Почему беспилотники эволюционируют так быстро и что с этим делать. Рассказывает генеральный директор Центра комплексных беспилотных решений Дмитрий Кузякин
Беспилотники стали главным оружием СВО, которое предопределяет характер боевых действий, позиционный формат и высокий уровень потерь. Сначала беспилотные аппараты воспринимались, скорее, как средства разведки, потом как ударные юниты, а теперь с их помощью и защищаются, предупреждая продвижение даже крупных бронетанковых соединений, и бьют по тылам, поражая аэродромы и нефтебазы в сотнях километрах от линии фронта.
Самое страшное — это стремительная эволюция сферы применения дронов, она продолжается и сегодня. Бойцы и военкоры, возвращающиеся на фронт спустя какие-то полгода, признаются, что заново обучаются маскировке и тактике передвижения — настолько меняются подходы к обороне от нового поколения БПЛА.
Что происходит на данный момент в этой сфере у нас и у врага, в чем разница между современными коптерами и предыдущими поколениями беспилотных устройств и какие еще неприятные сюрпризы таит в себе цифровая революция — об этом «Монокль» поговорил с генеральным директором Центра комплексных беспилотных решений Дмитрием Кузякиным. ЦКБР — частная компания, созданная выпускниками МФТИ. Специализируется на разработке и производстве FPV-устройств, исследовании опыта реального боевого применения беспилотных систем, обучении пилотов, а также на создании комплексных средств защиты от беспилотников.
— Украинские беспилотники продолжают атаковать российские объекты, находящиеся в том числе на значительном удалении от линии фронта. Что сейчас, по вашему мнению, происходит у нас с объектовой защитой?
— Если говорить непосредственно об охране объектов, то результат недостаточный. Причин много, но главная из них понятийная: мы боремся не с тем, с чем столкнулись. Мы попали в смысловую яму, назвав современные беспилотники именно беспилотниками, в то время как они беспилотниками уже не являются. Мы продолжаем рассматривать их как часть авиационных комплексов, а они ближе к кофемашинам.
Соответственно, пока мы противодействуем им как беспилотным авиационным системам, мы работаем в плоскости ПВО, в плоскости обнаружения воздушных целей, их подавления, и так далее. Это касается и летательных аппаратов, и наземных аппаратов, и водных.
— Но ведь беспилотные аппараты существовали и раньше. Что изменилось именно сейчас?
— Если взглянуть на историю развития авиации, то были вертолеты, были самолеты, были соосные схемы вертолета, а квадрокоптеров не было — хотя, казалось бы, схема простая. Однако синхронизировать работу двигателей для того, чтобы эта система находилась в воздухе, было невозможно до того момента, пока не появились цифровые системы стабилизации и моторы, которые смогли быстро отрабатывать изменения скорости вращения пропеллеров. Которые сделали бы возможными вычислительную стабилизацию в воздухе и сам полет таких устройств. По сути, революция произошла двадцать лет назад, когда появились цифровые автономные аппараты, где «цифровые» — ключевое слово.
Мы могли сделать авиационные бомбы, межконтинентальные баллистические ракеты, но схему мультикоптера, когда одновременно и согласованно работает четыре, шесть моторов и более, смогли реализовать уже только с помощью цифровых систем. У простого копеечного квадрокоптера вычислительный цикл стабилизации происходит восемь тысяч раз в секунду. Это только кажется, что дрон неподвижно висит в воздухе. На самом деле он тысячи раз в секунду компенсирует все отклонения от заданного положения.
— Если это не беспилотники, то что это тогда?
— Это полноценные цифровые автономные аппараты, проще говоря — цифролеты. Это принципиально новый виток в развитии БПЛА, и от обычных они отличается примерно так же, как ваш смартфон отличается от радиостанции. И то и другое — радиотехническое устройство. Но нельзя рассматривать смартфон как радиотехническое устройство, хотя, по сути, он им является. Смартфон много больше, чем радиотехническое устройство.
Так же и с беспилотниками.
Первая лига таких аппаратов создавалась напряжением целых стран, требовались десятки лет, работа целых институтов, гигантские бюджетные средства. Пример — межконтинентальная баллистическая ракета. Мы не называем такие ракеты беспилотниками, хотя это автономный аппарат, который, наряду с атомными подводными аппаратами, может уходить на дежурство без экипажа, находиться в воздухе достаточно долго и выполнять свои задачи. Туда же можно отнести автономные спутниковые сетевые группировки типа Starlink.
