Главными темами архитектурной выставки «АрхМосква» стали «новый московский стиль» и мастер-план казанской агломерации
В 1955 году Никита Хрущев начал тотальную борьбу с архитектурными излишествами — этой борьбе было посвящено особое постановление ЦК КПСС. Семьдесят лет спустя столичный мэр Сергей Собянин запустил обратный процесс: теперь девелоперы должны усложнять проекты, добавляя пресловутые «излишества». Правда, Собянин обошелся без постановлений — он просто ввел ручное управление: дважды в неделю мэр лично отсматривает и согласовывает даже небольшие проекты. Именно поэтому новый архитектурный стиль столицы стал одной из главных тем прошедшей недавно в Москве выставки.
«АрхМосква» — главная российская выставка, посвященная архитектуре и градостроительству. За последние несколько лет здесь успели обсудить все составляющие знаменитой триады «польза, прочность, красота», сформулированной еще древнеримским архитектором Витрувием, который считал эти три качества признаком совершенства. В 2025 году центральным объектом исследований, по предложению куратора выставки, мастера ленд-арта и основателя арт-парка «Никола-Ленивец» Николая Полисского, стала «суть».
Интересно, что еще пять лет назад подобные выставки были собранием макетов, фотографий и рендеров зданий, теперь же собственно архитектуры здесь сравнительно немного. Возможно, потому что архитектура сегодня все меньше про фасады и новые формы, ограничений для которых почти не осталось, а больше про взаимодействие с обществом, про сценарии жизни здания и города, про новые технологии и материалы.
Новый московский стиль стал предметом большого исследования, представленного на «АрхМоскве». Методология была такова: 20 групп студентов архитектурной школы МАРШ под руководством кураторов Ильи Мукосея, Марата Невлютова и Елены Борисовой обошли столицу в зоне от Третьего кольца до МКАД и собрали коллекцию из 120 зданий, построенных за последнее десятилетие. В серии воркшопов найденные объекты сравнивались между собой с целью выявления общих признаков. В результате были определены 14 свойств — паттернов, по которым можно с высокой вероятностью отличить сооружения последних лет от более ранних. Самыми часто встречающимися оказались паттерны «плетение», «крепость», «консоль», «скругление» и «корона». У большинства зданий периода 2015–2025 годов есть минимум два-три признака из списка, у рекордсменов их число доходит до шести-семи. Такими супергибридами, по выражению студентов, стали жилые комплексы «Царская площадь» на пересечении Ленинградского проспекта и Беговой улицы, «Суббота» в районе Беговой и MOD в Марьиной Роще.
Формально результатом исследования мог бы стать вывод, что, несмотря на ряд повторяющихся паттернов, нового столичного стиля не сложилось. Но в силу ряда причин (главная из которых заключается в том, что столичное правительство в лице Москомархитектуры входит в число организаторов выставки) студенты МАРШ дальше выявления паттернов пойти и не могли. Но мы попробуем сделать следующий шаг — выделить основные черты московского архитектурного стиля последних десяти лет.
Первое: современная застройка очень плотная и высокая. В этом принято винить алчных девелоперов, но это не совсем справедливо. Цена земли и экономика стройки в Москве таковы, что ничего, кроме небоскребов и высотных стен, возводить невыгодно. Как пример: в столицу многие годы собирался выйти федеральный девелопер «Брусника», уже работающий в десятке регионов и имеющий успешный и узнаваемый продукт. Подходящие участки земли были найдены и приобретены, но в процессе проектирования оказалось, что возвести фирменный комплекс «Брусники», основанный на среднеэтажной застройке, здесь невозможно. Чтобы окупить затраты, придется строить высоко и плотно — по-московски.
Виновниками высокой этажности можно объявить владельцев земли, задирающих цену. Но и это неточно. Стоимость участков выводится обратным расчетом из экономики девелопмента: землевладелец знает объем недвижимости, который можно здесь построить, цены продаж и себестоимость работ. Исходя из финансовой модели, он ставит максимальную цену, при которой девелопер может получить минимальную рентабельность. Ключевым показателем является площадь недвижимости, которую разрешает построить столичное правительство, — за нее и бьются землевладельцы и девелоперы. И за десять лет им удалось далеко сдвинуть порог нормальности. Предельная плотность застройки в Москве долгие годы составляла 25 тыс. квадратных метров на гектар. Сейчас такое ограничение снято, разрешения нередко выдаются с плотностью до 50–60 тыс. «квадратов».
По данным компании «Метриум», сейчас в столице возводится более 250 зданий высотой от 30 этажей, средняя этажность за пять лет выросла на четверть — до 28,5. Рост этажности и плотности — осознанная политика городских властей. И она не является следствием дефицита земли: на используемых промышленных участках можно расположить миллионы квадратных метров. Это устраивает всех: девелоперов, землевладельцев, покупателей, охотно приобретающих квартиры в высотных домах, и правительство, получающее высокие доходы от недвижимости. Посмотрим, насколько нынешний кризис на рынке недвижимости изменит текущую модель.
