Классические модели прогнозирования в текущем кризисе не работают. Чтобы начать восстановление, нужны адекватный анализ происходящих изменений и новый инструментарий с опорой на доверие бизнеса
Первый шок кризиса российская экономика формально преодолела, падение оказалось не таким жестким, как предполагалось. Ожидалось, что по итогам года ВВП просядет на 8 — 10%, сейчас прогнозы более оптимистичны. Так, по оценкам главного экономиста ВЭБ.РФ Андрея Клепача, спад может составить 3,1%. Какие факторы формируют эту статистику и каковы варианты дальнейших макроэкономических сценариев? На эти вопросы попытались найти ответы участники сессии «Регионы России: адаптация и развитие в условиях новых вызовов» конференции «Российские регионы в фокусе перемен», прошедшей недавно в Екатеринбурге*.
Главный удар санкций пришелся на российский топливно-энергический сектор, но эффект не стал моментальным. Президент Института энергетики и финансов Марсель Салихов связывает устойчивость с двумя факторами. Первый — высокая доля России на основных энергетических рынках и отсутствие в мире свободных альтернативных мощностей: «В структуре мировой торговли нефтью, газом и углем на долю России приходится от 17% до 20%. Это довольно много, что и усложняет для ЕС возможность введения эффективных ограничений». По прогнозу эксперта, влияние введенных санкций в 2022 году на нефтедобычу будет относительно ограниченным, она останется на уровне 2021 года. Проблемы российский ТЭК почувствует на горизонте 2023 — 2024 годов, уже в 2023-м добыча нефти может сократиться на 5 — 7%.
Второй фактор — своевременный разворот на Восток. Компании смогли переориентировать российскую нефть на альтернативные рынки, отмечает Марсель Салихов: «Россия предложила новым партнерам дисконт нефти Urals к Brent. И это предложение оказалось выгодным, фактически покупатели получили скидки к мировым ценам». В апреле — июле дисконт составлял 30 — 35 долларов за баррель, затем снизился до 20 — 25 долларов. Суточный объем переориентации поставок на азиатские рынки составляет примерно 1 млн баррелей. Крупнейшим покупателем стала Индия, чуть меньше поставок идет в Китай.
Нужно переходить от бравурных рапортов к честной оценке реального положения дел и необходимых действий
Но российские компании столкнулись с новыми ограничениями — эмбарго на морские поставки нефти в Европу. По оценкам Марселя Салихова, этот шок будет во многом распределен по 2023 году: «Мы связываем это с отлаженной логистикой поставок на азиатские рынки. Серьезное сокращение экспорта возможно лишь в случае дальнейшего ужесточения санкций и распространения Европой режима вторичных санкций на покупателей из третьих стран».
Перенаправление экспортных потоков в Азию в будущем приведет к заметному изменению структуры транспортировки российской нефти экспорта, полагает эксперт: «Вырастет доля отгрузок на Восток по Восточному нефтепроводу, а также в порты юга, их грузооборот продолжит расти за счет увеличения отгрузок в Индию и страны Ближнего Востока».
Еще одним способом давления на сектор стало введение потолка цен на нефть с конца 2022 года. По мнению Марселя Салихова, это не окажет сильного влияния на экспортные потоки, но увеличит дисконт российской нефти.
С гораздо большими трудностями в перенаправлении экспортных потоков после вступления в силу положений эмбарго могут столкнуться российские нефтеперерабатывающие заводы, считает Марсель Салихов: «Страны ЕС и США — крупнейшие импортеры нефтепродуктов в мире. КНР и Индия покупают сырую нефть и сами являются крупными центрами переработки нефти. Им невыгодно приобретать российские нефтепродукты». После начала действия европейских санкций экспорт нефтепродуктов из России может упасть на 30% год к году: «Наибольшие сложности возникнут с перенаправлением на другие рынки котельного топлива и мазута. Решением может быть увеличение скидок, это повысит интерес у покупателей в Африке и Азиатско-Тихоокеанском регионе. Таким образом, возможно, удастся к концу 2023 года немного нарастить среднемесячный экспорт нефтепродуктов».
Далеко не все сектора так уверенно держат удар, как нефтедобыча. В их числе — газ, вторая «нога» российской экономики. Здесь падение серьезное. По данным Газпрома, за девять месяцев экспорт трубопроводного газа в страны дальнего зарубежья сократился на 40,4% к предыдущему году, объем сокращения составляет 58,6 млрд кубометров.