Беспилотные аппараты второй линии создать проще. Требуется напряжение отдельных корпораций, на производство уходят годы. Это тяжелые, сложные беспилотники типа «Орионов», американских MQ-9, турецких Bayraktar. Эти аппараты существуют в рамках ВПК отдельных стран, хотя корпорации начинают конкурировать в попытке обеспечить ими рынок.
И наконец, третья лига — это как раз те самые цифролеты. Они вообще никак не связаны с первой и второй лигой. На их разработку требуются месяцы, а то и недели. Больше не нужны гигантские НИИ: несколько человек, объединившись, могут внести какие-то изменения в уже известные схемы либо создать что-то принципиально новое.
Один скучающий инженер может написать программное обеспечение, выложить это все в интернет, там это обрастает кодами других участников. Основа беспилотников третьей лиги — это open source программного обеспечения. Именно в этом кроются космические скорости изменений, поэтому намного больше возможностей с точки зрения применения таких систем, выбора различной тактики и так далее.
— Например?
— Например, анализ подстилающей поверхности. Дрон может лететь без использования спутниковой системы навигации. Для этого он просто считывает камерами местность и ориентируется непосредственно по тому, что видит.
Установка подобного рода оборудования на аппарат третьей волны практически ничего не стоит — ни времени, ни особых затрат. Потому что в сети уже есть большое количество написанного софта, который можно использовать и адаптировать. И очень дешевая элементная база.
Международные ЧВК хантят украинских операторов БПЛА, вывозят их вместе с компетенциями. Им надо торопиться, пока фронт не посыпался, потому что этот FPV-оператор может до следующего месяца не дожить
Разницы между квадрокоптером и дальнолетом, которые сейчас противник запускает по нашим объектам, куда меньше, чем между этим же дальнолетом и крылатой ракетой, бороться с которой мы привыкли.
Сложность заключается даже не в том, что конкретный аппарат сбить нельзя, а в том, что эти аппараты все время разные.
— Разные в плане ПО?
— Безусловно. На этих дронах стоит полноценный компьютер со своим процессором, памятью, операционной системой. К центральному компьютеру подключены периферийные устройства, которые являются, с одной стороны, датчиками, а с другой стороны — исполнительными устройствами. Все обрабатывается программным обеспечением на борту.
Это в разы упрощает сборку. Ваша задача — просто спаять, вам не нужно с нуля придумывать какие-то инженерные решения. Вся сложность приходится на программное обеспечение. А программное обеспечение меняется намного быстрее, чем новации при создании нового изделия.
— А если туда еще и ИИ приделать…
— Естественно. И мы, и противник давно его используем. Разведчик, который сделан из пенопласта с электромотором с навигацией в пространстве по анализу подстилающей поверхности, может часами находиться в воздухе. Если он наберет большую высоту, его ничем не обнаружить. Он летит по заданной траектории и в эфир вообще никак не выходит, ему достаточно видеть землю и анализировать картинку с камер с записанным изображением карты полета. В качестве боевого разведывательного задания он записывает на флешку изображение, прилетает назад, флешку достают и информацию получают. Как их в воздухе находить? Нет сегодня эффективных инструментов.
— Ни у кого?
— Ни у кого. Весь мир еще до конца не осознал, с чем столкнулся. Можно действовать в старой логике и говорить: дайте денег, чтобы эти беспилотные авиационные системы развивать. Но дело в том, что они и так развивались, без государственных денег. Вся эта отрасль возникла сама собой, как хобби. Никто не вбухивал миллиарды рублей в развитие FPV и его боевое применение. Это другая вселенная, она никак не соприкасается с прежними авиационными системами в рамках ВПК. Она живет и развивается сама по себе.
Пробовать заставить эту новую отрасль работать исключительно в старой парадигме, с выделением бюджетов, централизацией и прочим не получается.
— Но ведь про дроны применительно к боевым действиям начали говорить задолго до начала СВО.
— Да, в частности мы, в Центре комплексных беспилотных решений, еще с 2020 года эту волну поднимали, и рассказывали, что FPV-дроны — это то, что перевернет все войны на планете. Нам говорили: это игрушки ну, как мы их на вооружение примем? А мы отвечали: вы можете их не принимать, но в скором времени любой вооруженный конфликт станет ящиком Пандоры и безграничные возможности таких устройств моментально раскроются.
