Директор по исследованиям Института энергетики и финансов Алексей Белогорьев не считает, что восстановление балтийского маршрута газового экспорта в Европу противоречит интересам России, причем независимо от того, кто будет управлять трубопроводом
В европейских медиа в начале марта стала активно обсуждаться тема реанимации взорванного в результате диверсии в сентябре 2022 года газопровода «Северный поток — 2», идущего по дну Балтийского моря из России в Германию.
Второго марта в Financial Times появилась статья, в которой со ссылкой на неназванные источники утверждается, что «бывший шпион и близкий друг Владимира Путина при поддержке американских инвесторов занимается перезапуском российского газопровода “Северный поток — 2” в Европу». Речь идет о Маттиасе Варниге, который до 2023 года был исполнительным директором Nord Stream-2 AG, зарегистрированной в швейцарском кантоне Цуг компании — операторе газопровода. Сам Варниг отрицает в статье любые переговоры с американской стороной по данному вопросу. FT в своем материале цитирует также пресс-секретаря президента РФ Дмитрия Пескова, который заявил, что не располагает информацией о каких-либо переговорах с США по перезапуску газопровода «Северный поток — 2».
Это уже не первый вброс в публичную плоскость информации о какой-то возне вокруг этой трубы. Так, в конце ноября прошлого года стало известно о намерении американского инвестора Стивена Линча выкупить «Северный поток — 2», если тот будет выставлен на торги. Тогда Песков тоже был вынужден отреагировать. «Что касается желания предпринимателей купить “Северный поток — 2”, я не слышал, чтобы акционеры все выступали за то, чтобы выставить на торги этот объект критической инфраструктуры энергетической. Не слышал также, что российская сторона в лице “Газпрома” хотела бы его продать», — сказал он.
Упомянутый Линч, основатель международной инвестиционной компании Monte Valle. Partners, известен тем, что давно и успешно работает с проблемными активами в Европе и России. Так, еще в 2007 году Monte Valle. Partners выкупила у ЮКОСа часть энергетических активов в Тамбове и Белгороде, а также компанию Yukos Finance B. V., владевшую значительным пакетом фирмы Transpetrol, оператора словацкого участка нефтепровода «Дружба».
Когда летом 2022 года подпавший под блокирующие санкции США Сбербанк был вынужден распродавать свои ставшие недееспособными европейские активы, именно Линч организовал продажу Sberbank Switzerland AG, швейцарской «дочки» Сбера, приобретя заодно ее миноритарный пакет (мажоритарным владельцем стала инвестиционная группа m3 Groupe Holding SA). Примечательно, что в мае прошлого года управление по контролю за иностранными активами минфина США адресно сняло санкции с бывшего швейцарского актива Сбера, сменившего вывеску на TradeXBank AG, что может косвенно указывать на нетривиальные лоббистские ресурсы Линча.
Следом за FT немецкая газета Bild сообщила о тайных переговорах о возможном перезапуске «Северного потока — 2», которые «продолжаются уже несколько недель». По информации газеты, с американской стороны их ведет спецпосланник президента Трампа, экс-посол США в Германии Ричард Гренелл. Он якобы уже нанес ряд неофициальных визитов в Цуг, где расположена штаб-квартира компании — оператора газопровода. После публикации Гренелл опроверг свою причастность к каким-либо переговорам о газопроводе.
Ну и уж совсем фантастической выглядит версия, вброшенная в другом немецком издании, газете Handelsblatt, о возможном ремонте поврежденной нитки газопровода и изменении как его маршрута, так и содержимого для прокачки. Теперь якобы обсуждается опция транспортировки по восстановленному участку трубы сжиженного природного газа или даже водорода из Финляндии в Германию. Эта версия не вызывает доверия хотя бы потому, что трубы, из которых выполнены взорванные газопроводы-близнецы, «Северный поток» и «Северный поток — 2», выполнены из стали, которая предназначена для транспортировки именно природного газа (метана). Прокачка СПГ или водорода требует труб из стали специальных марок, а действующие трубы быстро приведет в негодность.
Тем не менее весь этот поток информации вокруг «Северных потоков», пусть и сомнительного качества, заставляет думать, что дыма без огня не бывает.