— Альтернативные рынки не дают в этом сегменте возможности компенсировать потерю европейского потребителя, прежде всего потому, что они обладают гораздо меньшей рентабельностью, — отмечает Марсель Салихов. — Маржинальность поставок в ЕС в июле-августе этого года превышала 300 тыс. долларов, а рентабельность поставок в страны СНГ остается отрицательной.
В перспективе, по его мнению, наиболее вероятен полный развод России и ЕС в вопросах поставок газа. Сохранятся поставки лишь в страны Южной Европы (Венгрию, Сербию, Словакию) по Турецкому потоку.
Учитывая перспективу полного прекращения экспорта в ЕС, перед Россией появляется вызов перестройки всей инфраструктуры газовой промышленности, поиск новых альтернатив и возможностей для монетизации российского газа.
Некоторые экономисты сейчас со скепсисом смотрят на статистику Росстата, особенно годовые расчеты. По их мнению, метод не отражает реальной ситуации в экономике.
— На оценки в годовом выражении сильно влияют эффект высокой базы прошлого года из-за постпандемийного перегрева, отложенный эффект санкций и особенности формирования у компаний запасов, — считает, например, руководитель направления Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) Владимир Сальников.
Цифры ведомств и аналитиков нередко расходятся. Так, в августе Росстат заявил, что индекс промпроизводства находится на уровне 103,1%. Между тем, по оценке ЦМАКП, показатель выпуска уже тогда ушел в минус, индекс составил 98,6%. Данные другой исследовательской группы, НИУ ВШЭ, — 99,9%. По мнению Владимира Сальникова, сейчас в большинстве производств спад составляет от 5% до 20%: «Если тренд продолжится, статистика производства будет сильно негативной до второго квартала 2023 года».
Эксперт считает, что экономика сейчас только прошла стадию адаптации к шоку:
— Динамика экспорта продолжает слабо ухудшаться. И в ситуации с экспортом складывается нетипичная ситуация. При снижении физических объемов мы имеем очень мощный рост доходов из-за роста мировых цен. При этом неожиданно быстро восстанавливается импорт. Уже в ближайшее время физические объемы импорта могут выйти на уровень докризисного 2019 года.
Экономика регионов, как водится, отреагировала на внешние триггеры в силу территориальной специфики. По расчетам профессора географического факультета МГУ Натальи Зубаревич, в первом полугодии промышленное производство сократилось в половине регионов. Самый сильный спад отмечался в регионах автопрома, лесопереработки, производства минеральных удобрений, металлургии. Критична ситуация в Сахалинской области из-за ухода западных инвесторов и остановки проектов «Сахалин-1» и «Сахалин-2». На среднесрочном горизонте Наталья Зубаревич выделяет 14 регионов с максимальным риском: на Урале и в Западной Сибири «будет тяжело держать удар кризиса по причине максимальной доли металлургии в структуре промышленности Челябинской области. Оренбургская власть сильно зависима от конъюнктуры нефти, газа и металлургических рынков. На Ямале уже с июля идет резкий спад добычи газа. Постепенное падение добычи мы видим у всех компаний в ХМАО».
Проблемы региональных бюджетов, похоже, только начинаются. За первое полугодие доходы выросли на 18% к аналогичному периоду прошлого года, в итоге аналитики фиксировали профицит бюджета в подавляющем большинстве регионов. Основной вклад внес рост поступлений налога на прибыль на 22% благодаря высоким мировым ценам на сырье. Но с сентября, по словам директора Центра региональной политики РАНХиГС, директора Института реформирования общественных финансов Владимира Климанова, началось заметное сокращение поступления этого налога. При этом экономист обращает внимание на рост долговой нагрузки регионов, специфичную структуру долга:
«Федеральный центр свел практически к нулю задолженность регионов перед банками и стремительно наращивает долю бюджетных кредитов. На 1 октября на бюджетные кредиты приходилось 1 трлн 870 млрд рублей задолженности. С точки зрения сбалансированности финансовой системы такой подход вызывает вопросы».
Принципиальный вопрос — за счет каких факторов, ресурсов мы сможем обеспечить изменение архитектуры международных отношений и качественные структурные сдвиги
Бюджеты регионов до сих пор держались во многом еще и за счет высокого уровня адаптации бизнеса в этом кризисе. Разворот приходится делать быстро и сразу по нескольким направлениям, отмечает экс-генеральный директор «НПО автоматики» Андрей Мисюра: «Ломаются логистические цепочки поставок, уходят конкуренты и импортеры. Годами отстроенные каналы поставки комплектующих и продуктов больше не работают. Бизнес вынужден искать новых поставщиков».
