Модель государства, сложившаяся за последние десятилетия в Европе, нашей стране не подходит. Она ущербна, и следование ей даже может закончиться трагично. Это можно утверждать несмотря на то, что как таковое европейское государство по-прежнему воспринимается многими как образец, пусть конкретная политика большинства стран ЕС нас и не устраивает. Наша модель должна быть иной, и она уже складывается
Современное так называемое национальное государство, появившись в Европе примерно 500 лет назад, с тех пор было весьма успешным проектом, оказавшим влияние на весь мир. Мы не беремся предсказать его дальнейшую судьбу в самой Европе и идти вслед за Шпенглером, чуть более 100 лет назад провозгласившим «гибель Запада» как ближайшее по месту и времени явление. Но, вспомнив это пророчество, нельзя не сказать, что однажды оно уже сбылось, Западная Европа пережила в прошлом столетии клиническую смерть: деятельность политических институтов и общественная жизнь большинства ее стран замерли под гнетом фашизма. Ее спасла Россия, СССР, и 80-ю годовщину этого спасения, как, конечно, и избавления самой нашей страны от европейского зла, мы отмечаем как раз в эти дни.
Уроки истории достаточно наглядны. Европейское государство как тип может временами «терять спортивную форму», легитимность и способность поддерживать порядок. Тогда оно оказывается уязвимым для сил, пытающихся его оттеснить и заместить, будь то маргинальные движения или респектабельный капитал. Исторически при этом сохранялся суверенитет, но после Второй мировой войны это уже не так.
И сейчас государство в Европе влияние на общество теряет. Оно исполняет фискальную и пока еще, с переменным успехом, правоохранительную функцию, а все остальное в руках корпораций. Примечательно, что, в то время как экономическое положение Европы стало шатким, упала репутация именно государства, власти. Корпорации же, хотя они и являются прежде всего экономическими субъектами, это не затронуло.
Влияние государства снизилось, а корпорации выиграли, так как материальные блага, даже и социальные блага для основной части населения, занятого наемным трудом, идут преимущественно от них. Это один из признаков кризиса европейского социального государства (сейчас американцы открыто требуют взять у такого государства еще часть фондов, чтобы направить их на финансирование НАТО).
Если обратиться к такому животрепещущему для европейцев вопросу, как иммиграция, то для корпораций это положительный фактор дешевого труда. А по репутации власти она бьет. И в этом основная причина роста популярности оппозиционных правых партий.
Когда в руки западных спецслужб падает незрелое общество постсоветского типа, оно становится материалом для создания агрессивных утопий, которые выходят из-под контроля создателей. Это и неонацизм в Украине, и наркогосударство в Косовской Албании, которые готовятся укусить кормящую руку
Все это, казалось бы, должно волновать только самих европейцев. Но если внешние акторы смотрят на европейские институты как на образцы, то указание на изъяны или порчу этих образцов приведет к разумной осторожности в их использовании.
В европейской модели различные силы, течения, движения, сообщества, капитал чувствуют себя вольготно. Это способно привлекать симпатии. Но в такой системе отдельные элементы могут то вообще не замечаться, то начать дискриминироваться. А затем эти «качели» идут вразнос.
Схожие процессы идут в тех же США. Трамп — тот, кто понял, что уход государства из сферы влияния на общество ведет к неприятным, скажем так, последствиям для Америки. Но у него двойная модель: поднять роль государства, но и не уронить влиятельность бизнеса. Получится или нет, покажет время.
Именно в отсутствии влияния государства на общество можно увидеть причину того, что, скажем, Украина как самостоятельное государство не состоялась. «Национального европейского государства» там не получилось, и это многое говорит о самой этой модели сегодня (см. также ниже о квазигосударстве как типе). А такое влияние тем более требовалось при отсутствии единства народа, где с одной стороны прокатолический запад страны, с другой — православный восток.
Но у государства не было авторитета, а бизнес ориентировался на Запад. Общество ощущало на себе влияние олигархов и западных НКО. Власть же, будучи слабой, искала, какую игру повести.
Ключом оказалось следующее. Они, украинская элита, понимали, что в НАТО их не возьмут. При всей риторике и на Западе понимают, что для России это был бы враг за забором и мы не смиримся. Тогда зачем демонстративно туда соваться? А вот зачем: если ты все равно не управляешь, то можешь передать управление вовне, но неформально.
Но когда в руки западных спецслужб падает незрелое общество постсоветского типа, оно становится материалом для создания агрессивных утопий, которые раз за разом выходят из-под контроля создателей. Это и Афганистан, подрывавший поздний СССР, но «даровавший» и Америке бен Ладена и «Талибан». Это и неонацизм на Украине и наркогосударство в Косовской Албании, которые только готовятся укусить кормящую руку своего создателя.
Опробованная в Чечне радикально-террористическая модель государственного строя была масштабирована в форме ИГИЛ (организация признана террористической и запрещена в России). В перспективе этот проект может вообще лишить США влияния в регионе и опорной силы в виде Израиля, даже с учетом того, что у последнего «нет ядерного оружия».
