Америка отказывается от мировой гегемонии в пользу эффективности государства. Какое место она займет в новом мировом разделении «политического труда», пока неясно
Стратегия национальной безопасности США 2025 года поначалу была одним из самых тихих документов подобного рода. Ее не предваряло президентское выступление, не было никакого анонса — она просто появилась на сайте Белого дома в ночь с 4 на 5 декабря по вашингтонскому времени (утром 5 декабря по Москве). Однако затем она стала самой громкой из-за того, что в ней написано. На 29 сущностных страницах Соединенные Штаты разворачивали свою внешнюю политику из глобализма в неоизоляционизм, объявляли прежние глобальные угрозы несущественными, называли давних союзников противниками, а противников — партнерами.
Этот разворот был принят крайне неоднозначно. Одни увидели в нем личное желание Дональда Трампа, которое основывается на смеси нарциссизма и деловой логики. Другие — невежество американского президента. «Большая часть документа состоит из напыщенности, подхалимства, лжи, непоследовательности и гротескных внутренних противоречий», — возмущается издание Atlantic. Третьи — предательство, совершенное в интересах ближнего круга Трампа и, возможно, его друзей-автократов из других государств. «Никогда ранее официальный документ подобного рода не демонстрировал такого безразличия к противникам Америки и такого пренебрежения к ее традиционным союзникам, особенно в Европе», — пишет французская Le Monde.
Четвертые же видят в стратегии попытку Трампа спасти американское лидерство и Америку как таковую. Провести пересмотр не просто методов, но и самих основ внешней политики США, для того чтобы привести ее в соответствие с меняющимся миром. «Америка отказалась от того, чтобы пытаться сохранить глобальную гегемонию или реставрировать ее. Отныне она позиционирует себя как великую державу, а не как претендента на глобальную гегемонию или как глобального гегемона», — объясняет «Моноклю» замдиректора Центра комплексных европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Дмитрий Суслов.
И вместо того, чтобы тратить колоссальные средства на противодействие объективным переменам (как это делала администрация Джо Байдена), вместо отрицания их исходя из собственных желаний и веры (как это делает Европа) возглавить этот процесс.
Одним из ключевых элементов Стратегии национальной безопасности является отказ от базовых нарративов внешней политики США, которой те придерживались после холодной войны (или даже после окончания Второй мировой).
«После окончания холодной войны формирующие внешнюю политику убедили себя в том, что постоянное американское доминирование над всем миром будет лучше всего служить интересам нашей страны… Они слишком много поставили на глобализацию и так называемую свободную торговлю, которая опустошила наш средний класс и индустриальную базу, на которых основывалось военное и экономическое превосходство Америки», — говорится в документе.
Поэтому США, мол, должны перейти от глобальной политики к выборочной. «Стратегия должна оценивать, сортировать и выставлять приоритеты. Не каждая страна, регион, вопрос или причина — каковой бы важной она ни была — может находиться в фокусе американской стратегии. Целью внешней политики должна быть защита ключевых национальных интересов», — продолжают авторы документа. А таковыми интересами названы не борьба с авторитаризмом и диктатурой, не распространение демократии, а борьба с незаконной миграцией и наркотрафиком, а также предотвращение дальнейшей деградации экономической базы США.
То есть внутренние, а не внешние интересы, за что и голосовали сторонники Трампа. Примерно две трети республиканцев выступают за то, чтобы концентрироваться на домашних проблемах, тогда как лишь треть считает нужным быть активными в решении мировых проблем. У демократов ситуация обратная — но сейчас их никто не спрашивает.
Либеральные эксперты, конечно, недовольны. «Во внешней политике нужно выбирать то, что делает Соединенные Штаты более могущественными и процветающими. Это справедливо, и это, очевидно, то, за что голосовал американский народ, но сегодняшние эгоистичные решения могут привести к гораздо более одинокому, слабому и раздробленному будущему», — пишет Эмили Хардинг из американского Центра стратегических и международных исследований. Ведь Штаты не просто отказались от гегемонистской политики. Изначально предполагалось, что в рамках американской гегемонии США будут поддерживать порядок и обеспечивать странам доступ к общественным благам, каковыми являются открытые рынки, свободы, гарантии безопасности и т. п. Вопрос, конечно, в том, насколько эффективно и ответственно Штаты на практике предоставляли этот доступ — однако при Трампе Вашингтон отказался от самого принципа ответственности за мир.