При этом, по мнению Андрея Мисюры, меняется подход к выбору поставщиков и выстраиванию новых контактов: «Раньше предприятия покупали продукцию у тех, кто ближе, удобнее, а сейчас чаще всего ищут партнеров, у которых условия выгоднее, с кем работать эффективнее».
Конечно, компаниям хотелось бы получить прогнозы, чтобы планировать развитие в среднесрочной перспективе. Но особенность момента в том, что экономисты и аналитики не могут построить траектории развития кризиса, чтобы дать бизнесу и властям картину его течения. Для адекватных моделей развития ситуации, с одной стороны, недостаточно статистических данных, с другой — постоянно вмешиваются новые обстоятельства неэкономического характера, предвидеть которые невозможно.
— Мы сейчас находимся в поворотной точке, многие тенденции, которые мы видим, могут кардинально измениться, — отмечает Андрей Клепач. — Официально большинство экспертов склоняются к тому, что в 2023 году ВВП не вырастет, есть оценки снижения экономики на 0,9%. Но дело не в макропараметрах. Перед нами стоит принципиальный вопрос, за счет каких факторов, ресурсов мы сможем обеспечить изменение архитектуры международных отношений и качественные структурные сдвиги.
Экономисты говорят, что в условиях неопределенности единственный способ говорить про будущее — строить сценарии. И на ближайшие три года оптимистичных сценариев не просматривается. Даже если предположить, что нынешняя фаза геополитического противостояния каким-то образом закончится, давление на Российскую Федерацию останется. Так что мы должны готовиться как минимум к трем годам достаточно жестких ограничений.
Спектр сценариев широк, но все они находятся вне пределов компетенций экономистов, основополагающие факторы определяют политики и военные. При этом пришло время отказаться от некоторых традиционных представлений, считает Владимир Сальников:
— В текущей ситуации темпы роста ВВП и валовой показатель уже не должны быть первичной целью. На первый план по важности выходят внутренние изменения. Поэтому от темпов роста ВВП нужно переходить к показателям устойчивости и эффективности экономики. Вместо динамики доходов населения стоит рассматривать показатели дифференциации этих доходов, уровень бедности, медианного дохода и оплаты труда. Но главное, на мой взгляд, — следует перейти от бравурных рапортов к честной оценке реального положения дел и необходимых действий.
В отличие от предыдущих кризисов на этот раз промышленность сама по себе, за счет дозагрузки мощностей, не восстановится. По мнению Владимира Сальникова, необходимо проводить реальную структурную перестройку: «В ее основе должно быть ускоренное развитие в кооперации с дружественными иностранными партнерами собственных компетенций в секторах, обеспечивающих безопасность страны, — энергетике, транспорте, АПК, ОПК, электронике».
С уходом западных компаний ядром структурной перестройки становится поиск новых решений. Директор по экономической политике НИУ ВШЭ Юрий Симачёв полагает, что бессмысленно пытаться, как обычно, все спланировать сверху:
— Надо избавиться от иллюзий, что мы сейчас раздадим деньги компаниям, и все закрутится. Нам предстоит создать много новых направлений в экономике, на это уйдет не год и не два. Для этого нужен специфичный инструментарий. Речь должна идти о «грантах и субсидиях быстрого реагирования». Этот инструментарий наконец-то должен давать бизнесу право на ошибку, на принятие быстрых решений. Да, придется провести некую селекцию, отбросить «проходимцев», оставить предпринимателей с репутационным капиталом. Это нормальный меритократический принцип, которого мы часто избегали.
Без изменения подходов структурную трансформацию провести не получится, уверен Юрий Симачёв. А применять их мешает проблема низкого доверия бизнеса к власти и ее институтам:
— Например, государство часто навязывает бизнесу идеи, связанные с импортозамещением. Потом оказывается, что эти идеи далеки от потребностей самих компаний. Нужно научиться разговаривать с бизнесом и смотреть на проблему снизу.
Надо избавиться от иллюзий, что мы сейчас раздадим деньги компаниям, и все само собой закрутится
Не стоит забывать о направлениях простого импортозамещения, которые, по его словам, «буквально лежат под ногами»:
— В городском хозяйстве есть, например потребность в новом трамвае с более низкой площадкой. Такие модели используются западными странами. Задача понятная, с техническими решениями проблем тоже нет. Это и есть простая инновация, в ее техническую реализацию государству вмешиваться не надо. В этом случае от государства требуются быстрое финансирование и модернизация системы закупок для государственных нужд. Такая публичная сфера может быть мощным структурным драйвером.