Второе: скудность типов застройки — только башни-небоскребы и высотные жилые стены. Повторимся, при текущих ценах на землю и политике властей ничего другого «вырасти» и не может. Это порождает особый тип однообразного высотного города, причем в Москве — в отличие, например, от азиатских мегаполисов или Лондона — к тому же нарушаются правила размещения небоскребов. Обычно башни ставят около крупных узлов общественного транспорта, в столице такой привязки нет.
Третье: эстетический стиль последних десяти лет — технократический минимализм. Его основы заложил девелопер ПИК, первым начавший строить огромные однотипные дома с одномерными фасадами без балконов и каких-либо архитектурных элементов.
В последние два года Сергей Собянин пытается коренным образом изменить сложившуюся эстетику. По сути, появился дизайн-код, не зафиксированный ни в каких документах, но обязательный к исполнению. Новые дома должны иметь силуэт, простые «коробки» запрещены. Теперь форма зданий чуть странная: где-то есть сдвиг, где-то — выступающая консоль. Но в целом это те же «коробочки», хоть и слегка деформированные.
Кроме того, собянинский дизайн-код предполагает объемные дорогие фасады с хорошими материалами, а жилые комплексы должны иметь развитые стилобаты с инфраструктурой. Наконец, требуются доминанты: комплекс из одинаковых по высоте зданий мэр не одобрит. Типичный проект из четырех 30-этажек превращается в 50-этажную доминанту плюс несколько гораздо более низких домов. Высотки призваны разнообразить столичную линию горизонта, быть ориентирами, избавлять от монотонности пейзажа. Однако доминанты хорошо работают в историческом среднеэтажном городе — для города небоскребов этот прием не выглядит убедительным.
Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов назвал нарождающийся стиль «эмотеком» — соединением технологичности с эмоциональностью. Но что он имеет в виду, не очень понятно: комплексы Red7 и «Бадаевский» мало напоминают «стекляшки» — кластер «Ломоносов» и новое общежитие Бауманки. И особой эмоциональности в большинстве проектов нет. Впрочем, анализ новейшего столичного архитектурного стиля можно будет провести только через несколько лет, когда согласованные мэром здания будут построены.
Мэр Москвы Сергей Собянин пытается изменить сложившуюся эстетику новых домов, которые теперь должны иметь силуэт, простые «коробки» запрещены. В итоге форма зданий чуть странная: где-то есть сдвиг, где-то — выступающая консоль. Но в целом это те же «коробочки», хоть и слегка деформированные
На «АрхМоскве» была представлена концепция инженерно-экономической оптимизации от архитектурной мастерской «АМ 1.618» (группа «Проект 21»). Авторы идеи предлагают увеличить эффективность и сократить затраты на строительство за счет введения комплексной экспертизы проекта уже на этапе создания концепции. Сегодня проекты часто оптимизируются на стадии реализации, как правило за счет упрощения. При этом цена все равно остается высокой из-за неоптимальных решений, принятых ранее.
Речь идет о чисто российской особенности процесса. Слово «архитектор» в переводе с древнегреческого означает «главный строитель», «директор работ». Это неслучайно: всю историю человечества архитектор отвечал не только за фасады или планировки, но и за проект в целом — в том числе за его цену и реализуемость. В последние сто лет здания и процесс их возведения сильно усложнились, появились новые участники. При этом роль архитектора после хрущевской борьбы с «излишествами» была драматически урезана.
Еще в СССР архитекторов стали превращать в проектировщиков, находящихся в подчиненном положении по отношению к строителям. В постсоветской России статус архитектора был понижен еще сильнее. Сейчас профессия, по сути, разделилась на две: есть архитекторы, которые создают концепции и проекты, и проектировщики, выдающие подрядчикам чертежи для стройки. Уже этот разрыв программирует потерю качества: проектировщики в нем не заинтересованы.
Авторы концепции инженерно-экономической оптимизации обращают внимание и на другой момент. «Российских архитекторов не учат экономике строительства, они думают лишь о красоте здания. Это хорошо, но на практике часто имеет негативные последствия. Ведь заказчик выбирает красивую концепцию, он не оценивает бюджет вместе с архитектором и инженером. А потом в ходе работ оказывается, что себестоимость слишком высока, и заказчик начинает “резать косты”. Например, переходит на более дешевые материалы. В итоге красоты не остается, но и экономичности не появляется, потому что слишком поздно, — объясняет руководитель проектно-строительной группы компаний “Проект 21” Анести Ксинопуло. — Идеальное решение — повысить статус архитектора, чтобы он отвечал как за фасад, так и за деньги и строительную реализацию. Но это радикальное изменение современной модели. В концепции инженерно-экономической оптимизации мы предлагаем более простое решение — привлечение разнообразной инженерной экспертизы под руководством архитектора еще на стадии концепции, а потом и при согласовании с городом. Наш опыт показывает: только за счет оптимальных инженерных решений можно серьезно уменьшить стоимость строительства без снижения качества и замены материалов».
