«Сильно напоминает рейдерский захват»

— Минуло четыре недели с момента санкционирования «Роснефти» и «ЛУКойла». Есть ли признаки сокращения морского экспорта нефти? Есть ли признаки замещения поставок в Индию другими направлениями — Китаем, Турцией и другими? Как будут развиваться события дальше?

Алексей Белогорьев: До 21 ноября оставалась возможность для безболезненного завершения ранее начатых поставок, поэтому первый месяц как раз наименее показательный. Отгрузки из российских портов в первой половине ноября были все еще относительно стабильны, на уровне около 3,4 миллиона баррелей в сутки, но набирала обороты проблема с разгрузками. В итоге пока продолжается затоваривание — резко, до 48 миллионов баррелей, по оценке Kpler, вырос объем нефти, хранящийся на танкерах. Это дополнительно увеличивает дисконты.

Если индийские НПЗ всерьез и надолго начнут сокращать закупки российской нефти, а это вполне возможный сценарий, то найти альтернативные рынки сбыта будет сложно. Какую-то часть может принять Китай, хотя его импортеры тоже опасаются вторичных санкций, особенно крупные госкомпании. Но в любом случае из примерно 1,8 миллиона баррелей в сутки, которые оказались в зоне риска, Китай если и примет, то от силы треть, и то будет жестко торговаться по цене.

Но пока в базовых сценариях большинство экспертов сходится на том, что в течение трех-четырех месяцев основной объем физических поставок будет восстановлен.

— Чем объясняются текущие расширенные дисконты на российскую нефть? В какой мере сыграл санкционный фактор?

Алексей Белогорьев: Это неизбежное следствие ограничений против «Роснефти» и «ЛУКойла». Нужно время, обычно несколько месяцев, чтобы выстроить новые цепочки поставок и успокоить покупателей и контрагентов. Все это мы уже наблюдали после введения аналогичных санкций против «Газпром нефти» и «Сургутнефтегаза» в январе нынешнего года. Механика сейчас та же самая, только масштаб намного больше.

При прочих равных к весне дисконты должны существенно снизиться. Хотя все равно их средний уровень в 2026 году, видимо, будет выше, чем в 2025-м, несмотря на общее снижение мировых цен на нефть. Если за январь‒октябрь 2025 года среднегодовая цена Urals, согласно Минэкономики России, составила 58,3 доллара за баррель, то для 2026 года стоит рассчитывать примерно на 48‒50 долларов, а по более пессимистичным оценкам, даже ближе к 45.

Основным фактором неопределенности остается глубина падения индийского импорта. Пока индийские НПЗ, кроме аффилированной с «Роснефтью» компании Nayara Energy, активно переключаются на поставки нефти из стран Персидского залива. Но, строго говоря, это пока еще ни о чем не говорит: возможно, они лишь пережидают момент, пока утрясутся новые, не подпадающие под санкции цепочки поставок более дешевой российской нефти. При этом часть торговли с Индией все равно уйдет в «серую» зону из-за вводимого с 21 января запрета ЕС на импорт нефтепродуктов, произведенных из российской нефти.

Сергей Кауфман: На данный момент дисконты стали неоднородными. В отдельных партиях дисконт может доходить до 20‒25 долларов за баррель, хотя средний дисконт пока держится в диапазоне 15-20. Рекордных дисконтов мы не ожидаем, так как при стоимости Brent в диапазоне 60‒65 долларов это означало бы практически обнуление рентабельности экспорта для российских нефтяников. Базово ожидаем постепенной адаптации рынка к новым санкциям и нормализации дисконта у отметок 13‒15 долларов за баррель.

— Могут ли дисконты выйти на максимумы апреля 2022-го и января 2023 года — 40 долларов за баррель?

А. Б.: Для этого как минимум цена Brent должна вернуться к 105 долларам за баррель, как было в апреле 2022 года, или хотя бы до 83 долларов, как в начале 2023-го. Пока же для первого полугодия 2026 года ожидается, что Brent будет стоить ближе к 60 долларам. Поэтому, хотя оценки разнятся, средний дисконт в ближайшие месяцы вряд ли превысит 18‒20 долларов за баррель при среднегодовом за 2025 года значении около 11‒12 долларов. Если текущий дисконт (разница между ценой в порту отправления и в порту получателя) достигает 30 процентов и даже чуть больше, то к весне он, скорее всего, опустится ближе к 20 процентам, что, конечно, все равно много.

