Боец с позывным «Самурай» ― о том, как менялось в обществе отношение к армии и возможно ли искупление для иноагентов. Интервью из цикла «Герои СВО»
Наш собеседник принадлежит к старшему поколению. «Самураю» 50 лет, он родился в Советском Союзе и успел пройти срочную службу еще в армии советского образца. Когда началась специальная военная операция, ушел добровольцем на фронт: не за деньгами, а потому что больше не мог оставаться в стороне, когда такие события происходили на его малой родине ― на Луганщине.
«Самурай» рассказал «Моноклю», где должны остановиться русские войска и как стоит относиться к тем, кто в 2022 году сбежал за границу.
— Расскажите о своем боевом опыте.
— Мое боевое крещение было в Кременной, в ЛНР. Дальше работали на Краснолиманском направлении, Белогоровка, Серебрянское лесничество, Клещеевка, Курдюмовка. Соледарское направление.
— В составе какой бригады, если не секрет?
— Восемьдесят пятая отдельная мотострелковая бригада. Мы начинали с 54-го мотострелкового полка, потом нас переформировали в 85-ю бригаду. Начинал с лета 2022 года, ушел добровольцем.
— А до этого вы к военной службе имели отношение?
— Срочную службу тридцать лет назад закончил только, и все.
— В чем разница по сравнению с нашими днями?
— Я воспитывался в Советском Союзе, и у нас считалось, что каждый настоящий мужчина должен пройти суровую школу армии. Мы все ее проходили, никто не бегал. Белобилетники так называемые не афишировали, что у них белый билет. У нас в компании был человек с плоскостопием. Так он его исправлял только для того, чтобы его призвали в армию.
Это мужская работа, и как ты от нее убежишь?
— Почему начало меняться отношение к службе?
— Не знаю. Наверное, в девяностых, после развала страны, не модно было служить в армии. Люди родились уже в другом государстве, воспитывались по другим законам и традициям. У нас был патриотизм, и мы пошли добровольцами.
— Патриотизм для вас — это что? Вот вы говорите, что была одна страна, потом другая. Но ведь вокруг все осталось таким же.
— Давайте я вам объясню личный случай. Донбасс — это моя малая родина. Я здесь родился, в городе Первомайске Ворошиловградской области. Ныне Луганская. И когда пошел на войну, я пошел защищать свою родину и русскоязычное население, которое начали притеснять.
Вспомним историю. В 2014 году Верховная рада приняла решение о запрете русского языка и преподавания русского языка в школах. Началось недовольство гражданского населения. И в апреле того же 2014 года та же самая Верховная рада принимает решение о вводе регулярных воинских подразделений на территорию Донбасса для подавления недовольств.
Но вместо регулярной армии на территорию Донбасса зашли «Азов»*, «Айдар»*, «Правый сектор»*, которые начали откровенно заниматься грабежами, убийствами тех, кто говорит на русском языке, изнасилованиями, мародерством. Всех русскоговорящих назвали террористами. А всю операцию — антитеррористической.
— Вы тогда не поехали в Донбасс?
— Тогда нет, потому что официально у нас страна не участвовала в этом конфликте. Конфликт начался в 2022 году, и тогда я официально пошел.
— Почему тогда не поехали добровольцем?
— Были жизненные обстоятельства. Я учился в вузе. И еще есть такое понятие, как социально защищенный статус. Если, допустим, я погибну, то я как бы официально здесь не числюсь, и моим детям никто ни копейки не заплатит за потерю кормильца. Сейчас это все урегулировано законом.
У меня есть друг, у него шесть детей, он сам рвется сюда на войну. Причем у него есть боевой опыт, в Чечне он воевал. Но его не пускают, потому что шесть детей. Военкомат почему-то не хочет его сюда отправлять.
— Вы понимали, что дело идет к полноценной войне?
— Я думал о том, почему раньше Россия не вступила на защиту своих же русскоязычных граждан, почему тянула десять лет. Я смотрел в Ютубе видео, которые выкладывали нацбаты, как они издевались над гражданским населением. Но почему-то президент не запретил издеваться над людьми.
— У вас было ощущение, что они пойдут на нас?
— Я, конечно, не думал, что будут такие вещи, как с Курском.
* В России признаны террористическими организациями и запрещены.
— Что считать нашей победой?
— Возвращаем все земли, которые были в царской России больше ста лет назад. То есть весь Донбасс переходит к России, соответственно. Вообще, по идее, в хорошем, скажем так, варианте дойти до Днепра. Чтобы все это отошло к России. Ну а дальше они пусть сами как хотят делят.
Там западноукраинцы, скорее всего, в Польшу отойдут. Пусть поляки с ними разбираются.
— А Одесса?
— Конечно, тоже бы надо до Одессы дойти. Было бы неплохо отомстить за второе мая.
— Как объяснить людям, зачем вы пошли воевать?
