Двадцать седьмого марта 2019 года президент России Владимир Путин своим указом расширил конституционное наименование Кемеровской области. Теперь она именуется «Кемеровская область — Кузбасс».
Включение названия главного угольного бассейна страны в наименование региона, конечно, символично — оно отражает признание многодесятилетних заслуг кемеровчан в развитии важнейшей для страны отрасли. Но жесткая ирония судьбы состоит в том, что это решение зафиксировало исторический рекорд угледобычи Кузбасса — почти 256 млн тонн в 2018 году. С тех пор добыча здесь почти монотонно убывает и в прошлом году опустилась ниже отметки 200 млн тонн.
Эстафету подхватывают новые угольные провинции на востоке страны с более рентабельными месторождениями и расположенные на тысячи километров ближе к дальневосточным портам.
Последнее обстоятельство важно, если учесть, что локомотивом развития угольной отрасли на протяжении последних двадцати лет был и все еще остается экспорт, а железнодорожная логистика на востоке страны, несмотря на инвестиции в сотни миллиардов рублей, расширяет свои возможности не так быстро.
В самом факте неуклонного сокращения добычи угля в Кемеровской области не было бы ничего драматического, если бы Кузбасс сумел построить на угольном фундаменте разнообразную экономику, обеспечивающую процветание людей. Но, увы, регион похвастаться этим не может. Сырьевая моноспециализация области только нарастает, «вес» Кузбасса в российской экономике за четверть века снизился на треть. Не снижается депопуляция: к значительной естественной убыли населения региона после 2010 года добавился и миграционный отток — люди не видят перспектив своей малой родины.
Сказывается и неблагополучная экологическая обстановка. Общая площадь нарушенных земель в Кемеровской области только по официальным данным приближается к 100 тыс. га. Угольные карьеры и отвалы зачастую подступают вплотную к жилью и дорогам. Регулярные взрывы в ходе вскрышных работ провоцируют землетрясения.
Региональная программа социально-экономического развития до 2030 года вроде бы сетует на чрезмерную зависимость от угля, но вместе с реально полезной газификацией региона и развитием малого и среднего бизнеса указывает на важность «развития угольной отрасли» и «снятия инфраструктурных ограничений». То есть в явном виде программируется развитие области в «угольной колее», без каких-либо системных усилий по диверсификации экономики региона.
Более того, только что утвержденная федеральная энергетическая стратегия целеполагает невероятный — полуторакратный — рост добычи в следующие 25 лет и еще более мощный рост экспорта, предполагающий удвоение доли России на мировом угольном рынке. И это при том, что после 2021 года добыча угля в стране стагнирует, а экспорт постепенно сокращается. И при том, что уголь, особенно энергетический, испытывает все более сильную конкуренцию в мировом энергетическом балансе со стороны газа и ВИЭ и в ближайшие десятилетия наверняка будет пройден пик его потребления. Расширению внутреннего использования угля, в частности развитию углехимии, в стратегии посвящен один абзац — вполне дежурный, без всякой конкретики.
Углехимия — своего рода зонтичный бренд для целого веера химических технологий, использующих уголь в качестве сырья для получения разнообразных топливных (газ, бензин, авиакеросин и др.) и нетопливных (карбамид, поливинилхлорид) продуктов. Специалисты считают, что в стратегическом отношении «химический» способ монетизации угольной отрасли представляется наиболее эффективным. Нельзя исключать, что в перспективе 30–50 лет появятся условия (экономические, финансовые и технологические) для углехимического производства синтетического жидкого топлива и полимеров. В 2015 году в Кемерове образован Федеральный исследовательский центр угля и углехимии СО РАН. Темой углехимии надо продолжать заниматься, но отдача от нее — дело среднесрочного будущего.
Дальнейшее — и весьма ощутимое — сжатие угледобычи Кузбасса неизбежно. Важно, чтобы оно было управляемым и сопровождалось своевременным замещением выпадающих рабочих мест.