Мы попали в замкнутый цикл ухудшения параметров экономического развития. Ведущие российские экономисты предупреждают: без повышения качества экономического роста мы можем скатиться в стагнацию, и это далеко не единственный вызов
Самые острые вопросы, стоящие перед российской экономикой, обсуждались на Конференции по макроэкономическому и макроструктурному анализу и прогнозированию, прошедшей в Российской академии наук и посвященной 90-летию академиков Виктора Ивантера и Юрия Яременко.
Для начала — общая характеристика. Что представляет собой наша экономика сейчас? В своем докладе «О сбалансированности многоуровневой экономики» ведущий научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН, главный экономист ВЭБ РФ Андрей Клепач рассказал, что топливно-энергетический комплекс сейчас, как и в советское время, выполняет не только традиционную функцию поставки энергии, но и структурную, балансирующую функцию.
Что касается более сложных отраслей, известно, что за 1990-е и начало 2000-х мы потеряли не только ВПК, но и значительную часть того, что по международной классификации относится к высоко- и среднетехнологичным производствам или даже к наукоемкому сектору в целом, за исключением финансов, где мы сильно рванули вперед. Да, последние семь-восемь лет доля наукоемкого сектора растет. Сейчас, по данным Росстата, она составляет 22%, а если брать базовую материальную часть, то где-то 12%. Но это все еще существенно ниже, чем в США и Европе: там за 30% с лишним.
Отказ от обработки стал следствием мнения, что наши производства настолько неэффективны, что только уничтожают добавленную стоимость. Якобы, экспортируя сырье, мы высвободим ресурсы и получим бóльшую добавленную стоимость за счет реализации нашей природной ренты. Но жизнь показала, что мы не можем жить без собственной переработки — и не только из-за санкций и блокады. По мнению Андрея Клепача, без нее не получается ни выстроить длинные производственные цепочки, ни обеспечить нормальную занятость.
И вот сейчас на первый план выходят идеи экономического и технологического суверенитета, необходимости восстановления отсутствующих производственных цепочек. И с этим, и с импортозамещением по-прежнему сложно. В целом доля импорта во внутреннем спросе (по счету использования) составляет примерно 16%. До начала блокады и санкций было 20%. То есть некоторые подвижки идут. Однако если мы возьмем наши машиностроительные отрасли, то вся добавленная стоимость, по Росстату, где-то 1,7% ВВП (с ремонтом — 2%). При этом технологический импорт, который соотносится с машиностроением, составляет почти 4% ВВП. На НИОКР мы сейчас тратим чуть меньше 1% ВВП, а импортируем результаты НИОКР на 1,5%, с досчетом ноу-хау — до 2%. Проблема в том, что чем качественнее ресурс, тем выше его сложность и тем выше зависимость от импорта. Так что так называемый качественный переход в экономике у нас до сих пор не завершился и крайне уязвим.
Тут стоит пояснить, что в экономике качественные ресурсы — это те, для которых их качественные показатели (например, уровень очистки сырья от примесей, технологический уровень комплектующих) или уникальные свойства важнее количества. Соответственно, качественный переход в экономике — это когда предприятия перестают компенсировать нехватку какого-либо ресурса большим количеством аналога более низкого качества, а для повышения эффективности своей работы приобретают более качественное сырье или комплектующие. Напомним, значительная часть комплектующих, катализаторов, качественного сырья и т. д. для производства «отечественных» качественных ресурсов до сих пор поступает из-за рубежа.
С импортозамещением и восстановлением обработки связан еще один вызов, который стоит перед нашей экономикой. Речь идет о структуре занятости, а точнее, о соотношении качественной и некачественной рабочей силы. Главный экономист ВЭБ РФ считает, что от экономики низких зарплат мы должны переходить к экономике высоких зарплат. В то же время политика ЦБ, по его мнению, не приспособлена и не готова к тому, что доходы населения будут расти, а экономика — развиваться. В условиях стагнации экономики или доходов населения ЦБ может балансировать и с переменным успехом давить инфляцию, но в периоды роста эта система не работает.
При этом у населения останется огромный навес сбережений, который сейчас не может реализоваться на потребительском рынке из-за высоких процентных ставок. Его нужно будет как-то «распустить», не создав проблем в экономике. Возможно, нужна новая модель жилищной политики — обеспеченность жильем у нас ниже, чем в Китае, — и/или создание массового производства отечественных потребительских товаров длительного пользования (о вариантах новой жилищной политики см. «От ипотеки — к новой модели рынка», «Монокль» № 41 за 2025 год).