— Я пошел сюда добровольно, меня поддерживают дома. Но все люди разные, у всех разное мнение. Я слышал, что нас называют на американский манер солдатами удачи. Что мы пошли воевать типа за деньги. По-разному смотрят, пока здесь не очутишься. Хорошо рассуждать, когда ты лежишь дома в теплой постели с чашкой кофе и с девушкой в обнимку, рассуждаешь о политике и войне.
Другое дело, когда ты оказываешься, допустим, в лесу под минометным обстрелом. Или когда дождь идет по несколько суток не переставая. Ты весь мокрый. У тебя колючки везде, они в трусах, в носках как-то попадаются. И тогда все по-другому.
— Вы уже человек немолодой, вас война эта как-то изменила?
— Я думаю, меняться уже поздно в моем «младенческом» возрасте. В пятьдесят лет-то меняться поздно. Я думаю, что как я был патриотом, так и остался.
— Чему вообще война может научить человека?
— Ну как? Война научит вас дружбе, выручке. Меня когда, допустим, зацепило под минометным обстрелом, пацаны прибежали, оказали первую помощь, отвезли в Кременную, чтобы медикам сдать. Все-таки это страшно, когда мины летят и осколки везде пролетают, свистят, ну как бы не каждый это сможет. Смотреть по телевизору кино про войну и оказаться на самом деле под тем же самым минометным обстрелом или под артиллерийским — это разные ощущения совершенно.
Когда, допустим, дрон-камикадзе на тебя летит и тебе остается жить две секунды, за эти две секунды пролетает миллион мыслей в голове, это другие тоже ощущения. Их сложно объяснить, только прочувствовать.
— Почему одни люди пошли защищать родину, не думая ни о чем, а другие сидят дома или вообще уехали из страны?
— Все люди разные. Кто-то спокойный, кто-то злой, кто-то добрый, кто-то жадный. У кого-то развито чувство патриотизма. Это же и от родителей зависит. В какой компании человек вращался, о чем они говорили, как относились к нему.
Прививать нужно патриотизм. И фильмы чтобы показывали по телевизору. Информация немножко неправильная идет. Кто-то здесь на войне гибнет в окопах, в грязи под обстрелами. А в то же время в Москве устраивают какие-то там голые вечеринки. Голышом пляшут. У них виски рекой течет. У них другая жизнь. Когда люди сравнивают, понятно, думают: а зачем я пойду в окопы? Ради кого? Ради чего?
— А иноагенты, которые уехали и пишут гадости?
— Был такой в свое время политик Владимир Вольфович Жириновский. Он про них очень хорошо сказал. Я вот даже помню, как он это все кричал: «Хотите уезжать — пожалуйста. Чемодан, вокзал, на хрен, до свидания».
— И уже ни при каких условиях им не стоит возвращаться?
— Да нет, зачем? Ты взрослый человек, ты, когда принимаешь такие решения, должен думать о последствиях. Собрался уезжать — все, вали, до свидания, скатертью дорога, обратно не возвращайся.
— Исправление возможно, если просто испугался?
— Можно съездить, допустим, в Магадан. Я даже не знаю. У меня свои взгляды на таких людей. Я немножко не понимаю, как это, если он приедет, ему опять дать главную роль в кино, навалить ему бабла…
Если он хочет вернуться, пусть приезжает к нам, мы ему покажем, как блиндажи копать, как снаряды таскать. Он докажет делом, что действительно раскаялся.
Пусть приезжают как-нибудь инкогнито, чтоб я их на вокзале не видел. Я войну прожил здесь, на передке, а он прожил войну за границей, в кабаках сидел, пойло хлебал. Как я должен к нему относиться?
— Вы, когда вернетесь, чем будете заниматься? Тем же, чем и занимались?
— Ну, если такая возможность предвидится. Только я не думаю, что меня кто-то ждет с распростертыми объятиями. Ну, естественно, надо самому прийти и что там еще доказывать. Биться лбом об стену.
Потом, опять же, негативное отношение к тем, кто на СВО, потому что говорят, что вот эти эсвэошники все места заняли по льготам.
Сейчас вам объясню. У меня дочка поступила в техникум, я ей выправил справку, что участвую в СВО, и по моей справке она поступила в техникум без конкурса. Соответственно, те, у кого такой справки нет, начинают шипеть за спиной: вот эти эсвэошники без конкурса куда-то пролезли.
Я говорю: ребята, какие у вас вообще проблемы? Идете в военкомат, говорите, хочу денег в мешок, хочу на зеленку. Все, тебе выправляют путевку на Донбасс, и пожалуйста. Природа, красота, кукуруза, солнышко сорок градусов, денег много, блин. Да еще справку и льготы тебе нарисуют.
Причем я пошел, когда еще и льгот этих не было. Это они потом появились. Я же не за льготами сюда пошел.