Потребовалось личное вмешательство Шойгу, он прямо сказал: надо начать с этим работать. Только поэтому с первого дня специальной военной операции мы начали применять FPV-устройства. И первое же их применение было чем-то невообразимым: противник вообще не ожидал, что так бывает. Наши в атаку вообще не пошли, вместо этого беспилотниками «Джокер» была размотана сразу вторая линия обороны. Тогда шестьдесят человек врага, увидев такое, сразу в плен сдались, целая рота.
— И сколько тогда запустили беспилотников?
— Одновременно в воздухе находилось два человека всего. То есть, было два расчета. Аппаратов было десять-пятнадцать.
— А сейчас как обстоит дело с беспилотниками? Кажется, будто дело сдвинулось с мертвой точки…
— Принципиально ничего не изменилось за это время. Потому что саму суть проблемы так никто и не понял. Например, FPV-дроны. Их много, они все разные. Когда какой-то агрегат РЭБ против них появляется, это означает, что он будет действовать против конкретного типа беспилотников, а не против всех. А FPV-дронов настолько много, насколько много разных вариантов софта вы можете написать.
— А если просто глушить все?
— С глушилкой есть некая сложность. Дрон чаще не является источником радиоизлучения. Вам нужно глушить не дрон, а расчет. То есть пилота.
— Но он же далеко находится?
— Представьте, что вы ночью смотрите на звезды. Но вдруг появилось солнце в небе, вы перестали их видеть. А почему? Потому что вам в глаза попадает солнечный свет, он затмевает свет от звезд. Если вы возьмете телескоп и направите в небо, сделаете так, что в него не будет попадать солнечный свет, вы и днем увидите звезды. Так в колодце, например, днем можно увидеть в отражении звезды. Солнцу, чтобы затмить свет звезды, в саму звезду светить бесполезно: оно должно светить вам в глаза.
Попытки заглушить дрон, в данном случае конкретно FPV, — это попытки светить в звезду. Но если на наземном оборудовании пилота стоит достаточно избирательная приемная антенна и в нее не будет попадать излучение РЭБ, а будет попадать не такое сильное излучение дрона, то дрон будет спокойно информацию принимать. Вы хоть обсветитесь в него: пилоту главное — принять изображение с дрона.
Но если вы будете целенаправленно светить в пилота, то есть конкретно в приемную антенну, тогда он ослепнет. Все считают, что раз дрон летит — значит, его нужно засветить ружьем каким-то. Нет, нельзя.
Есть еще радиоканал управления. Он работает от земли, передавая на борт дрона исполнительные команды. С ним ситуация несколько иная. В этом случае РЭБ должен был бы сработать, но, поскольку речь идет о передаче относительно небольшого объема данных, используются специальные протоколы. Это не совсем радиопротокол, он больше является программным протоколом и оттого обладает феноменальной устойчивостью к помехам. Его разрабатывали специально для работы в мусорном эфире. Заглушить его военными средствами РЭБ оказалось весьма затруднительно.
— Существуют же разные РЭБ.
— При каких-то обстоятельствах они и правда сработают, а при каких-то не сработают, дрон достигнет своей цели, и погибнут люди. Если бы существовало универсальное противодронное ружье — все бы уже давно его использовали.
FPV-устройства, как я уже говорил, очень разные. У них разная поляризация, разная диаграмма направленности, разные чувствительные характеристики, разная модуляция сигнала. То есть сам сигнал в эфире может по-разному передаваться.
Нужно многообразие — и в дронах, и в средствах противодействия. Потому что дроны третьей лиги слишком быстро меняются. Именно поэтому система РЭБ не будет абсолютно эффективна примерно никогда: как только вы найдете, чем гасить конкретный дрон, противник об этом быстро догадается, и через неделю к вам прилетят новые устройства, и вы будете на какое-то время беззащитны.
А ведь помимо действий противника на линии боевого соприкосновения есть еще террористическая угроза. У FPV-технологий просто чудовищная террористическая емкость. Это не просто взрывчатку террористу собрать, это же еще и средство доставки.
— Кстати, вопрос: почему тогда «Герани» по-прежнему эффективны?