Внешнее управление характерно теперь и для европейской модели. Европа давно уже отдала часть влияния на свое общество Соединенным Штатам. Посмотрим, как она сейчас переживет кризис отношений с ними. Делегирование управления европейской политикой американским спецслужбам приведет только к реинкарнации нацизма, поскольку никакой другой работающей социальной утопии для Европы нет. Запуск проекта мы наблюдаем сейчас. Вопрос лишь в сроках выхода из-под контроля и в векторе развития.
Будет ли это формирование орды для движения на восток? Либо перед этим походом будет десятилетие «очищения» от мусульман, африканцев, турок и русских релокантов? И это именно американский проект. Именно американцы наращивают поддержку таких лидеров, как Фарадж, Ле Пен, партии АдГ в Германии, и многих других. Почему?
Отнюдь не из сентиментальных побуждений и веры в консервативную повестку. Причина в том, что европейские левые могут биться в антироссийских истериках перед телекамерами, пилить военные бюджеты с любыми странами-наемниками, а также воровать российские активы. Но они не могут делать главного. Они не готовы идти войной на Россию. Выстроить военную машину и пойти в очередной крестовый поход смогут только европейские правые. Именно перед европейскими правыми американские спецслужбы ставят задачу по переформатированию обществ и проведению реальной милитаризации. А единственная идеология, которая способна обеспечить там эти процессы, — это нацизм.
Генезис нового нацизма (фашизма) нуждается в трамплине в виде победы правых сил на континенте. Заметим, к вопросу о падении влияния государства, что фашизм, вопреки поверхностному восприятию, отнюдь не равнозначен сильному государству. Напротив, это вытеснение легитимного государства одной из партий, групп, трансформирующихся в опасную группировку и подчиняющих себе государственные институты. Такие группы самому «телу государства» изначально чужды, а их квазигосударства недолговечны, но успевают наделать много бед. Путь к власти для них освобождает слабое государство, безвольно выпускающее из рук нити управления.
В 1990-е годы нам тоже предлагали, чтобы государство еще дальше отошло в сторону. Но элита во главе с Путиным от такого курса отказалась. Они не позволили прозападным политикам, капиталу, и не в последнюю очередь именно внешнему капиталу, навязать такую модель. Более того, Россия сформировала уникальную методику использования транснационального капитала, экспатов и западных технологий для построения суверенной империи, основанной на традиционных ценностях и героической истории. Империи, способной противостоять всем «големам», которых создают США и Британия, и вопреки им формировать коалиции здравомыслящих лидеров и стран, не склонных к саморазрушению (БРИКС, ЕАЭС, ОДКБ).
В целом в экономике, возможно, 60–70% должно быть за государством, как это сейчас, собственно, и складывается. Контрольный пакет, в широком смысле, у государства
Средства влияния на общество должны быть сосредоточены в руках государства или подконтрольны ему. Потому что капитал не должен существовать отдельно от системы влияния государства на общество, не оглядываясь на государство (ограничиваясь тем или иным процентом уплачиваемых налогов).
Крупные частные предприятия платят работникам, тем самым, реально или потенциально, переключая на себя внимание части общества и как на источник смыслов. При капиталистической системе они могут оказывать влияние на формирование власти. Государство должно быть уверено, что они действуют синхронно с ним.
Иной характер имеет слой малых, средних предприятий. Недаром им сейчас уделяется такое внимание. Они в массе своей аккуратно платят налоги и не стремятся выходить за рамки очерченных функций бизнеса.
В целом в экономике, возможно, 60‒70% должно быть за государством, как это сейчас, собственно, и складывается. Контрольный пакет, в широком смысле, у государства.
Мы живем в ситуации, которая испытывает государства на выживаемость далеко не только военными методами, хотя их значение, как видим, растет. Но наряду с этим и остается актуальным, и наращивает свою актуальность взаимное или одностороннее проникновение национальных элит, корпораций и международной бюрократии.
Глобальные институты, включая как надгосударственные, такие как МВФ или ВОЗ, так и транснациональные корпорации, все чаще влияют на политику государств, ограничивая их суверенитет. Причем данные Всемирного банка (2022 год) показывают, что более 60% стран зависят в вопросах экономической политики от международных финансовых институтов. Что отнюдь не означает зависимости во благо, особенно в долгосрочном плане.
Предотвращение нежелательных эффектов такого проникновения (а именно их — большинство) требует наличия ресурсов (в самом широком смысле) и технологий, наличия эффективной бюрократии, применяющей хорошо работающее законодательство, достаточно высокого уровня жизни населения, грамотного регулирования миграции. И, безусловно, наличия армии и ВПК, чтобы все это защищать.
Следует подчеркнуть, что эти факторы наиболее эффективно действуют и взаимодействуют в единой идейной системе. В России складывается такая система, базирующаяся на консервативных ценностях, патриотизме и одновременно открытости и стремлении к технологическим инновациям и более широкому творческому поиску. Ее важные черты — приоритет суверенитета и независимость при многополярности во внешней политике и неприятии либерального глобализма.
Какой же модели государства эта система соответствует? Более консолидированной (чем нынешняя европейская), обеспечивающей эту консолидацию путем сильного управления, где процедурами служат правовые нормы, и основанного на взаимодействии, где процедурами служит следование моральным принципам.