Ансар Аллах» (хуситов), но и представил его как возможную альтернативу зашедшему в тупик Президентскому совету Йемена.
Кроме того, приезд йеменской делегации в Оман должен был продемонстрировать, что потенциальное правительство готово к взаимодействию не только с Ираном, но и с другими участниками урегулирования — аравийскими монархиями и США.
Гражданская война в Судане — весьма своеобразный пример участия ближневосточных игроков в урегулировании. Поскольку в данном случае как минимум двое посредников, Египет и ОАЭ, кулуарно поддерживают противоборствующие стороны и тем самым затягивают кризис еще больше.
Однако даже в таких условиях диалог по урегулированию конфликта в Судане удается постепенно вывести к компромиссу. Значительную роль в этом процессе играет Турция, которая по-прежнему воздерживается от окончательного выбора стороны и поддерживает рабочие контакты как с мятежниками, так и с центральными властями.
Подобная гибкость и «равноудаленность» позволяет Анкаре быстро реагировать на любые изменения хода суданского конфликта, а также избегать обвинений в финансировании деятельности любой из сторон. Турция имеет наиболее полное представление об интересах как центральных властей, так и мятежников, чем пользуется при выработке миротворческих предложений.
Несмотря на то что Египет и ОАЭ тоже внесли большой вклад в снижение интенсивности боестолкновений в Судане, именно Турция воспринимается местным сообществом как «медиатор номер один».
Перечисленные посреднические кейсы — далеко не полный «послужной список» ближневосточных игроков. В частности, ближневосточные лидеры усиленно подбирают ключи к решению проблем Сирии, тем более что после падения режима Башара Асада в декабре 2024 года страну продолжает штормить и без помощи соседей новое правительство рискует не удержать бразды правления.
По состоянию на начало 2025 года в негласном соревновании ближневосточных посредников уверенно лидирует Саудовская Аравия. Королевством внесено как минимум 16 мирных инициатив и предложений, большинство из которых направлены на урегулирование украинского и палестино-израильского кризисов.
На пятки Эр-Рияду все сильнее наступает Турция (13 инициатив). Анкаре не слишком понравилась утеря статуса «медиатора-монополиста» в украинском кризисе, а потому она всеми силами стремится наверстать упущенное, внося «пакетные» мирные предложения. Кроме того, отмечена активизация турецкой дипломатии по урегулированию кризисов на Ближнем Востоке (Сирия, палестинский кризис и др.) и в Африке (Ливия, Судан и др.).
В отличие от Саудовской Аравии Турция делает ставку на универсальность своих предложений, на отсутствие у них жесткой привязки к старым инициативам или миротворческим проектам. Исключение — «стамбульский формат», выработанный в качестве основы для российско-украинского урегулирования в 2022 году. Его Турция последние несколько недель лоббирует особенно активно, предлагая использовать в качестве основы гипотетического мирного договора между Россией и Украиной. У Анкары есть все шансы добиться своего, тем более что Москва и Вашингтон тем или иным образом уже подтвердили готовность работать над соглашением на основе «стамбульского формата».
Налицо стремление ближневосточных игроков набрать очки в гонке за лидерство в регионе. Успешное участие в урегулировании кризисов, особенно глобальных, сулит хорошую «прибавку» к имиджу
Замыкают тройку лидеров, постепенно сокращая отставание, ОАЭ (11 мирных предложений). Абу-Даби пытается идти еще дальше и вносить предложения не только по урегулированию текущих конфликтов, но и по купированию прогнозируемых, которые пока развиваются неявно. Среди прочего ОАЭ лоббируют идею принятия на глобальном уровне различных этических кодексов (например, по обращению с ИИ-технологиями и их использованию в боевых действиях только в соответствии с женевскими принципами). Подобная работа также позиционируется Абу-Даби как неотъемлемая часть общего миротворческого трека.
Что касается остальных стран региона, то они заметно отстают от лидеров, хотя и сохраняют высокую вовлеченность в урегулирование кризисов. Большинство внесенных ими предложений, однако, ориентированы на разрешение палестино-израильского кризиса, в то время как инициативы по другим конфликтным направлениям минимальны.
В то же время, несмотря на значительную активность ближневосточных посредников, запас прочности предлагаемых ими инициатив пока оставляет желать лучшего. Палестинский кризис довольно ярко продемонстрировал, что отсутствие эффективных рычагов давления на одну из договаривающихся сторон сводит на нет любые предложения и идеи. Особенно в ситуациях, когда стороны и без того не слишком доверяют друг другу и ищут подвох в любом обещании визави.
Кроме того, тот же палестинский кризис показал, что репутация «маститых переговорщиков» у отдельных участников урегулирования (в частности, Катара) на деле оказалась взращена искусственно и при участии израильской стороны. Как сообщала израильская пресса в феврале 2025 года, в ходе первых месяцев кризиса в Газе группа израильских политконсультантов во главе с тогдашним советником премьер-министра Элиэзером Фельдштейном помогла разработать и растиражировать в медиа теорию об «исключительном вкладе» Дохи в урегулирование и в наличии у нее «исключительных рычагов давления» на ХАМАС. На деле же влияние Катара на позицию палестинцев было на порядок ниже.
Попутно прикомандированные к катарским властям консультанты волей-неволей помогали заказчику оставлять вне поля зрения прессы неоднозначные контакты Дохи и палестинского движения, что впоследствии вылилось в крупный дипломатический скандал. Пострадала не только репутация Катара как посредника, но и израильского правительства — как участника мирного процесса.
Вместе с тем репутационные издержки сразу нескольких крупных держав не повлияли на стремление стран региона к расширению миротворческой работы. Высока вероятность, что Ближний Восток продолжит поддерживать статус «зоны посредников», а к работе над мирными инициативами постепенно будут подключаться новые игроки.