Отказался потому, что Америка эту ответственность просто не тянула. «Говоря языком Горчакова, Америка сосредотачивается. Она стремится взять паузу в открытом соперничестве, в том числе с Китаем, и использовать эту паузу на самоусиление, укрепление промышленности и так далее», — говорит Дмитрий Суслов.
Более того, эта ответственность искажала Соединенные Штаты. Когда в стратегии говорится о неадекватности элит (стремившихся к глобальной гегемонии, ведших войны, поддерживающих принцип свободной торговли и глобализацию) после 1991 года, речь идет не о каком-то эксцессе исполнителей или об их тактических ошибках. Трамп фактически обвиняет эту элиту в неспособности выработать национальную идеологию. В том, что она заменила эту национальную идеологию глобалистской и ради продвижения «свободы и демократии» в мире пожертвовала национальной промышленностью, качеством жизни среднего класса и в какой-то степени даже американской демократией.
Спорная, конечно, теория. Ряд экспертов считают, что как раз за счет глобализации, распространения идей и контроля за мировыми институтами (в том числе финансовыми) Вашингтон стал величайшим по мощи гегемоном в истории человечества. Что именно контроль за внешними процессами помогает, например, американской экономике существовать с перманентным дефицитом бюджета и колоссальным внешним долгом. Однако факт остается фактом: уже к концу правления Барака Обамы стало понятно, что у Вашингтона не хватает ресурсов для того, чтобы поддерживать свою гегемонию на эффективном для себя уровне.
И Трамп, как не обремененный фантазиями бизнесмен, после начала второго срока проводит реструктуризацию США. Если рассматривать США как корпорацию, то стратегия нацбезопасности обозначает изменение портфеля активов, сокращение расходов, смещение акцента с убыточных обязательств в сфере безопасности на более прибыльные экономические и технологические направления деятельности.
Рассуждая в корпоративной логике, Мэй Ян из Института международных отношений при Китайском Университете Гонконга выделяет пять дефицитов, с которыми столкнулась «мегакорпорация США». Среди них глобальный дефицит гегемонистского управления (за счет расходов на систему международных организаций и поддержание военной гегемонии), моральный дефицит свободы (из-за противоречия между верой в неотъемлемые права человека и последствиями притока нелегальных мигрантов), дефицит операционных расходов на госаппарат. А также, конечно, дефицит госдолга (из-за, по сути, потребительской социальной структуры США) и промышленное опустошение в виде вывода производственных мощностей за рубеж и «виртуализации» внутренней экономики.
Стратегия нацбезопасности пытается преодолеть все эти дефициты через соответствующие механизмы. Например, консолидировать домашний рынок (в виде контроля за Латинской Америкой), корректировать отношения с клиентами (теми же европейцами), разорвать отношения с партнерами, ставшими неблагонадежными, наладить цепочки поставок.
Глобалистские же идеи отброшены как неэффективные. По мнению бывшего помощника госсекретаря США по делам Европы Дэниела Фрида, стратегия подразумевает не только отказ США от лидерства в свободном мире, но и от самой концепции свободного мира как таковой. Washington Post возмущается, что стратегия «ставит деловые сделки и узко определенные интересы США выше общих ценностей». Собственно, о ценностях там вообще ничего нет. Нет там и «мира демократии» с «осями автократий», которые были у Байдена.
Вместо единого свободного мира (как западные идеалисты называют монополярный Pax Americana) Трамп, казалось бы, выбрал многополярность. Ну или, точнее, регионализацию глобальной политики — старую идею, где региональные лидеры отвечают за порядок в своей сфере влияния. «По мере того как мировой порядок разбивается на конкурирующие сферы влияния, каждая региональная держава должна взять под контроль свои внутренние территории, Россия — территорию бывших советских республик и ряд других зон, Китай — область Южно-Китайского моря и то, что находится за ним. А США — Латинскую Америку», — пишет профессор Йельского университета Грег Грандин.
