Кажется, из трагедии в казанской школе торопятся сделать неправильные выводы. Стоило бы обратить внимание на то, что система диагностики психологического состояния граждан начинает работать только тогда, когда они совершают нечто ужасное
Комитет Госдумы уже на следующий день после трагедии с расстрелом в Казани одобрил решение об ужесточении правил выдачи лицензий на оружие. Ряд регионов заявил о намерении обязать школы усилить охрану. Мне кажется, это всё движение не в ту сторону, но давайте с начала.
Задам осторожный вопрос: а разве вы не знаете среди своих знакомых людей с психическими проблемами? Мало вокруг людей, которые сидят на фарме и не контролируют побочек? Мало людей, которых месяцами вытаскивали из депрессии — не той, которая про романтику, а той, которая бывает на самом деле? Мало людей, которые пугают сами себя в состоянии психозов?
Мне пришлось столкнуться однажды с ситуацией, когда бывший коллега, потерявший работу, в какой-то момент, сидя у себя дома, стал буквально терроризировать целый коллектив, к которому ранее принадлежал. Он писал им письма, полные откровенного и крайне агрессивного безумия. В периоды обострений он мог отправлять десятки писем в день, невзирая на звания, разницу в возрасте, общее прошлое. Когда это началось, люди были в шоке — и быстро поняли, что они абсолютно беззащитны. К этому человеку не приедет милиция, никто не будет его принудительно лечить. Чтобы на него обратили внимание, этот человек должен совершить преступление. У этого человека бывали периоды просветления, когда любой мог убедиться, что он полностью сохранил свои незаурядные интеллектуальные способности. Но с болезнью они справиться ему не помогали. Оставалось надеяться, что в распоряжении этого человека никогда не окажется огнестрельного оружия. Так вот — это пример человека, который уже успел предъявить свои проблемы обществу — и всё-таки общество не могло ни помочь ему, ни защититься от него. Единственное, что общество могло рекомендовать возмущённым гражданам, попавшим под раздачу безумца, — не обращать на него внимания. А ещё были люди, которые всерьёз обдумывали возможность учинить над этим человеком самосуд. В какой-нибудь деревне, возможно, так и поступили бы.
С Ильназом Галявиевым из Казани ситуация ещё более сложная — он себя в качестве потенциального пациента психиатра никак не проявлял. У него, похоже, был представительный набор известных подростковых проблем, но известно, что человека порой могут разрушать и сравнительно невинные обстоятельства. Ключевой вопрос: а можно ли выявлять людей с проблемами психического здоровья и помогать им до того, как они совершили нечто ужасное?
Проблема эта сложная. В советское время она решалась системой карательной психиатрии, машина которой хорошо описана, например, в романе Владимира Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени». Отмена принудительной психиатрии — одно из гуманистических завоеваний XX века наряду с отменой смертной казни. Ей на замену пришёл закон «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Согласно этому закону, психиатр может вмешаться только при зафиксированной попытке суицида или физической агрессии в отношении окружающих. Стоит учесть, что люди, склонные к такого рода агрессии, говорят психологи, особенно профессиональны в обосновании своих прав и наименее склонны считать себя больными.
Можно предположить, что поворот в психике молодого человека мог быть выявлен тогда, когда он учился в школе — и ему смог бы помочь школьный психолог. В институте ему теоретически мог бы помочь психолог. Известно, что ни у психологов, ни у психиатров казанский стрелок на учёте не состоял. Но даже если психологи, у каждого из которых, согласно их профессиональному выражению, есть телефон психиатра, ему рекомендовали пройти психиатрическое обследование, то это была не более чем рекомендация.
По идее, был ещё психиатр, приём у которого Галявиев проходил для получения лицензии на владение оружием, — он мог отнестись к своим обязанностям с большей ответственностью. Кажется, очевидно, что система социальной психологической и психиатрической помощи реально практически отсутствует. Тем более если говорить о качественной и доступной помощи. Для справки рекомендую узнать, сколько стоит часовой приём у хорошего детского психолога. У государства либо нет на эту систему денег, либо нет понимания проблемы. Можно, конечно, упомянуть, что духовные отцы церкви работают на том же фронте, но светское общество должно искать решение и для тех, кто в церковь не ходит.
Решение проблемы лежит также в направлении личностно-ориентированного образования, о котором много говорили в 90-е годы. В его основе работа малыми группами, что позволяет анализировать психологические предпосылки каждого учащегося, а результатам анализа — влиять на работу с ним. Такие системы в разном виде работают в скандинавских странах, Италии, Швейцарии. В эту сторону можно было бы начать двигаться. Ведь психологи в школах сейчас имеются, но они получают копейки — лишь немногие из них используют свое право регулярно проводить диагностику, право инициировать общение с родителями. В обязательном присутствии психологов в высших учебных заведениях я, признаться, вообще не уверен. О том, как проводятся осмотры у психиатра, и вовсе говорить нечего.
Ужесточение правил выдачи лицензий на оружие и охраны школ — это самое примитивное, что в этой ситуации можно начать делать для того, чтобы создать видимость бурной деятельности. Даже если бы подобный закон уже действовал, он вряд ли позволил бы предотвратить трагедию — он запрещает выдавать лицензии лицам с двумя и более погашенными судимостями, лицам, подвергнутым административному наказанию, но ничего не говорит о том, как обществу выявлять людей, нуждающихся в помощи психотерапевта, до того, как они что-либо натворили.