Новое здание Национального центра «Россия» на Красной Пресне — редкий проект нелинейной бионической архитектуры. И заявка на то, что именно так может выглядеть архитектура XXI века
В Москве на Краснопресненской набережной начался снос Экспоцентра. Столь важное место (рядом с Сити и в километре от Дома правительства) понадобилось для возведения знакового объекта: к 2029 году здесь построят Национальный центр «Россия».
Новый комплекс станет ярким примером бионической нелинейной архитектуры — новейшего большого стиля в мировой архитектуре. Здание и окружающее пространство окажутся как будто накрытыми большим платком со складками. Однако фасадами дело не ограничится: «нелинейности» проникнут и в интерьеры.
Спусковым крючком для проекта нового центра стал успех выставки «Россия» на ВДНХ. «Знаете, я посмотрел мировые рейтинги: выставка “Россия” вошла в десятку самых посещаемых мест нашей планеты», — отмечал первый заместитель руководителя администрации президента РФ Сергей Кириенко. Только за первые восемь месяцев на выставке побывали 18 млн человек.
Успех выставки и побудил построить для нее отдельный современный комплекс в центральной части города. На архитектурном конкурсе победил проект бюро Atrium, уже имеющего опыт строительства зданий со сложной скульптурной геометрией. Новый центр объединит 60 тыс. кв. м экспозиционных площадей, концертный зал на 3500 человек, конгресс-центр и молодежный креативный кластер. Ключевым элементом проекта станет крытая площадь с амфитеатром.
Для анализа нового проекта крайне важен контекст. Участок расположен рядом с деловым центром Сити. Когда этот район небоскребов планировали, в его центре запроектировали большую рекреационную зону с парком. Однако позднее жажда прибыли победила, и на этом участке возник торговый центр «Афимолл Сити». Так Сити остался совсем без зелени и открытых общественных пространств. Национальный центр компенсирует этот дефицит: появится новая общественная функция, и будет создан ландшафтный парк с водным объектом.
Крыша здания имеет сложную форму, она выходит за его границы, накрывая часть территории. Большая крытая площадь с амфитеатром — один из центральных элементов проекта. Новое публичное пространство становится круглогодичным: летом здесь будут проходит концерты и спектакли, зимой оно может превращаться в каток. Таким образом новый центр частично компенсирует недостаток общественных пространств в Сити.
«Архитектура всегда отражение ценностей доминирующего класса. Это могут быть ценности, например, порядка или процветания, — говорит основатель исследовательской группы компаний “Циркон” Игорь Задорин. — Что же отражает современная архитектура? Если мы посмотрим на многоэтажные жилые “коробки”, то не увидим ничего, кроме капиталистического желания максимизировать прибыль от застройки». Действительно, массовая современная застройка в погоне за экономической целесообразностью отказалась от самих основ архитектуры: образности, соразмерности, учета окружающего контекста, работы с деталью.
Попробуем посмотреть на проект Национального центра «Россия» под углом ценностей, которые транслируются через архитектуру. «В поиске образа здания мы старались идти от антитезы, от контраста. Не делать что-то имперское, закрытое, статичное. А наоборот, предложить архитектуру легкую, открытую, динамичную. Вместо осевой структуры — асимметричная композиция, ориентированная и на Москву-Сити, и на набережную», — говорит основатель бюро Atrium Антон Надточий.
Первый вызов, поставленный федеральным заказчиком перед архитекторами в этом проекте, — запрос на идентичность, на учет российских культурных кодов. Тема национально ориентированной среды была артикулирована властями только в нынешнем году. Это ответ и на господство интернационального минималистичного стиля, и на необходимость работать с цивилизационными кодами вследствие обострения геополитической обстановки. Интересно, что Китай пошел по пути постепенного формирования национального стиля намного раньше. Лет семь назад решением Компартии КНР был остановлен конвейер строительства иконических зданий западными архитекторами, а китайские авторы все чаще стали интегрировать в проекты локальные мотивы.
«В проекте мы старались подойти к теме идентичности без стереотипов, без «матрешек». Искали пропорцию между образностью и абстракцией: чтобы считывалось не буквально, а на уровне тонких ассоциаций», — говорит Антон Надточий. По мнению авторов, форма здания ассоциируется с природными ландшафтами, а его силуэт напоминает летящий покров и бескрайние снежные просторы. Один из приемов состоит в том, что фасады покроют достаточно абстрактным орнаментом, но он будет отсылать к национальным кодам народов, живущих в России.
Другой вызов, поставленный заказчиком перед архитекторами в этом проекте, связан с поиском образа будущего. Новое здание не может быть просто прямоугольной «коробочкой» или продолжением прошлых трендов. Напротив, оно должно быть настроено на поиск новых решений, устремлено в будущее. Решение от бюро Atrium — нелинейная бионическая архитектура со сложными формами.