— Среди претендентов на зарубежные активы «ЛУКойла» западные СМИ называли американский инвестиционный дом Carlyle, нефтяных мейджоров из США Chevron и ExxonMobil, а также национальную энергетическую компанию из ОАЭ ADNOC. Кто из претендентов имеет, по-вашему, больше шансов? Дело идет к продаже активов по частям?

А. Б.: Думаю, на столе остаются разные варианты, но я бы не очень доверял утечкам в СМИ. На ядро активов, прежде всего по добыче нефти, скорее всего будет претендовать один покупатель. Но условно периферийные активы, вроде добычи газа в Узбекистане или сетей АЗС, могут быть выкуплены национальными или региональным игроками. Наиболее неопределенной, на мой взгляд, остается судьба европейских НПЗ. Пожалуй, только Carlyle, наверное, могла бы купить все активы целиком, но не для себя, а с целью последующей более выгодной перепродажи.

Логичным выглядит также интерес со стороны Chevron: компания уже работает в целом ряде регионов присутствия «ЛУКойла» и весьма активна на рынке слияний и поглощений. Но она только совсем недавно, летом 2025 года, закрыла огромную (с учетом долга почти на 60 миллиардов долларов) сделку по поглощению крупного американского производителя Hess. И готова ли она ввязываться в новую большую сделку, непонятно.

Если основными покупателями выступят в итоге американские компании, а им, конечно, проще всего получить требуемое согласие минфина США, все это, конечно, будет напоминать рейдерский захват с использованием санкций лишь как предлога для снижения цен на активы.

С. К.: Сейчас наиболее вероятными покупателями выглядят американские мейджоры, так как минфин США явно заинтересован в том, чтобы американские компании выиграли от текущей ситуации. «ЛУКойл» хотел бы продать основную часть активов единым пакетом, но некоторые небольшие проекты, вероятно, придется продавать отдельно.

— Прокомментируйте подробнее ситуацию с активами «ЛУКойла» в Азербайджане, Казахстане, Узбекистане, Болгарии и Ираке. Какие могут здесь возникнуть коллизии?

А. Б.: По всем им, кроме, вероятно, доли в КТК, идут переговоры. Хотя доли «ЛУКойла» в Тенгизе (5 процентов) и Карачаганаке (13,5 процента) пока выведены из-под санкций специальной лицензией, в их покупке вроде бы заинтересованы ExxonMobil и Chevron. Так же как и в покупке крупной доли «ЛУКойла» в азербайджанском Шах-Денизе (19,99 процента, вторая по величине после BP). По остальным казахстанским активам ведет переговоры «КазМунайГаз», у него с «ЛУКойлом» есть, прежде всего, два перспективных СП «Каламкас-море — Хазар» (50 процентов) и «Аль-Фараби Operating» (49,99 процента). Но в целом власти Казахстана вовсе не рады вынужденному исходу «ЛУКойла», как и власти Узбекистана. В Азербайджане, кажется, к этому относятся безразлично.

В Узбекистане «ЛУКойл» является оператором двух крупных газодобывающих активов: группы месторождений Кандым — Хаузак — Шады и блока Юго-Западный Гиссар. Они вместе обеспечивают более 20 процентов добычи газа в стране, при том что добыча быстро падает. «ЛУКойл» также контролирует один из крупнейших в Центральной Азии газоперерабатывающих заводов в Кандыме. Эти активы завязаны почти исключительно на газ и при этом работают на внутренний рынок Узбекистана, поэтому сильно выбиваются из общего портфеля «ЛУКойла» и, скорее всего, будут продаваться отдельно. Вроде бы больше всего ими интересуется ADNOС. Это вполне логично, учитывая, что эмиратский фонд Mubadala уже инвестирует в газовые электростанции и инфраструктуру Узбекистана.

Для НПЗ в Бургасе и других активов «ЛУКойла» власти Болгарии, несмотря на внутриполитический конфликт, ввели с 17 ноября внешнее управление, специальным коммерческим управляющим активами стал исполнительный директор Национального агентства по доходам Румен Спецов. Кроме того, они добились отдельного исключения со стороны минфина США на продолжение операционной деятельности до 29 апреля 2026 года. Предположительно болгарские активы войдут в общую пакетную сделку по продаже европейских НПЗ и сетей АЗС.