Я просто к чему? Путин же говорит каждый раз, что мы — это новая элита. И я вижу, уже есть истории, когда на местах вот это чиновничье, оно начинает действительно локти расставлять пошире и людей с опытом не пускать.
— Какой опыт есть у тех, кто прошел СВО, которого нет у гражданских чиновников?
— Да я не знаю, как ответить на этот вопрос, затрудняюсь. У нас на войне свои задачи, свои умения, мы задачи боевые выполняем. На гражданке таких задач нет, они не ставятся. Война — это смерть. На гражданке этого нет.
А управленческие задачи — у нас всегда все организовано. Тебе дали команду — ты ее выполняешь. И ты не думаешь о том, где там я что-то не достал. Мне Петрович, допустим, что-то не привез, горючего нет, мы поломались… Поломались — значит, делайте. Как-то у нас все это жестче, блин.
Тут нет никаких отмазок: что-то не получилось, я там заболел, ой, у меня температура. Какая температура? Обстрел идет. Какая может быть у тебя температура? Ты где-то замешкался — и все, тебя похоронили.
— Где ваш опыт может пригодиться?
— В МЧС, наверное, понадобится опыт. Может быть, полиция, Росгвардия, пожарники, да. Можно в ЖКХ. У меня там ни один стресс не прокатит. Мне воды не нальешь, что там у тебя штуцеров нету, гаек, ключей. Прокладку он не нашел! Купишь, сходишь, сделаешь! А пока не сделаешь, спать не ляжешь!
— Над чем надо поработать в первую очередь, когда люди вернутся с войны?
— У нас на войне-то сейчас в основном русскоязычное население. Наши места будут занимать приезжие мигранты, причем нелегально. Значит, нам надо проблемы с миграционной службой решать как-то. Например, семьям мигрантов выдают квартиры. А кто-то долго ждал-ждал, те же самые беженцы с Украины, у них больше прав.
— Владимир Путин говорил, «Зачем нам мир, в котором не будет России?» Вы с ним согласны?
— Конечно согласен. Мой мир — это там, где Россия, русские везде. А если русских не будет, я и не знаю, что за мир такой будет. Я что-то даже и не представляю и не хочу представлять этого. От Москвы до Владивостока не будет страны что ли? Да ну, это абсурд.
Пока есть такие, как мы, патриоты, никто ничего не сделает с нами. Еще придется с нами пободаться, поцарапаться, покусаться. Кто из этой схватки выйдет победителем, еще бабушка надвое сказала.
Начинают шипеть за спиной: вот эти эсвэошники без конкурса куда-то пролезли. Я говорю: идете в военкомат, говорите: «Хочу на зеленку». Природа, красота, кукуруза, солнышко сорок градусов, денег много, блин. Да еще справку и льготы тебе нарисуют
— Почему, на ваш взгляд, нас так не любит Запад?
— Понимаете, сильных вообще никто не любит. Вы смотрите, что сейчас происходит на территории Украины, на территории Донбасса. Россия воюет со всей Европой и еще плюс с заокеанскими странами. Приезжают добровольцы на Украину из Колумбии, из Венесуэлы. Понимаете, одна страна против всех остальных, и она еще даже вперед продвигает линию фронта.
Они не любят нас, потому что проигрывают.
— Ну а принципиально, вот что им от нас надо сейчас опять?
— У нас же, посмотрите, сколько ресурсов-то, да? Территорий сколько у нас, самая большая страна в мире.
— Мы же с ними вроде как дружили после развала Союза. Ну, пытались.
— Мы с ними дружили, не они с нами. Американская демократия. Против кого сегодня будем дружить? И все такие: о! Давайте будем все дружить против Югославии! И все такие: да, да, против Югославии будем дружить! Разбомбили Югославию, потом посидели, что-то еще придумали. Теперь против России.
— Какие у нас будут отношения с Европой, с Западом? Как нам на них смотреть и к ним относиться после всего этого? Может, нам на Восток уйти?
— Нам еще в школе говорили: мы относимся и к Европе, и к Азии. Татаро-монгольское иго остановили именно русские витязи. А если бы знать, что будет в будущем, их не надо было останавливать. Они бы прошли спокойно до Атлантического океана. По рогам бы всем надавали, и Европа бы сейчас так не развивалась.
— А сейчас нам докуда надо дойти?
— Можно, конечно, опять Жирика вспомнить, как он хотел сапоги мыть в Индийском океане… Я говорю, что сейчас мы дойдем до Днепра. Остальные пусть как хотят, в своем соку так и варятся. Пусть они себе зубы до корней сточат от злости.
— Что передавать молодым поколениям?
— Мои дети гордятся, что я пошел добровольцем на войну. Не испугался ни смерти, ни лишений. И после того, как меня ранили, опять пошел. И у меня дети даже гордятся: вот, папу ранило, он не испугался, и он опять пошел воевать. Вот папа у нас смелый.