— «Герани» — наверное, к счастью — это как раз беспилотник из второй лиги, частично собранный на элементной базе третьей лиги. По сути, как ракета, только очень дешевая. Ее можно, конечно, сбить при помощи дрона, но для этого нужно точно знать, где она пролетит.
— FPV порой кажутся какими-то всесильными смертоносными машинками. Как же с ними бороться?
— На сегодня самым эффективным средством борьбы с FPV-устройствами и другими цифролетами является уничтожение FPV-расчета. То есть необходимо быстро обнаружить того, кто это дело запускает, и, соответственно, отработать по этому расчету. Но и здесь не все так просто. Расчет в основном принимает сигналы, а не отправляет. Либо контролирует только управление, но это отдельную лекцию можно прочитать: там есть сложности как с пеленгацией, так и с противодействием.
— «Обманки» же существуют, в конце концов? И вы такие, насколько я знаю, тоже делаете.
— Делали и делаем. У нас есть «Лодырь» — это инструмент, который имитирует FPV-расчет. На линии фронта в десять километров, если вы один FPV, вас очень быстро могут найти. А когда вы разбросаете пять-шесть «Лодырей» и каждый раз будете их включать перед боевым применением — вас уже будет сложно вычислить, потому что «Лодырь» будет в эфир выходить и вызывать огонь на себя. Такую же работу, как мы знаем, ведет и противник.
— Украина все грозилась сделать миллион дронов…
— Так она его и сделала. Но у них совершенно другой подход к производству и обеспечению фронта, у них нет централизации. Сама по себе централизация — это не что-то плохое: военные привыкли, что вооружение должно быть стандартным и его должно быть много. Примерно как с автоматом Калашникова. Это была гениальная технология. Но с БПЛА третьей лиги это уже не работает.
Как только появляются однотипные массовые дроны, против них моментально появляется очень легко созданный инструмент противодействия. Это как компьютерный вирус: он же не будет работать вечно, потому что в «Лаборатории Касперского» быстро создадут антивирус, и тебе уже нужно писать следующий.
— А у противника нет единого стандарта? Там пытались запустить серийное производство каких-то моделей.
— У них есть огромное количество артелей, сотни по всей стране. Они подвязали каждую артель к конкретным бригадам, подразделениям, которые работают исключительно с ними. При этом финансируются все эти многочисленные артели Киевом, сами подразделения деньги не считают. Если вдруг дроны пойдут с браком или перестанут работать как нужно — информация от конкретного связанного с артелью подразделения ВСУ сразу же отправляется в артель, и они быстро находят другое решение. И это не надо ни с кем согласовывать. Внесение любых изменений в техническую конструкцию они решают напрямую с артелью.
Плюс у них двери всем желающим открыты, то есть если какая-то группа готова делать дроны — они приступают к производству очень быстро. Вот как они вышли на миллион дронов.
— А у нас существуют такие артели?
— У нас, после того как появились централизованные центры по производству стандартных дронов, артелей осталось не так много. Кто-то деньги собирает у населения, если умеет в «Tелеграм». Девяносто процентов таких небольших компаний уже развалилось и вернулось к своим обычным делам.
Например, ЦКБР живет во многом за счет подножного корма. Единственное, к чему пока не прибегали, — к сборам с населения; видимо, скоро придется. Но как можем продолжаем работать, потому что наша работа нужна, поскольку есть огромный пласт работ, который хотелось бы успеть выполнить по этому направлению.
Ведь FPV-дроны далеко не единственные технологии, родившиеся на волне цифровой революции. Можете себе представить умное минное поле, где каждая мина является частью единой системы под управлением внешнего вычислительного устройства? Или взрывчатка, которая сработает на конкретный номер автомобиля либо на вес проезжающей по мосту техники? И таких технологий потенциально миллион. Из последних наших разработок — комплекс перехвата воздушных целей на базе FPV-дронов, методика подготовки пилотов есть, инструментарий есть, все испытания провели. Осталось лишь тиражировать.
Дроны третьей лиги слишком быстро меняются. Как только вы найдете, чем гасить конкретный дрон, и противник об этом быстро догадается, то через неделю к вам прилетят совершенно новые устройства и вы будете на какое-то время беззащитны
— Проблема тиражирования, похоже, общая. По крайней мере, на дроновых слетах об этом часто говорят. Вы на такие мероприятия ездите?