Подражание природе и стремление работать со сложным пространством часто встречаются в истории архитектуры: в готике, барокко, модерне. Отдельные детали зданий прямо отсылали к природным формам. В XIX веке в жанре архитектурной бионики активно работал испанец Антонио Гауди. Однако новое прочтение нелинейной архитектуры началось в 1980-х годах, когда архитекторы-деконструктивисты в своих работах отошли от стандартного стереотипа прямоугольных зданий.
«Весь двадцатый век работал с простой геометрической формой. “Черный квадрат” Малевича, в архитектуре это модернизм, функционализм. Это была игра с абстрактными простыми геометрическими формами — условно говоря, строительство из кубиков. Простая жесткая геометрия являлась самоценностью. Человек структурирует мир, организует его заново. Контраст с природой подчеркивался, — рассказывает Антон Надточий. — А сейчас актуальна идея интеграции. Форма, которую архитектор создает, как бы вырастает из природы. Отсюда столько зданий с зеленью на крыше, плавные скульптурные линии. Много проектов, когда здание “закопано” в землю, так что ты не понимаешь, где заканчивается здание и начинается природа. Отсюда и идея нелинейной архитектуры, когда геометрия простраивается сложным образом. В таких проектах не просто декларируется красота скульптурной формы, но идет исследование сложных пространственных структур».
Главные задачи, поставленные заказчиком перед архитекторами в данном проекте, — поиск образа будущего и ориентация на российские культурные коды
Деконструктивисты Френк Гери, Даниэль Либескинд, Питер Айзенман, Вульф Прикс отошли от ортогональной сетки, от идей структурированности и геометризма. Их здания часто имели острые, динамичные, экспрессивные формы. Интересно, что именно из деконструктивизма и выросла в начале 2000-х бионическая архитектура.
Хорошая иллюстрация такого перехода — эволюция самого известного представителя этого стиля, англичанки иранского происхождения Захи Хадид. Ее ранние работы были достаточно острыми и резкими, несли четкий отпечаток русского авангарда. Позднее, с началом партнерства с мастером параметрической архитектуры Патриком Шумахером, работы Хадид стали скульптурными, мягкими, текучими. Именно с такой бионической архитектурой она и приобрела всемирную известность.
Проект нового центра относят к бионической архитектуре, но его авторы с этим не совсем согласны. «Я бы не сказал, что мы стремимся делать бионическую архитектуру. Бионика имитирует природную форму. А мы используем принципы природного формообразования, но нас скорее интересует возможность создать собственные формы со сложной пространственной структурой. Правильнее называть это нелинейной архитектурой. Она во многом отталкивается от фрактальных структур», — говорит Антон Надточий.
Здания нелинейной архитектуры выглядят очень эффектно, но до последнего времени их строили не много. Главное ограничение — их дороговизна. Понятно, что построить прямоугольное здание-коробочку значительно дешевле, чем дом со сложной геометрией. В 2000-х дома бионической формы были достаточно редкими. И они, например Центр Гейдара Алиева в Баку от Захи Хадид, сразу становились событиями, имели резонанс в мире.
Однако времена меняются. Прорыв в компьютерной сфере породил цифровую параметрическую архитектуру, и с помощью этого инструмента проектировать сложные пространственные структуры стало намного проще и на порядок быстрее.
Сегодня бионика переживает период перехода от эксклюзивных проектов к массовому продукту. Один из сравнительно недорогих «ходов» — привнесение нелинейных элементов в здания с привычной формой: там появляются «складки», криволинейные детали. Эту возможность лучше всего прочувствовали в Дубае: в городе строится масса зданий с бионической архитектурой. Рецепт создания модной городской среды от Дубая — это упрощенная коммерциализированная нелинейная архитектура, которая поставлена на поток.
В Москве драйвером внедрения такой архитектуры становятся новые требования к архитектуре со стороны столичного мэра Сергея Собянина. Московский градоначальник пару лет назад запретил дома-коробочки и лично согласует каждый сколько-нибудь серьезный проект. Главный архитектор Сергей Кузнецов уже окрестил зарождающийся новый столичный стиль как «эмотек» — эмоциональное техно. Но до нового стиля еще далеко: первые проекты часто выглядят как те же высотные дома-коробочки, но где-то чуть сглаженные, а иногда, напротив, скрученные или со вмятиной. В силу длительности строительного цикла дома «эмотека» мы увидим в натуре только через несколько лет.
Новым символом столичного «эмотека» может стать небоскреб One Tower в Сити от девелопера MR Group, презентованный летом. Это овальное двухбашенное здание, башни соединены на уровне 83-го этажа стеклянным мостом, в котором планируется разместить самый высокий в Европе парк. Фасад здания должен отсылать к непрерывной ленте Мебиуса. Девелопер планирует возвести небоскреб к 2030 году.
