— стал последний в этом году номер «Эксперт-Урала». Про итоги 2021-го вы прочтете дальше. Подробно вместе с экспертами мы расскажем не только про успехи, но и про провалы промполитики, самочувствие бизнеса, осмысленность цифровизации и проблемы технологичных компаний, в целом про тенденции и черты уходящего года, например про QR-коды, разделившие общество на два лагеря.
Первым в 2022-м — здесь и сейчас — «Эксперт-Урал» предлагает поговорить про перспективы. Каким бы болезненным ни был 2021 год, ждать передышки в 2022-м не стоит. Глобальные вызовы останутся прежними — распространение коронавируса, прежде всего омикрон-штамма, адаптация российской экономики к энергопереходу (трансграничное углеродное регулирование Евросоюза приведет, по расчетам НИУ ВШЭ, к потерям от 3% до 7% российского экспорта в ЕС в 2030 — 2035 годах), отставание в развитии ключевых технологий, кадровые проблемы. Добавятся новые серьезнейшие риски — провал демографический в связи со сверхвысокой смертностью от коронавируса и провал образовательный, вызванный удаленкой.
Если мы хотим конкурировать с остальным миром, его развитой частью, нам придется диверсифицировать производственные и транспортные цепочки, попутно решая проблемы «прошлого». В их числе — низкая производительность труда, нерациональное использование ресурсов, длительный вывод продукции на рынок, высокие трансакционные издержки и сложности формирования кооперационных цепочек.
С чего мы вдруг взяли, что есть ресурсы и возможности для рывка в 2022-м, если этого рывка не произошло ранее? Нужда заставит. И в 2020-м и в 2021 году мир столкнулся с жестким ограничением передвижения товаров, услуг и людей в соответствии с эпидемиологическими требованиями. Эти разрывы заставили страны, в том числе Россию, пересмотреть приемлемый уровень открытости экономики. Итог — меры по усилению самообеспечения по ряду критических позиций, по уменьшению зависимости от внешних рынков. Никто не говорит об автаркии, но об усилении экономической безопасности говорить придется.
Про то, где мы лидеры (космос, атом и проч.), смысла рассуждать нет. Попробуем про то, где можно попытаться угнаться за лидерами. Прежде всего про передовое производство (ПП). Под ним мы понимаем создание новых материалов, изделий и процессов посредством внедрения достижений науки, техники, высокоточных и информационно-коммуникационных технологий, интегрированных с высокопроизводительной рабочей силой, инновационным бизнесом или организационными моделями. Эксперты Центра исследований структурной политики НИУ ВШЭ считают, что в передовое производство вовлечено около 60 стран мира, Россия — в группе опаздывающих. Страна существенно уступает в генерации идей и патентов в отраслях передового производства, включена в его рынки значительно меньше, неактивна в экспорте и импорте.
По данным экономистов, доля рынков ПП в мировом экспорте в 2018 году достигла 21,4%. Наиболее крупные из них — те, что ориентированы на цифровые изменения экономики и общества, а это ИКТ и электроника. На третьем месте — науки о жизни (производство лекарств, применяемых в медицине химических препаратов, инструментов и оборудования). Самые незначительные в структуре стоимости — сегменты оружия и ядерной энергетики. Их продукция часто потребляется в тех странах, где производится, соответственно, меньше участвует в международной торговле.
Россия сейчас на развилке: остаться в группе опаздывающих или присоединиться к догоняющим. Первое означает отстать, возможно, навсегда, второе — сделать рывок в направлении, которое пока развивается по инерционному пути. По такому же следуют страны, сопоставимые с РФ в доле мирового экспорта продукции передового производства (Австралия, Бразилия и Норвегия). Пример Австралии и Норвегии показывает, что развитой экономике вовсе необязательно быть лидером в передовом производстве. Но есть примеры государств, имевших на старте позиции, одинаковые с Россией, но сумевшие ее обойти (Израиль, Индия, Польша, Вьетнам).
Наибольшее число новых компаний занимается электроникой. В США, Канаде, Австралии, Израиле, Великобритании, Ирландии, Швейцарии значительная часть — в сфере биотехнологий. Россия выделяется количеством новых игроков в области робототехники, при этом масштаб использования роботов в расчете на 10 тыс. рабочих мест у нас незначительный. Единственная отрасль, где доля российских стартапов выше, чем в среднем по миру, — ядерные технологии: показатель РФ превосходит мировой в девять раз.
В том же сегменте страна лидирует в принципе, обеспечивая 16,7% мирового экспорта. Однако ни это, ни серьезное (по 1,2%) присутствие на рынках вооружений и аэрокосмической промышленности не делают РФ значимым участником торговли продукцией ПП.
Что будет завтра, зависит от всех и каждого, но в России — в большей степени от государства. По мнению ученых НИУ ВШЭ, цифровизация государства повышает эффективность господдержки и создает новую платформу для работы с бизнесом, но в этом же риски — усиления контроля: «Приоритетные в кризис меры по снижению административного давления на компании могут сойти на нет, если не отработать соответствующие механизмы и не изменить критерии оценки деятельности контрольных органов. При общем запросе на модель «ответственного государства» оно будет все больше финансировать развитие, но обратная сторона медали — иерархическая структура экономики и огосударствление отдельных секторов».
Вывод один — мы останемся в лагере отстающих, если не создадим атмосферу доверия в обществе, будем ограничивать рыночные стимулы, а крупные игроки продолжат поглощение перспективных компаний, которые в перспективе могли бы стать новыми национальными чемпионами.