— Мы в самом начале войны посетили все мероприятия такого рода. Там хорошо обсудить что-то, но увы, там не принимаются решения. Можно было бы элементарно объединиться в какой-то профсоюз, чтобы найти финансирование и каналы поставок. Потому что одно дело начать производить дрон, а другое дело — довести готовые дроны до линии фронта подразделению, которое их очень ждет, потому что вы вдруг можете получить запрет на поставку.
— Что на данный момент из вашей продукции есть на фронте?
— Наши дроны одно время поставлялись практически по всей линии фронта, пока не появилась эта идея укрупнения и небольшие центры типа нашего вдруг не оказались не у дел. Сейчас мы поставляем средства защиты — комплексы «Лодырь» и средства перехвата, но за свой счет.
— Если судить по соцсетям, есть множество проектов, которые развиваются на народные деньги, вне централизованной системы.
—Воюющим подразделениям до сих пор нельзя что-то поставить не по бумагам, а на основании запросов через чаты в мессенджере. Но боевые задачи ведь никуда не делись, поэтому на это закрывают глаза. В рамках правил, которые действуют в ВПК и в Министерстве обороны, многие дроны вообще существовать не могут — формально их на ЛБС нет и быть не может. Нормативная лакуна, действует до сих пор.
Причем это проблема, с которой столкнулись армии всех стран. Военные ведомства живут в парадигме первой и второй лиги беспилотников, а про боевое применение БПЛА третьей лиги смотрят видео в интернете.
Эволюционное развитие военных технологий, как и любая эволюция, зависит от внешней среды. Если вы развиваете свои беспилотники от выставки к выставке, от полигонных испытаний до других полигонных испытаний, от презентации до презентации, то вы будете производить дрон для добычи денег на следующий период проектирования. Этот дрон будет идеален для получения денег на следующий транш. Почему так? Потому что по закону эволюции все остальные «вымрут». Естественный отбор подразумевает только те дроны, на развитие которых дадут деньги. Но «дадут денег» не соответствует условию «будет самым эффективным на поле боя».
Этот «презентационный» дрон существует в рамках своей экологической ниши и может там существовать бесконечно долго. Но реальная техника живет в других эволюционных условиях, и эти две вселенные практически не пересекаются. То есть вы не сможете выбить финансирование из одной ниши на дроны, которые развиваются в рамках другой ниши, в рамках настоящих боевых действий. Потому что порой сложно объяснить, как он работает и почему против него не сработает РЭБ.
Вот пример. Если помните, был в свое время хайп по поводу доставки дронами. Расписывались перспективные финансовые модели, проводились презентации, что вот-вот будем все доставлять дронами. Но никто не задается вопросом: а почему в мире до сих пор этого никто не реализовал? При том что бюджеты Amazon на беспилотную доставку были в разы больше, чем те, что выделялись у нас?
Есть же четкие стоп-факторы, почему это не работает. Но о них в презентациях не говорится. А говорится о том, что мы сейчас, вместо того чтобы вертолет посылать, будем посылать клиенту какую-то беспилотную штуку. Не будете! Это как раз пример того, как одни дроны развиваются в своей эволюционной нише, а другие дроны — в другой эволюционной нише и не пересекаются вообще никак.
Многие проекты БПЛА сейчас фактически превратились в такую нишу, где живут презентации, видеоотчеты, где всегда сроки сдвигаются на пять лет вперед. Этим вопросом занимаются люди, принимающие решения, уже достаточно давно. Но то, что на линии фронта сейчас воюет, совершенно другое.
— А «Ланцет»?
— «Ланцет» — да. Но сколько этих «Ланцетов» и сколько копеечных дронов, собранных за неделю в гараже? У противника сейчас на один FPV-расчет десять дронов в день приблизительно выделяется. Сегодня десять дронов не отстрелял — так завтра еще десять приедут. Они их уже без разведки отправляют, гоняются за отдельным бойцом, за мамой с коляской… из-за обилия дронов, из-за отсутствия жесткого контроля за ними, они начали самым низменным чувствам своим потакать. Мало того, что они подлетают к бойцу: они начинают с ним заигрывать, записывают на видео, как долго убивают наших людей, а потом смакуют.
Кстати, чтобы наши бойцы так поступали — я такого не видел никогда, даже у тех подразделений, у которых нет недостатка в FPV-дронах, работа ведется с медицинской эффективностью. Цели просто уничтожаются хладнокровно и с максимальной эффективностью.