Мы решили обсудить гипотетическую реанимацию балтийского маршрута российского газового экспорта в Европу с Алексеем Белогорьевым, директором по исследованиям Института энергетики и финансов. Пользуясь случаем, обсудили также итоги газового «развода» России и Европы для обеих сторон, включая пути разрешения острого газового кризиса в дружественном Приднестровье.
— Кому из трех потенциально причастных к вопросу сторон — Германии/ЕС, России и США — может быть выгодно восстановление работы балтийской трубопроводной артерии? И почему?
— В запуске одной из веток «Северных потоков» объективно заинтересована Германия и, хотя они это и не признают, другие страны Северо-Западной Европы — Франция, Нидерланды, Бельгия и даже Великобритания, поскольку это позволило бы снять рыночное напряжение и опустить биржевые цены в этом регионе.
Но по этой же причине в этом совсем не заинтересованы США, цель которых — продать ЕС как можно больше своего СПГ, желательно подороже. В свое первое президенство Трамп прослыл ярым противником «Северного потока — 2», и сомневаюсь, что что-то изменилось. Но Трампу предстоят сложные переговоры по урегулированию отношений с Россией и Европой, и он вполне может использовать судьбу «Северных потоков» как часть своей переговорной позиции и даже как неожиданный козырь. Тем более что речь почти наверняка будет идти о восстановлении только одной из четырех веток (мощность каждой — 27,5 миллиарда кубометров в год), это много, но все же не так критично для США, как было до 2022 года.
Кроме того, объективная незаинтересованность США в восстановлении позиций России на европейском газовом рынке вовсе не означает, что отдельные ловкие частные инвесторы не могут иметь своей собственной потенциально прибыльной стратегии того, как половить рыбу в мутной воде.
Но пока все это действительно существует на уровне информационных вбросов, и я бы поостерегся делать долгоиграющие прогнозы. Чтобы перезапустить «Северные потоки», сначала нужно преодолеть политическое сопротивление этому в самой Европе, прежде всего в Германии. Это не так просто.
— Вообще говоря, «перезапуск» — неверный термин, в том смысле, что этот газопровод никогда и не запускался: объект был готов к работе к декабрю 2021 года, но до 24 февраля 2022-го не успел получить сертификацию властей ФРГ, разрешающую его эксплуатацию. А с началом СВО все процедуры введения в эксплуатацию СП-2 были прерваны. При этом одна из двух ниток газопровода в результате терактов 26 сентября 2022 года не пострадала. Следует ли из этого, что технические, в отличие от юридических, препятствия для начала прокачки газа по уцелевшей ветке «Северного потока — 2» отсутствуют?
— Да, насколько известно, одна из веток осталась работоспособной и ее можно быстро ввести в эксплуатацию.
— Почему на фоне громкого информационного шума вокруг «Северного потока — 2» нет никаких вбросов вокруг восстановления «Северного потока — 1», обе нитки которого лишились дееспособности в результате взрывов 26 сентября 2022 года? Хотя этот газопровод, вступивший в строй в 2011‒2012 годах, отлично работал, не находился, в отличие от СП-2, под американскими санкциями и объемы прокачки по нему начали в одностороннем порядке уменьшаться Россией в июне‒августе 2022 года, еще до сентябрьской диверсии?
— Скорее всего, потому что экономически «Северный поток — 2» выглядит более привлекательным: по нему можно быстро начать поставки (а время играет роль), нужно намного меньше инвестиций, да и основные фонды новее. Но, как это ни парадоксально, с юридической и политической точек зрения более простой задачей пока выглядит восстановление одной из взорванных веток «Северного потока — 1».
— Отвечает ли восстановление экспорта трубного газа в Европу по балтийскому (СП-1, СП-2) или иным (через Белоруссию и Польшу, через Украину) маршрутам интересам России?
— Увеличение даже на 20‒30 миллиардов кубометров в год нашего газового экспорта в ЕС — это дополнительные экспортные доходы, инвестиции, рабочие места и возможность налаживания более широких экономических и политических связей в Европе. Вряд ли что-то из этого противоречит национальным интересам. Другое дело, что выбор маршрута будет неизбежно политизирован, особенно нашими ближайшими соседями. Потенциальный спрос на российский газ так сильно просел в ЕС, что для обеспечения дополнительных поставок вполне хватило бы и украинского транзита. Но к надежности этого маршрута теперь много вопросов и у России, и у стран ЕС. Поэтому бестранзитный «Северный поток» выглядит по-прежнему оптимальным вариантом. Но его судьбу решит не экономическая целесообразность, а политические договоренности.