О необходимости пересмотра инструментов говорит и Андрей Мисюра. По его мнению, переосмысления требуют форматы господдержки, особенно в части развития высокотехнологичных производств:
— Внедрение технологий без организации взаимодействия всех участников конкретного рынка невозможно. Я не могу сделать качественную технику без микросхемы высокого уровня. Я не могу сделать микросхему, если у меня нет чистого газа и хороших материалов. В свою очередь материалы не сделать без сотрудничества с прикладной наукой.
Нужно переходить от поддержки конкретных отраслей к развитию экосистемы всех участников этого процесса, итожит эксперт. И в составе этих экосистем обязательно должен быть малый и средний бизнес.
* Конференция организована Институтом экономики и управления Уральского федерального университета, Уральским федеральным университетом, АЦ «Эксперт» и журналом «Эксперт-Урал»
Компаниям сейчас нужны стабильные правила взаимоотношений с государством, отмечает вице-президент РСПП по экономической политике и конкурентоспособности Марина Глухова
— Компании пытаются адаптироваться к текущей экономической ситуации. Чтобы измерить степень этой адаптации, мы провели опрос членов РСПП. Анализ ответов позволил сделать несколько выводов.
Во-первых, бизнес сильно беспокоит высокий уровень неопределенности. Логистические проблемы до конца не разрешены, это отражается на экспортно-импортных операциях. Есть и проблемы внутренних перевозок. Во-вторых, снижение спроса. Правда, это ограничение актуально не для всех секторов. В некоторых случаях компании говорят, что спрос как минимум восстановился и даже начинает расти по сравнению с докризисным уровнем.
Третья существенная проблема связана с разрывом цепочек поставок. Это выливается в ограничение доступности к комплектующим, оборудованию и технологиям.
Замену сырью и материалам компании еще находят на внутреннем рынке, а вот в части технологий и оборудования уровень импортозамещения оценивается как недостаточный. Это заставляет бизнес искать новые решения. Был период, когда машиностроительные компании начали растить своих поставщиков, в том числе из числа субъектов малого и среднего предпринимательства. Некоторые еще до кризиса внедряли российские разработки и взаимодействовали с научными и образовательными учреждениями. Попробовав так поработать какое-то время, компании снова развернулись на западные рынки. Сейчас такой бизнес создает новые цепочки в разы быстрее, чем те, кто этого не делал.
Безусловно, бизнес применяет и традиционные антикризисные решения, например, снижает издержки. По нашим наблюдениям, компании сокращают бюджеты на следующий год намного активнее. Бизнес режет косты как никогда. Это говорит о том, что он видит определенную зону риска с точки зрения реализации инвестиционных проектов и текущей деятельности.
Однако бизнес продолжает внедрять цифровые и энергосберегающие технологии. Так обычно происходит в кризис, но на этот раз компании начали активнее заниматься еще и повышением производительности труда.
В ряде случаев мы все-таки наблюдаем рост объемов инвестиционных программ. Сейчас критически важно не допустить инвестиционную паузу, а риск достаточно серьезный. РСПП считает, что поддержать инвестиционную активность можно за счет перезапуска механизма соглашения о защите и поощрении капиталовложений (СЗПК).
И в этом случае необходимо включение в процесс региональных властей. Без приземления на региональный уровень этот инструмент не работает.
От региональных органов власти также зависит, будет ли бизнес пользоваться инвестиционным налоговым вычетом. Регионы могут предоставлять предпринимателям такую льготу, а федеральный бюджет должен компенсировать регионам выпадающие доходы. Но для этого на территории необходимо внедрить региональный инвестиционный стандарт. Претендовать на дотацию из федерального бюджета по инвестиционному налоговому вычету смогут только субъекты РФ, подтвердившие внедрение стандарта.
Сейчас деловые объединения завершают верификацию внедрения стандарта еще в 33 субъектах федерации. Региональные власти должны продемонстрировать эффективность внедрения тех или иных элементов стандарта, а не просто показать факт наличия, например, инвестиционной декларации или инвестиционного комитета.
У бизнеса также есть очень большой запрос на стабильность фискальной нагрузки. Она вроде бы формально декларирована, но на практике потихонечку увеличивается даже в текущих условиях.
Не меньше беспокоят бизнес и изменения, касающиеся мер поддержки. Мы в ряде случаев столкнулись с ситуацией, когда задним числом меняются требования к компаниям, которые уже получили господдержку. Получается, что компании должны ресурсы государству вернуть, а значит, найти для этого дополнительные средства. Бюджет, конечно, от этого выигрывает. И проект вроде бы реализовали, и государство обратно получило деньги, еще и с процентами. Но это сильно подрывает доверие.