— Много у украинцев операторов БПЛА?
— По нашим оценкам, несколько тысяч, причем с опытом боевого применения FPV-устройства. Их, конечно, это в любом случае не спасет, и мы обязательно победим. Да, у них много дронов, но у нас прекрасно работают конвенциональные, привычные вооружения. Есть малейшее подозрение, что в этих кустах сидит расчет? ФАБ туда, и не важно, операторы дронов там или артиллеристы.
Одно дело оператор, который просто умеет летать, а другое дело — по которому стреляли, когда он работал. Это две большие разницы. И сейчас различные международные ЧВК, причем не только американские, хантят украинцев, вывозят вместе с компетенциями. Им надо торопиться, пока фронт не посыпался, потому что этот FPV-оператор может до следующего месяца не дожить просто. При этом местное командование этому не особо сопротивляется.
Мировое сообщество сейчас интересует не сама техника FPV, они и так прекрасно знают, из чего это оборудование состоит и какое там ПО. Им интересен опыт боевого применения — то, что не прочтешь в книжке и не напишешь в инструкции.
Лучший снайпер — тот, кто прошел боевые точки. Он идеален для ОПГ, он идеален для террористов, для частных военных компаний, которые против нас воюют в Африке и в других точках мира. Энтони Блинкен недавно на Украину приезжал в том числе и для решения этих вопросов. Нужных спецов вывезут, кого смогут, и будут готовиться уже под следующий этап войны, совсем другой.
— Терроризм мирового масштаба?
— Причем по всему миру. Здесь, на самом деле, я бы больше переживал не за нас. Мир сейчас даже близко не представляет ту угрозу, с которой мы уже несколько лет как столкнулись и наработали опыт противодействия. Существуют очень жирные цели на планете, где такие технологии можно применять.
Террористический потенциал есть не только у FPV либо коптеров самолетного типа. Это касается абсолютно всех цифровых аппаратов. Причем безэкипажные катера, способные кошмарить флот, покажутся сущей мелочью, есть куда более эффективные и куда более дальнодействующие агрегаты.
К счастью, для нашей страны эта угроза не так значима, как для многих других государств. А есть же еще инструменты безэкипажных аппаратов с автономностью в годы и с дальностью действия — весь Мировой океан. Стоить это будет очень дешево. Технологий много, их мало используют просто потому, что никто не думал о том, что их можно использовать именно так. Но рано или поздно начнут.
— Страшно за будущее становится.
— Так это еще не самое страшное. У нас в ближайшее время грядет цифровизация генной инженерии. Секвенатор ДНК уже стоит столько же, сколько хорошая кофемашина. Уже сейчас заявляется о противовирусных препаратах, которые мутируют сами, вместе с вирусами. Генная инженерия пока что сложна из-за вариативной химии и сложностей с трансфером генома, но скоро этот вопрос будет снят и начнется эпоха дешевизны и массовости. На основе все той же цифровизации и открытого ПО.
Одна ошибка — и любой школьник может приговорить целый вид живых существ случайным вирусом или необратимой мутацией.
— Искусственный интеллект, которого многие боятся, какую роль в этом будет играть?
— Искусственный интеллект — это больше хайповая тема, в которой, по сути, мало кто разбирается. Слово «интеллект» подразумевает когнитивные свойства, которые мы пока даже близко не наблюдаем у машин. Сейчас хайп закончится, и мы просто обо всем этом забудем.
Есть куда более интересные и действительно работающие инструменты. Это инструменты Big Data. Они пришли из IT-сферы. Например, они используется в аналитических CRM-системах.
Поясню на примере. На одного клиента есть 200 атрибутов. На их основе можно сделать уже два миллиона производных атрибутов. И это два миллиона только с одного клиента. Всего данных — миллиард! А дальше можно построить модель действительности и еще несколько предиктивных моделей, которые предскажут как поведение системы, так и отдельных индивидуумов. Решения будут иметь статический характер, но их точность иногда поражает! Говоря проще, это волшебное предсказание будущего на основе математических научных методов. Это реальная сказка, которая работает.
Это все цифровизация. Мы прошли этап технической эволюции где-то в районе появления интернета и больших вычислительных мощностей, и незаметно пришли в цифру.