— Если уцелевшую нитку СП-2 действительно купят американские частные инвесторы и решат с Германией все политические и юридические вопросы по его запуску, разве России выгоден такой вариант — отдавать вентиль этой трубы под управление США или любой другой юрисдикции?
— Мне кажется, в сложившихся условиях это уже не так важно. Россия зарабатывает прежде всего на поставках газа, а не на его транспортировке. Но у «Газпрома» как владельца может быть, естественно, иная точка зрения. И Германия, если она согласится на перезапуск «Северных потоков», может не захотеть зависеть от посредничества неких американских инвесторов.
— Но потеря европейского рынка дала «Газпрому» импульс заняться глубокой переработкой и сжижением газа, наращивать свою операционную эффективность. Пока нет видимых признаков, что «Газпром» приступил к решению этих задач, но, если все вернется на круги своя для нашего трубного газа в Европе, все эти стимулы исчезнут.
— Несмотря на заметный рост внутреннего спроса на газ, производства СПГ и трубопроводного экспорта в Китай и Центральную Азию, Россия в 2024 году недосчиталась 78 миллиардов кубометров добычи по сравнению с 2021 годом. В целом же, если бы не провал поставок в Европу, добыча газа в России в 2024 году была бы, вероятно, на 15 процентов выше, чем в реальности. Никакая газохимия не способна возместить такие объемы. Это мог бы, хотя и не быстро, сделать экспорт СПГ, но его развитие в 2024 году резко затормозилось под тяжелым и нарастающим санкционным давлением.
Глубокая переработка газа упирается в поиск рынков сбыта, включая ограниченность внутреннего рынка, и в ценовую конкуренцию с импортом, в частности китайским, если мы говорим о конечной полимерной продукции. В части увеличения производства и экспорта аммиака, метанола, карбамида и прочего процесс идет, но он определяется динамикой этих рынков, а не тем, сколько газа как энергоресурса Россия поставляет в Европу. Здесь нет и не будет прямого замещения.
— Теперь давайте обсудим последствия полного прекращения с 1 января 2025 года транзита российского газа в Европу через Украину. Какие страны и в каких объемах получали газ по этому маршруту и какие способы замещения были найдены каждым из потребителей?
— В 2024 году конечными получателями в ЕС газа, идущего через Украину, были Австрия, Словакия, Чехия и Италия. Ранее к ним примыкала также Венгрия, но она предусмотрительно, еще с конца 2023 года, переключилась полностью на турецкий транзит. Для Чехии и Италии российские поставки были ситуативны и легко заменимы, и от остановки транзита они проиграли только в цене.
У Словакии и Австрии положение куда драматичнее: если транзит не возобновится, обе страны в течение всего 2025 года будут испытывать физический дефицит газа. Пока он купируется в основном повышенным отбором газа из подземных хранилищ, в обеих странах к зиме были накоплены огромные запасы: на 1 января в Австрии оставалось 7,2 миллиарда кубометров, в Словакии — 2,5 миллиарда. За январь‒февраль запасы в Австрии снизились на 2,6 миллиарда кубометров, что в два раза выше, чем за аналогичный период 2024 г., в Словакии — на 1,1 миллиарда, это в 3,3 раза превышает снижение прошлого года. Чтобы был понятен масштаб: за январь‒февраль 2024 года все потребление газа в Австрии составило 1,73 миллиарда кубометров, в Словакии — 1,25 миллиарда.
Данных по этим странам за 2025 год пока нет, но в соседней Венгрии, живущей в тех же погодных условиях, прирост потребления в январе, по предварительной оценке Евростата, составил лишь 2,3 процента год к году. Правда, февральские показатели будут выше. Отбор из ПХГ в январе‒феврале в Венгрии тоже резко вырос к прошлому году, но все же меньше, в 1,74 раза, при этом немалую роль, видимо, сыграл дополнительный спрос со стороны Словакии. Налицо большие проблемы с текущим импортом газа. Словакия сейчас получает газ только через Венгрию и, по крайней мере частично, это российский газ. Австрия получает что-то из Германии, но эти объемы недостаточны для покрытия текущего спроса и для полноценного восполнения запасов в теплое время года.