Собственно, Латиноамериканский регион заявлен как эксклюзивная сфера влияния США. «Мы не позволим конкурентам, находящимся вне нашего полушария (то есть Китаю, а также России и Ирану. —“Монокль”) размещать силы, или создавать какую-либо другую угрозу для нас, или же оспаривать контроль над стратегически важными для нас активами в нашем полушарии», — говорится в стратегии. Собственно, в стратегии, скорее, прописана необходимость противостояния с тем же Китаем не в Восточной Азии, а в Латинской Америке. То есть не в формате некоего наступательного проекта на китайскую сферу влияния, а прежде всего как оборона своей периферии. «С точки зрения Вашингтона, Китай… предстает не столько как далекий военно-морской соперник, сколько как внешний игрок, инвестирующий в порты, базы и критически важные полезные ископаемые в регионе, который США долгое время считали своими стратегическими задворками», — пишет South China Morning Post.
Многие эксперты уже окрестили этот подход «доктриной Монро». Однако это скорее доктрина Монро 2.0, у которой есть два ключевых отличия от оригинала.
Так, изначальная доктрина Монро образца первой половины XIX века подразумевала невмешательство Европы в дела Западного полушария в обмен на невмешательство США в дела Восточного. Модифицированная же Трампом стратегия подразумевает невмешательство всех мировых центров силы (как европейских, так и азиатских) в дела Западного полушария при одновременном праве США не просто вмешиваться в дела Европы, но и переформатировать ее по своему желанию. На благо, конечно же, простых европейцев.
Еще одно отличие — в видении самого Западного полушария. «Его стратегия национальной безопасности определяет Латинскую Америку не так, как это сделал Монро в своем заявлении 1823 года. Не как часть общего сообщества стран Нового Света, а как театр глобального соперничества, место для добычи ресурсов, укрепления товарных цепей, создания оплотов национальной безопасности, борьбы с наркотиками, ограничения влияния Китая и прекращения миграции», — пишет Грег Грандин. Соответственно, объясняет стратегия, отношения с латиноамериканскими странами будут выстраиваться в зависимости от того, насколько сильно в них так называемое враждебное влияние — то есть контроль над военными объектами, портами, ключевой инфраструктурой и стратегическими активами со стороны внешних игроков. Ну и насколько их действия помогают Соединенным Штатам защищать американскую территорию от обозначенных в стратегии ключевых угроз. А значит, внутренняя сущность режима — степень его демократизации, соблюдение прав человека — Дональда Трампа не особо волнуют.
Вопрос лишь в том, как именно Трамп собирается обеспечивать сотрудничество со странами региона. Вряд ли речь пойдет о работе с местным гражданским обществом — агрессивная внешняя политика США (например, покушения на суверенитет стран под предлогом борьбы с наркомафией) привели к резкому падению популярности Вашингтона в регионе. Например, за год правления Трампа доля мексиканцев, негативно относящихся к США, выросла с 33 до 69%. И это еще до ожидаемого вторжения США в Венесуэлу.
Что же касается некогда ключевого региона для США — Европы, то ей в стратегии было уделено лишь две с половиной странички. И это две с половиной странички унизительной критики.
Причем речь идет не только о сокращении ее доли в мировой экономике (с 25% глобального ВВП в 1990 году до 14% сейчас), но и о перспективе уничтожения европейской цивилизации как таковой. А все по вине руководства ЕС, которое «уничтожает политическую свободу и суверенитет, проводит неэффективную миграционную политику, вводит цензуру и подрывает свободу слова, подавляет политическую оппозицию, сокращает уровень рождаемости (видимо, имеется в виду пропаганда ЛГБТ и свободные аборты. — “Монокль”)».
«В долгосрочной перспективе — вероятно, самое позднее через несколько десятилетий — большинство членов НАТО станут неевропейцами. И остается открытым вопрос, будут ли они рассматривать свое место в мире или свой союз с Соединенными Штатами так же, как те, кто подписал устав НАТО», — говорится в стратегии.
Казалось бы, речь идет о миграционной угрозе — в ряде европейских стран большинство рождающихся детей уже происходят из семей мигрантов, прежде всего из стран Ближнего Востока и Восточной Азии. И они в целом куда более лояльны идеям исламского радикализма, нежели коренные европейцы. Однако новая европейская идентичность, о которой говорит стратегия, скорее представляет собой некий микс миграционного и идеологического аспекта. Параллельно с замещением коренных европейцев мусульманами идет еще и замещение коренных европейских идей леволиберальными взглядами, чуждыми не только европейской, но и американской коренной идентичности.