Андрей Клепач предупреждает: когда бюджетный импульс иссякнет или сократится, есть шанс войти в стагнацию формата 2014‒2020 годов (напомним, средние темпы роста ВВП в этот период составляли 0,4% в год), и это вполне вероятный сценарий даже при ослаблении санкций, если не будет меняться макроэкономическая политика.
С этим тесно связан вопрос качества экономического роста, который в своем докладе «Качество роста в современной российской экономике» рассмотрел член-корреспондент РАН, директор ИНП РАН Александр Широв. Он рассказал, что главным приоритетом для нас сейчас является обеспечение национальной безопасности, а значит, военно-промышленный комплекс. Следующий по приоритетности — ТЭК, и хотя он больше не драйвер экономического роста, институциональная поддержка ему обеспечена. Третий приоритет ― научно-технологическое развитие. Проблема в том, что даже на этот довольно высокий приоритет третьего порядка средств уже не хватает.
Ведущий научный сотрудник ИНП РАН, главный экономист ВЭБ РФ Андрей Клепач: огромный навес сбережений населения нужно будет как-то «распустить», не создав проблем в экономике. Возможно, нужна новая модель жилищной политики и/или создание массового производства отечественных потребительских товаров длительного пользования
Конечно, у нас есть дешевая и доступная энергия, у нас есть сырье, у нас есть строительные мощности, которые возникли благодаря ряду крупных проектов (Олимпиада в Сочи, саммит АТЭС, строительство трубопроводной системы и т. д.). У нас также есть важнейший ресурс — емкость внутреннего рынка, существенно бóльшая, чем у многих стран, которые нас окружают.
Однако все перечисленное — это массовые ресурсы. А с учетом ограничений на качественные ресурсы, которое мы сейчас получили из-за санкций, мы попадаем в замкнутый цикл ухудшения параметров экономического развития. Вот как это работает: экономика растет, значит, в ней производится больше товаров. Для производства большего количества товаров, если рост экстенсивный, требуется большее количество массовых ресурсов. Для удовлетворения выросшего спроса на эти массовые/первичные ресурсы требуется инвестировать в производство этих ресурсов. Такие инвестиции очень капиталоемкие, и они так или иначе начинают приводить к росту издержек на производство. Соответственно, если в экономике не происходят технологические сдвиги, мы получаем устойчивое снижение темпов роста и его качества.
Если посмотреть на долю затрат на первичные ресурсы в структуре выпуска всей российской экономики в текущих ценах, мы увидим, что никакого существенного ее снижения не происходит. Снижение означало бы, что мы либо переходим на более качественные ресурсы, либо более эффективно используем массовые — и то и другое подразумевало бы повышение качества роста экономики. Если же посмотреть на динамику в постоянных ценах, станет ясно, что небольшое снижение затрат на первичные ресурсы все-таки происходило, а значит, эффективность российской экономики повышалась, но слишком медленно.
Что касается доли качественной компоненты в росте ВВП (уменьшение использования первичных ресурсов), то в период с 2013 по 2024 год она составляла примерно 10%. Это не много. В развитых странах в периоды активного экономического роста она могла быть и 20, и 30%. По оценкам ИНП РАН, устойчивое развитие нашей экономики достигается при вкладе качественной компоненты в динамику экономического роста в размере не менее 20%.
Интересно также посмотреть на отраслевые мультипликаторы. Нас в первую очередь интересует мультипликатор, характеризующий, насколько увеличивается ВВП при росте объема производства на один рубль. В период с 2011 по 2021 год по большинству отраслей мы видим постепенное снижение этого показателя, а с 2022-го начинается рост. Причем наиболее серьезно мультипликаторы выросли в таких видах деятельности, как производство компьютерного, электронного и оптического оборудования и готовых металлических изделий, то есть в секторах, связанных с ВПК, где с 2022 года увеличилась сложность экономики и отраслевых взаимодействий, а импортная компонента в промежуточном потреблении упала практически до нуля.
Важно отметить, что, несмотря на разнонаправленные процессы в нашей экономике, в том числе кризисы, в период до 2021 года, сложность межотраслевых взаимодействий снижалась. Напомним, чем сложнее экономика, чем сложнее межотраслевые взаимодействия, тем сильнее в ней мультипликативные эффекты и тем к более высокому росту в смежных отраслях (и, как результат, к большему росту всей экономики) приводит рост в отдельном сегменте.