— А какова ситуация с газом в Приднестровье? Какой способ обеспечения ПМР газом был в итоге найден? Какие вы видите пути долгосрочного решения проблемы обеспечения республики газом?
— Угроза для газоснабжения Приднестровья давняя, активно обсуждается она как минимум с 2015 года. Но за эти десять лет никакого решения найдено не было. Географически ПМР может получать газ либо напрямую с территории Украины, либо из правобережной Молдавии, куда газ поступает из Румынии или из той же Украины. Никакого третьей варианта не дано. Любые схемы с прямой физической поставкой российского газа в Приднестровье предполагают украинский, украинско-молдавский либо румыно-молдавский транзит. Причем из-за ограниченной пропускной способности румынско-молдавского газопровода полноценные поставки возможны только через Украину.
Пока же есть только один вариант — закупать газ у европейских трейдеров, что и делается начиная с 14 февраля. Поскольку газ поступает исходно из Венгрии, то возможно, что хотя бы частично, на «молекулярном» уровне, это российский газ, но подтвердить или опровергнуть подобное сложно. Юридически, насколько известно, газ поставляет венгерская «дочка» крупного и вполне респектабельного швейцарского газового трейдера MET Gas and Energy Marketing AG. Оплата, как сообщалось, идет через дубайскую компанию JNX General Trading. Но деньги целиком российские. И в этом, собственно, главная проблема Приднестровья: ему нечем платить за газ, и последние лет двадцать ПМР получала его, как считают власти самой республики, в виде российской гуманитарной помощи. Юридически это не совсем так, но фактически это постоянная экономическая субсидия со стороны России. Сейчас эти поставки сокращены до минимума, необходимого самому Приднестровью (около одного миллиарда кубометров в годовом исчислении), раньше существенная часть газа шла еще на производство электроэнергии для нужд правобережной Молдавии, что обеспечивало заметную часть доходов республиканского бюджета. То есть можно сказать, что субсидия осталась, но в вынужденно урезанном виде.
— Ряд долгосрочных контрактов «Газпрома» с европейскими компаниями-потребителями не истекли, формально продолжают действовать. Каким образом «Газпром» собирается их исполнять после полного прекращения транзита газа через Украину? Может ли прекращение действия транзитного контракта рассматриваться в качестве форс-мажора для прекращения действия долгосрочных договоров о поставках с конечными потребителями? Если нет, насколько велики риски судебных исков против «Газпрома» в случае вынужденного нарушения им контрактных обязательств?
— Наиболее крупный контракт был с австрийской OMV, и она сама отказалась от него в ноябре 2024 года. Контракт со Словакией, по всей видимости, частично исполняется путем транзита через Венгрию. Судьба остальных контрактов неясна.
Прекращение транзита было вынужденным, это очевидный форс-мажор, но попытки переложить ответственность на «Газпром» могут предприниматься, если учесть, что точки перехода прав собственности на газ находятся в ЕС, то есть за транзит отвечает поставщик. Однако компании почти не комментируют свои контракты, поэтому детали мы, скорее всего, узнаем только из судебных решений.
— Как изменились объемы и доля российского газа, в частности трубного, в газовом балансе Евросоюза за последние годы? Удается ли европейцам выдерживать целевые ориентиры по снижению зависимости от российского газа и в целом по сокращению потребления газа в ЕС, заложенные в амбициозной программе RePower EU, принятой вскоре после начала СВО?
— В 2021 году потребление газа в ЕС, согласно Евростату, составляло 413 миллиардов кубометров в год. В 2022 году оно упало на 57 миллиардов кубометров (минус 14 процентов), в 2023-м — еще на 26 миллиардов (минус 7 процентов год к году). В 2024 году потребление стабилизировалось (плюс 0,3 процента год к году) на уровне 332,5 миллиарда кубометров на фоне повышенного спроса на отопление в ноябре‒декабре. На погодные условия наложилось также исчерпание потенциала структурного сокращения спроса.