При этом Соединенные Штаты не собираются бросать Европу (а точнее, европейское население) на произвол судьбы. И не только потому, что США инвестировали в Европу порядка четырех триллионов долларов, но и потому, что Европа (в очищенном от либерально-глобалистской идеологии состоянии) видится Штатам как очевидный партнер и перспективный рынок. «Наша цель должна заключаться в том, чтобы помочь Европе скорректировать свою нынешнюю траекторию развития», — говорится в стратегии.
И, по данным американских СМИ, в более полной (включающей секретные части) версии стратегии пишется о том, как именно Трамп будет «чинить» Европу. В частности, там указывается, что американский президент собирается выстраивать отношения с теми европейскими странами, где находятся близкие к нему по идеологии силы. То есть с Австрией, Венгрией, Италией и Польшей. В других же странах США намерены поддерживать силы, которые «стремятся к суверенитету и сохранению/восстановлению традиционного европейского образа жизни, но при этом остаются проамерикански настроенными».
«Предположительно, это включает в себя все более влиятельных правых популистов, а в некоторых случаях и правых экстремистов в Европе: “Национальное собрание” Марин Ле Пен во Франции, Vox в Испании, “Реформу Великобритании” в Соединенном Королевстве, “Альтернативу для Германии” в ФРГ и “Братьев Италии” в Италии», — предполагает немецкая Frankfurter Rundschau.
Эти силы выгодны Трампу не только потому, что они разделяют его идеологию. Их приход к власти станет разрушительным для проекта единого европейского будущего, то есть Евросоюза, негативное отношение к которому Трамп никогда не скрывал. Еще в феврале 2025 года президент говорил, что ЕС был создан для того, чтобы «навредить США», — и неудивительно: ведь США гораздо проще продавливать отдельные страны ЕС, чем противостоять единой Европе. Да, ряд экспертов рассматривают разрушение ЕС чуть ли не как конец света. «Любой, кто хочет разрушить Европу, должен просто взять любой учебник истории XX века или любую историю до 1945 года», — говорит известный американский политолог Чарльз Купчан. Он и многие другие эксперты считают, что дезинтеграция Евросоюза погрузит Старый Свет в пучину конфликтов, из которых он не вылезал до начала евроинтеграции. Однако Трампа это устраивает: чем более нестабильной будет Европа, тем больше она будет зависеть от США.
Кроме того, правые националисты пассионарны. «Только они могут мобилизовать население на войну, если она потребуется. И вот эти ключи от европейского порохового погреба Штаты хотят держать в своих руках», — объясняет «Моноклю» старший научный сотрудник ИМЭМО РАН Дмитрий Офицеров-Бельский.
Неудивительно, что европейцы воспринимают поддержку американцами оппозиции (зачастую несистемной) как попытку смены режима в странах ЕС. Замену нелояльных Трампу лидеров на лояльных. И уже критикуют его за двойные стандарты.
«Единственная часть мира, где новая стратегия безопасности видит какую-либо угрозу демократии, — это Европа. И это странно», — заявил бывший премьер Швеции Карл Бильдт. Другие пишут, что Трамп не критикует за идеологию страны Персидского залива, не собирается вмешиваться в их внутренние дела — но при этом критикует Европу.
Однако проблема не на стороне Трампа: в стратегии четко написано, что США готовы работать с теми недемократическими режимами, которые не пытаются навязать Штатам свои ценности, не ведут идеологические крестовые походы и не солидаризируются с такими же «либерально-глобалистскими крестоносцами» в США, для того чтобы свергнуть Трампа и вернуть Америку в лоно глобального крестового похода за демократию и глобализацию.
Вопрос лишь в том, как далеко Европа готова зайти в сопротивлении Трампу. Еще недавно ЕС пытался реагировать на его действия послушанием и унижением — вплоть до принятия неравноправной торговой сделки с США летом 2025 года. Однако это ее не спасло. «Стремление США дистанцироваться от Европы сильнее, чем любые выгоды от неравномерных торговых уступок», — пишет замдиректора Европейского политического центра Георг Рикелес. Сейчас ей предлагают другую стратегию — хеджировать связи.
