Российская наука — мощный источник позитивных новостей. И таких новостей будет больше. Этот прогноз основан на том, что в нашей стране сформирована система поддержки быстрого старта молодых научных групп. В истории научный рывок всегда был обусловлен созданием карьерных лифтов для исследователей на самом старте карьеры. Гораздо более сильные и предсказуемые научные системы США и Европы демонстрируют признаки устаревания: для старта самостоятельной исследовательской карьеры на Западе молодому исследователю нужно пройти долгий путь. В России первая научная степень дается проще, и молодой кандидат наук, сделав первые хорошие публикации, попадает в грантовый поток и может двигаться сам.

Этот позитивный эффект возник, как обычно бывает, из проблемы. Советская научная система в существенной мере потеряла госзаказы и финансирование в 1990-е. Возникла среда унылого выживания с редкими сильными научными центрами. Реформаторы всех поколений новой России предпринимали попытки жестко сократить «неэффективную» и не вписанную в рынок систему науки, Академия наук все время отбивалась, пытаясь сохранить научные школы, и у каждой из сторон конфликта была своя логика.

В результате этой войны научная система у нас все еще остается очень большой и в подушевом исчислении очень бедной (47-е место в мире). Но при этом накопилось множество новых инструментов финансирования исследований, призванных обойти систему старых механизмов организации науки, и они лучше всего сработали как раз для стимулирования карьеры молодых ученых. 

Российская наука, по данным Министерства науки и образования, молодеет. Например, в химических науках средний возраст исследователей за десятилетие упал с 55 до 44–46 лет. Но меняется менталитет и логика самих исследователей. Молодые ученые, особенно это заметно по лауреатам президентской премии для молодых ученых этого года, нацелены не только на открытие новых фундаментальных законов природы — они очень стремятся создать что-то полезное для людей и экономики. Например, новые лекарства от рака, интерфейс мозг—компьютер для применения в том числе в терапии, наночастицы, позволяющие наращивать органы и «видеть» организм насквозь, новые сорта пшеницы.

Но вот тут начинаются проблемы. Экономика нашей страны системно отторгает инновации. Технологические стартапы, за которыми годами следит журнал «Эксперт» (см стр. 26), за редким исключением не могут преодолеть планку даже среднего бизнеса. Большинство технологических проектов не имеют больших шансов найти профессиональных инвесторов — мешает либо слабость потребительского рынка, либо неразвитость технологического бизнеса. Большинство из них умирает, самые удачливые продаются большим компаниям или находят себя в других юрисдикциях.

Инновационные институции, такие как «Роснано», даже финансируя проекты, рассчитывали на быстрый практический результат на уже имеющихся понятных рынках, то есть не на истинные инновации, требующие долгосрочных инвестиций. Кристаллограф Артем Оганов говорит, что в США один доллар, вложенный в новые материалы, приносит четыре доллара. Но все же на горизонте не одного-двух лет, а более длительном.

Создаваемые в последнее время инфраструктуры для связки науки и бизнеса, в том числе проекты «долин» (таких как Долина композитных материалов в Туле, долина, парадоксально названная «Воробьевы горы», в МГУ) должны учесть проблемы институтов развития прошлых поколений и не рассчитывать на появление массы мелких инноваций, полезных рынку уже сегодня. Эту массу просто некому финансировать.

Но, возможно, кто-то из нынешних молодых ученых готов завтра своим открытием перевернуть мир, и надо постараться этого не пропустить. Россия никогда не была специалистом по кропотливой работе, но умела, сосредоточившись, делать что-то великое.