«Проект 21» поясняет свою идею на двух кейсах. К сочинской Олимпиаде в Дагомысе был спроектирован комплекс со сложной бионической архитектурой в стиле Захи Хадид. Привлеченный генподрядчик изначально оценил реализацию проекта в криволинейных железобетонных формах с использованием хорошей опалубки. Это было логичное, но дорогое решение. «Проект 21», собрав вместе архитекторов и конструкторов, разработал проект с прямоугольными колоннами и пилонами. Необходимость в криволинейном железобетоне отпала, а бионическую форму получили с помощью обработки газобетонных блоков внешних стен. В итоге бюджет без потери качества и замены материалов сократился на 30%.
Другой пример — известное столичное здание «Интеллект Телеком», получившее ряд архитектурных премий. Специалисты по фасадам рассчитали, что для реализации оригинальной идеи нужно произвести кассеты 15 различных типоразмеров, а это дорого и долго. После трех недель работы архитекторов с конструктором от производства «Проекту 21» удалось довести количество типоразмеров до пяти. Экономия на фасаде составила 25% при сохранении исходной идеи и запланированных материалов.
Заметим, что инженерно-экономическая оптимизация особенно необходима именно в российских условиях, когда архитектор не несет ответственности за бюджет и результат. Европейская традиция основана на другой модели. «В Европе стройка — это всегда конкуренция между участниками процесса. В ней есть определенные правила, и игроки имеют четкие роли, — рассказывал несколько лет назад архитектор и первый издатель журнала “Проект Россия” Барт Голдхорн. — Заказчик хочет получить объект высокого качества за минимальные деньги. Подрядчик, наоборот, стремится заработать больше денег, невзирая на качество. В европейской практике архитектор как профессиональный агент выступает на стороне заказчика, отстаивая качество. В борьбе внутри треугольника “заказчик — архитектор — подрядчик” и находится оптимальное сочетание цены и качества».
На выставке «АрхМосква» впервые в столице был представлен новый мастер-план Казани. Таким документом сегодня не удивишь: они разработаны для городов Дальнего Востока и Арктики, на очереди еще 200 мастер-планов, которые должны быть сделаны по поручению президента. Но казанский — это, без натяжки, революционная для России работа.
Во-первых, мастер-план предполагал большую научную работу. Ее основой стала территориально-коммуникационная модель Олега Баевского, созданная, в свою очередь, на базе каркасно-тканевой теории известного советского градостроителя Алексея Гутнова. Например, для каждого из районов были определены число жителей, количество рабочих мест, коэффициенты связности. Исходя из этого, для каждого из районов были рассчитаны допустимые уровни застройки жилья и мест приложения труда, а также составлена сбалансированная транспортная схема.
Во-вторых, мастер-план Казани не зажат границами города, а рассматривает всю казанскую агломерацию, включая пять районов республики. Это должно дать новое качество развитию региона. В частности, становятся возможными межрегиональные транспортные проекты — создание выделенных полос для общественного транспорта на вылетных магистралях. Кроме того, новый мастер-план ограничивает строительство многоэтажных «человейников» на периферии. Уже на стадии подготовки документа предполагаемые объемы строительства на окраинах города и прилегающих к ним территориях были сокращены вдвое. Так, в районе Лашево был запланирован комплекс на 400 тыс. человек, но, поскольку «территория объем не тянет», от многоэтажной застройки отказались в пользу коттеджей.
Казанский мастер-план не остался стратегическим документом, описывающим цели и приоритеты, — он детализирован до градостроительных планов земельных участков. Предлагаемые меры сразу же стали применяться на практике
В-третьих, в рамках создания мастер-плана были проведены стратегические сессии с жителями. Понятно, что процесс городского планирования не может быть бесконфликтным; достичь консенсуса невозможно уже в силу того, что социальный портрет очень пестр. Но в Татарстане пошли не только на разработку мастер-плана, но и на его обсуждение. Что контрастирует с ситуацией в Москве, где город развивается без генплана и мастер-плана на основе адресных инвестиционных программ, а общественные слушания отменены.
В-четвертых, казанский мастер-план не остался стратегическим документом, описывающим цели и приоритеты, — он детализирован до градостроительных планов земельных участков. Это потребовало огромной предварительной работы, для создания мастер-плана был организован специализированный Институт пространственного развития Татарстана, который возглавил приглашенный замдиректора столичного НИИПИ Генплана. Однако предлагаемые меры сразу же стали применяться на практике.
Документ, утвержденный постановлением кабинета министров Татарстана, задает развитие казанской агломерации до 2050 года. Если властям республики удастся удержать заданные мастер-планом ориентиры, это будет крайне интересный проект гармонизации городского развития.