К уровню 2021 года потребление снизилось на 81 миллиард кубометров (минус 19,5 процента), а к базовому для RePowerEU 2019 году на 75,5 миллиарда кубометров (минус 18,5 процента). Иными словами, более 60 процентов пути до целевого уровня спроса на газ к 2030 году уже пройдено. RePowerEU в базовом варианте предполагало сократить потребление к 2030 году примерно до 286 миллиардов кубометров в год (минус 30 процентов к 2019 году), то есть еще на 47 млрд кубометров от текущего уровня. На практике добиться этого будет сложно: все простые и умеренно дешевые меры газосбережения уже реализованы, погодный и ценовой факторы уже отыграны. ЕС повезет, на мой взгляд, если к 2030 году потребление опустится до 300 миллиардов кубометров, и то для этого придется постараться. В 2025 году благодаря высоким ценам на газ и дефициту предложения спрос, вероятно, вновь немного просядет. Но в 2026‒2027 годах возможна его умеренная коррекция вверх. Что будет в 2028‒2030 годах пока сложно предугадать: многое будет зависеть от физической и ценовой доступности самого газа — на текущий момент и с тем и с другим в Европе беда.
Столь резкое сокращение спроса на газ в ЕС, какое произошло в 2022-2023 гг., никак нельзя назвать здоровым явлением. Но оно сыграло решающую роль в замещении российского трубопроводного газа — этой цели Европейскому союзу удалось достичь досрочно. В 2024 году российские поставки в ЕС, по данным ENTSOG, составили всего 26 млрд кубометров по сравнению со 141 миллиардом в 2021 году. Доля российского трубопроводного газа в потреблении ЕС упала за это время с 34 до 8 процентов. В 2025 году, если не возобновится украинский транзит, поставки просядут до 15 миллиардов кубометров, а их доля в потреблении упадет, видимо, ниже 5 процентов. Это уже величины, которыми политики ЕС могут пренебречь, тем более что основные оставшиеся получатели — это Венгрия, Словакия и Греция, имеющие особый взгляд на целесообразность энергетической торговли с Россией, и чиновники в Брюсселе вряд ли всерьез рассчитывают их переубедить.
— Насколько болезненным для ЕС может быть решение об отказе от импорта СПГ российского происхождения? Какова вероятность принятия решения об этом эмбарго в 2025 году? Какие последствия это решение будет иметь для российских СПГ-проектов, прежде всего для «Ямал СПГ» и проектов «НоваТЭКа»?
— В 2024 году более 19 процентов всего СПГ, разгруженного в портах ЕС, прибыло из России, в январе‒феврале 2025-го — около 16 процентов. Россия в два с половиной — три раза отстает по этому показателю от США, но с большим отрывом опережает все остальные страны, включая Катар. Текущая зависимость ЕС от российского СПГ объективно высокая, и ЕС пока неоткуда взять 16 миллионов тонн СПГ, чтобы заместить годовые российские поставки. Но в 2026 году такая возможность, скорее всего, появится благодаря масштабной волне ввода новых СПГ-заводов, прежде всего в США и Катаре. Поэтому принять решение о введении частичного или полного, что менее вероятно, эмбарго ЕС теоретически может и в 2025-м, но оно в любом случае будет иметь отложенное действие по аналогии с эмбарго, вводившемся ранее на другие российские энергоресурсы.
Предполагаемая потеря европейского рынка (останется одна Турция) — долгосрочный вызов для всех российских действующих и строящихся заводов в Арктике и на Балтике. Основная проблема — неизбежный и острый дефицит в этом случае флота судов-газовозов из-за резкого (в среднем в три раза) увеличения расстояния и времени транспортировки. Сами дополнительные расходы на транспортировку менее важны при текущих рыночных ценах, но если цены существенно просядут (а в 2026-2027 гг. это весьма вероятно), то снизится и конкурентоспособность российского СПГ. Впрочем, найти новые рынки сбыта в Азии тоже будет нетривиальной задачей, особенно если останутся санкции США. Решить ее будет заметно сложнее, чем в случае с нефтью или нефтепродуктами из-за специфики рынка СПГ и ожидаемого на этом рынке с 2026 года профицита предложения.