В Ираке «ЛУКойл» объявил форс-мажор по ключевому добычному проекту «Западная Курна — 2», из-за чего власти уже приостановили все выплаты по контракту на разработку месторождения. Пока Ирак добивается от США полугодовой отсрочки по санкциям. Если «ЛУКойл» будет продавать свои активы единым пакетом, то иранские проекты — наиболее ценная их часть и наиболее значимая для мирового рынка нефти.

— Будет ли «Роснефть» продавать свои зарубежные активы в ФРГ, Индии и Египте?

А. Б.: В отличие от «ЛУКойла» у «Роснефти» практически нет контрольных долей в зарубежных активах. Даже в наиболее значимом из них, индийской нефтеперерабатывающей компании Nayara Energy, у нее 49,13 процента. Учитывая, что Nayara Energy уже находится под санкциями ЕС, Великобритании и США, выход из нее «Роснефти» выглядит маловероятным. Напротив, это участие гарантирует сохранение заметной части поставок российской нефти в Индию.

В египетском газовом проекте Zohr у «Роснефти» 30 процентов. О том, планирует ли компания что-либо делать с этой долей, пока ничего неизвестно. Власти Египта, как и Индии, вряд ли будут настаивать на продаже.

Немецкие НПЗ PCK Raffinerie, MiRO и Bayernoil с 2022 года находятся под внешним государственным управлением. Поэтому от «Роснефти» в данном случае уже мало что зависит. Как и НПЗ в Бургасе, OFAC выдала для них временную генеральную лицензию до 29 апреля 2026 года. Но введение санкций США, конечно, повышает риск национализации, которая обсуждается все эти годы. Хотя пока власти Германии по-прежнему опасаются к ней прибегать.

— Известно что-либо о намерениях индийских акционеров в «Ванкорнефти» и «Сахалине-1»? Насколько велик риск вторичных санкций для них, если они останутся в проектах «Роснефти»?

А. Б.: Насколько известно, они намерены остаться. Основная проблема в том, что будет невозможно вывести дивиденды. Предполагаемый выход — они будут реинвестировать их внутри России. Что касается риска вторичных санкций от владения долей в России, то есть наглядный пример японских компаний Mitsui и JOGMEC, по-прежнему владеющих вместе 10 процентами в «Арктик СПГ — 2», несмотря на то что последний обложен всеми возможными санкциями США.

— Можно ли ожидать выхода BP и катарского фонда QIA из капитала «Роснефти»? Если да, как это будет происходить? Кто может выступить покупателем?

А. Б.: Маловероятно. BP еще с 2022 года намеревается выйти, но условия выхода настолько невыгодные и сложные для нее, что проще уже пересидеть и дождаться снятия санкций, чем что-либо делать сейчас. Строго говоря, блокирующие санкции США мало что в положении BP меняют: дивиденды она не могла вывести и раньше. Выход QIA теоретически возможен, но опять же прямую связь с санкциями США здесь, на мой взгляд, проводить не стоит.

С. К.: Выхода катарского фонда из «Роснефти» не ожидаем. BP уже давно перестала консолидировать результаты «Роснефти» в своей отчетности, однако продать долю в российском нефтянике у BP пока не получилось. Полагаем, что BP сделает это при первой возможности, но отдавать долю за бесценок не будет даже в текущих условиях.

— И напоследок вопрос про ситуацию вокруг сербской NIS. США окончательно выдавливают российские компании из капитала сербской национальной энергокомпании?

А. Б.: Трамп унаследовал санкции против «Газпром нефти» от Байдена и в течение примерно девяти месяцев, до 9 октября, тормозил их неизбежное распространение на NIS в рамках своей общей политики в отношении России. Отказ от этого послабления непосредственно предшествовал введению блокирующих санкций против «Роснефти» и «ЛУКойла», так что это взаимосвязанные решения.

Но для США выход «Газпром нефти» и «Газпрома» из NIS важен не столько в качестве меры воздействия на российскую экономику (оно как раз минимально), а с точки зрения ослабления геополитической позиции России в Сербии и в целом на Балканах. NIS, пожалуй, наиболее важный, можно сказать системообразующий, российский экономический актив в Сербии, и его потеря, как и возможный запрет на транзит российского газа и вынужденная продажа болгарских и румынских активов «ЛУКойла», негативно скажется на возможностях России проводить эффективную экономическую и внешнюю политику в этом регионе. Мне кажется, это основная причина, почему к NIS приковано столь непропорционально большое внимание.