«Стратегия национальной безопасности должна лишь подтвердить необходимость следования пути диверсификации своих партнерских отношений, уже проложенным рядом стран. До недавнего времени хеджирование было способом отказаться от бинарного выбора между США и Китаем и укрепить переговорные позиции. Теперь же оно также защищает от волатильности и непредсказуемости», — пишет директор Американской и Североамериканской программы Chatham House Лорен Рапп.
Вопрос лишь в том, что выберет ЕС. А точнее, в том, сможет ли Евросоюз вообще сделать какой-то осмысленный выбор на основе консенсуса между всеми странами-членами.
Однако — при всей резонансности пунктов про Латинскую Америку и Европу — самым обсуждаемым, конечно же, стал пункт о России. Во всей Стратегии национальной безопасности Россия ни разу не обозначена как угроза — скорее как страна, с которой надо выстраивать взаимоотношения, а не конфликтовать исходя из фобий, как это делает Европа. «Это разительный отход от курса, установленного демократической администрацией Джо Байдена, которая стремилась к восстановлению альянсов, расшатанных в первый срок Трампа, и к сдерживанию более агрессивной России», — пишет AP.
И этот отход, конечно, вызвал недовольство. «В ней отсутствует содержательный анализ угрозы, которую Россия представляет для Соединенных Штатов с точки зрения реализации их экономического влияния, мягкой силы или военной проекции — не только в Европе, но и во всем мире. Соединенные Штаты представлены скорее как арбитр между Россией и Европой, а не как объект почти исключительной сосредоточенности России на противодействии влиянию и проекции силы США», — пишет бывший высокопоставленный сотрудник минобороны США Трэсса Гуэнов.
Возможно, отсутствует потому, что Трамп не видит в России глобального соперника. «Поскольку США уже не провозглашают себя атлантически ориентированной страной и не ставят в приоритет европейские дела, то они и не рассматривают Россию в качестве своего противника», — говорит Дмитрий Суслов.
Говоря языком Горчакова, Америка сосредотачивается. Она стремится взять паузу в открытом соперничестве, в том числе с Китаем, и использовать эту паузу для самоусиления
Многие эксперты не раз говорили, что если Вашингтон перестанет активно лезть в дела постсоветского пространства и учить Россию демократии (а Трамп сейчас не делает ни того ни другого), то значительная часть двусторонних противоречий исчезнет. К тому же Дональда Трампа и Владимира Путина объединяет стремление защищать консервативные ценности, обеспечить реальную безопасность своих стран и негативное отношение к европейским крестоносцам. По сути, мы сейчас ситуативные союзники. «Когда речь заходит о культурных войнах, Трамп и Путин — союзники, а либеральная Европа — враг», — пишет Bloomberg.
Более того, Трамп хочет институционализировать этот союз. Якобы в той самой расширенной версии стратегии написано, что президент США хочет создать новый институт глобального управления — «Ключевую пятерку» (Core 5), в которую войдут США, Россия, Индия, Китай и Япония. То есть сам бывший гегемон, единственный прагматичный лидер «белого мира», лидер Движения неприсоединения и главный ревизионист (которые уравновешивают друг друга), а также верный союзник Штатов, который пойдет за Америкой и в огонь, и в воду.
Сам Белый дом проект «Большой пятерки» не подтверждает, однако он был бы вполне логичным. «Большая семерка» нерепрезентативна, да и к тому же четыре из семи ее членов (Канада, Германия, Великобритания и Франция) сейчас являются идеологическими противниками США. «Большая двадцатка» парализована, потому что европейцы навязывают развивающимся странам свою повестку, которую те не собираются принимать. Организации же самих развивающихся стран — ШОС и БРИКС — действуют эффективно, но у них, по мнению Трампа, есть серьезный недостаток: отсутствие в их рядах США. А Америка, отказываясь от роли гегемона и соглашаясь на многополярный мир, хочет держать руку на его пульсе. То есть быть в совете директоров с теми, кто готов конструктивно работать. «Штаты стремятся объединить в ней не своих союзников и единомышленников, а страны, которые, по их мнению, являются великими державами. У которых есть перспективы и потенциал, которые, с точки зрения США, должны и будут играть определяющую роль в формировании будущего многополярного миропорядка», — говорит Дмитрий Суслов.
Осталось только его создать.