В заключение своего доклада Александр Широв сделал вывод, что приоритет роста экономики нужно срочно поднимать. Если этого не сделать, то ни бюджетные проблемы, ни проблемы в денежно-кредитной политике никаким образом не решатся. При этом отсутствие структурных сдвигов в экономике ведет к стагнации качественных компонентов роста. А если следующим приоритетом за экономическим ростом не будет приоритет его качества, то мы попадем в ситуацию долгосрочной экономической стагнации. Повышение сложности экономики — это путь, который мы обязательно должны пройти.
И тут мы сталкиваемся еще с одним вызовом. Для повышения сложности экономики требуется повышать качество рабочей силы или, иначе, человеческого капитала. Причем делать это придется в весьма сложных демографических условиях. Как раз об этом был доклад «Моделирование демографической динамики и демографического потенциала» члена-корреспондента РАН, директора Центрального экономико-математического института РАН Альберта Бахтизина.
Этот вопрос несколько сложнее, чем кажется на первый взгляд, так как долгосрочные демографические процессы в XXI веке стали характеризоваться резкими нелинейными колебаниями ключевых показателей ― коэффициента рождаемости, уровня продолжительности жизни и так далее. Например, в Южной Корее, невзирая на стабильность почти всех экономических показателей, суммарный коэффициент рождаемости (СКР) снизился с 1,2 в 2015 году до 0,72 в 2024-м. В Китае после отмены политики «одна семья —один ребенок» СКР не только не увеличился, но и снизился — с 1,7 в 2017 году до 1,0 в 2024-м. В России СКР сначала вырос с 1,3 в 2005 году до 1,79 в 2015-м, а потом снова упал — до 1,4 к 2024 году. Напомним, считается, что для стабильного воспроизводства этот показатель должен быть равен 2,1.
Александр Широв, директор ИНП РАН: приоритет роста экономики нужно срочно поднимать, так как, если этого не сделать, ни бюджетные проблемы, ни проблемы в денежно-кредитной политике никаким образом не решатся
Анализ Альберта Бахтизина показал, что, при всей инерционности демографических показателей, память механизма воспроизводства социума сохраняется всего два года. В среднем по миру, в том числе в России, устойчивость снижается на пятый год. На седьмой год она исчезает уже для всех стран. Из этого ученый делает вывод: несмотря на то что большинство демографов хорошо представляют причинно-следственные связи внутри краткосрочных периодов, разобраться в долгосрочных тенденциях становится большой проблемой. Мир меняется быстрее, чем аналитический инструментарий в этой области.
Но хотя точные долгосрочные прогнозы построить вряд ли получится, тенденция к старению населения все равно очевидна, а это означает снижение потребительской активности, рост нагрузки на системы пенсионного и социального страхования, медицинского обслуживания, увеличение доли неработающих, увеличение налогообложения работающих, потенциальное сокращение ВВП и т. д.
Если опираться на прогнозы ООН и Росстата, то достижение целевых показателей СКР для России (обозначенных в майских указах президента) — 1,6 к 2030 году и 1,8 к 2036 году — совершенно нереалистично. По прогнозу ООН, Россия не достигнет 1,8 до конца века, а Росстат видит показатель близкий к 1,8 только в рамках «высокого» варианта и только к 2046 году.
На этом фоне государственные меры по повышению рождаемости превращаются из просто нужных в абсолютно необходимые. По оценке Альберта Бахтизина, для достижения СКР 1,8 в России к 2036 году потребуется не только закрепить действующие меры, но и усилить их.
Что касается качественного состава населения, то этот вопрос тесно связан с миграцией. Количественных данных по эффекту от мигрантов для России пока нет, но из исследований по другим странам мира следует, что мигрант без образования — это чистый ущерб, а мигрант с образованием — положительный элемент для экономического роста. Среди прибывших в Россию только 8,77% имеют высшее образование.
В заключение хочется остановиться еще на одном вопросе, который был затронут в рамках дискуссии, когда обсуждалась экономическая целесообразность внедрения технологий ИИ. Напомним, есть исследования, которые показывают, что полностью успешны лишь 5% случаев внедрения ИИ в деятельность компаний. Кроме того, практически ни одна крупная компания не раскрыла сроки окупаемости вложений во внедрение ИИ в свои бизнес-процессы.
Как отметил Александр Широв, внедрение искусственного интеллекта, цифровизации и ряда других новых технологий требует возвращения государственного научно-технологического прогнозирования. Именно оно показывает, сколько стоит внедрение тех или иных технологий и какой экономический эффект от этого мы получаем. По его мнению, задача научно-технологического прогнозирования состоит в том, чтобы из этой воронки технологических решений выбрать набор таких, которые не обрушивают экономику за счет более высокой капиталоемкости и позволяют ей нормально и устойчиво развиваться.