Модернизм, постмодернизм, деконструктивизм, бионика — в цепочке стилей последних десятилетий нелинейная архитектура выглядит последней заявкой на формирование большого стиля. «Я думаю, нелинейная архитектура будет стилем двадцать первого века, — считает Антон Надточий. — Себестоимость таких зданий начнет снижаться. Методы цифрового компьютерного проектирования уже активно применяются. Стройка здания с нелинейной архитектурой сейчас дороже, потому что возводить модернистский дом из тысяч одинаковых деталей дешевле. Но цифровое производство все меняет: для машины нарезать сто одинаковых деталей или сто различных — практически одно и то же. Для строительства зданий нелинейной архитектуры еще нужен более высокий уровень организации строительства, и это будет последняя часть пазла».
Американский архитектор, теоретик и историк архитектуры Чарлз Дженкс о новой парадигме в архитектуре:
«Уже сегодня можно разглядеть ряд радикальных перемен в архитектуре, которые связаны с серьезными трансформациями в научной сфере. Новые науки (sciences of complexity — “науки о сложных системах”), включающие фрактальную геометрию, нелинейную динамику, неокосмологию, теорию самоорганизации и др., принесли с собой изменение мировоззренческой перспективы. От механистического взгляда на Вселенную мы движемся к пониманию того, что на всех уровнях — от атома до галактики — Вселенная находится в процессе самоорганизации.
…Почему человек ощущает себя комфортно во фрактальных структурах, когда действующие на него раздражители варьируются с небольшими отклонениями? По той же причине, по которой попробовать несколько вин в течение ужина приятней, чем весь вечер пить одно и то же. Бесконечное повторение одного и того же приводит к потере чувствительности.
Несколько ключевых зданий, построенных американцами Фрэнком Гери, Питером Эйзенманом и Дэниэлем Либескиндом, выглядят как прямые предвестия утверждения новой парадигмы. В скором времени зданий этого типа появится уже достаточно много, чтобы можно было говорить о рождении нового направления, то есть чего-то большего, чем минутная мода и даже простая смена стиля.
…Грамматика этой новой архитектуры всегда провокативна. Она варьируется от неуклюжих капель до элегантных волноподобных форм, от рваных фракталов до подчеркнуто нейтральных “инфопространств”. Это вызов старым языкам классицизма и модернизма, основанный на вере в возможность новой системы организации среды обитания. Среды, которая будет больше напоминать постоянно самообновляющиеся формы живой природы.
Возникающие новые модели могут отпугивать и вызывать подозрения в поверхностном мышлении. Однако, взглянув пристальнее, мы часто убеждаемся в том, что они более интересны и более адекватны нашему восприятию мира, чем доставшиеся нам в наследство от прошлого бесконечные колоннады или модернистские навесные стеклянные фасады.
…Главной негативной предпосылкой этого сдвига является сегодняшнее состояние западной культуры. В связи с упадком христианского мировоззрения и модернистской веры в общественный прогресс, с последовавшим за этим становлением общества потребления — общества, для которого наиболее значимой оказывается частная жизнь знаменитостей, – архитекторы оказались пойманными в зловещую ловушку.
Их палитра изобразительных средств не может больше опираться на ресурсы какой-либо устойчивой иконографии, за исключением девальвированной машинной эстетики хайтека и экологического императива, которому только еще предстоит произвести на свет какие-то общезначимые символы. В результате архитекторы разрываются между силами, увлекающими их в противоположных направлениях. Отказ от веры во что-либо приводит к утверждению “нулевого” минимализма, который мог бы стать удачным выражением “нейтральной” позиции, если бы не был уже давно апроприирован и скомпрометирован господствующей политической системой.
Приход новой парадигмы связан с утверждением новой картины мира, в которой природа и культура видятся выросшими из единого повествования — “нарратива Вселенной”, который лишь недавно (в последние тридцать лет) был предварительно намечен в рамках новой космологии. В разорванной конфликтами глобальной культуре этот нарратив дает направление и иконографию, которые, возможно, помогут человечеству со временем преодолеть узость разного рода национальных и сектантских интересов».
Основатель архитектурного бюро Atrium Антон Надточий: «Архитектура как энергетическое поле отношений»
Философия архитектуры будущего основывается на современном понимании актуальной картины мира, базирующейся на последних научных открытиях XX‒XXI веков. Все они переворачивают традиционную картезианскую картину мира, базировавшуюся на Декартовой системе координат и целиком подчинявшейся законам классической механики. В XXI веке мир предстает как холистичная, сложная, взаимосвязанная, самоорганизующаяся, многоуровневая и эволюционирующая структура, где все ее части связаны друг с другом непосредственно и напрямую.
Теоретическая работа архитектора Стэна Аллена From Object to Field (1996), где он предложил понимать архитектуру не как набор отдельных объектов, а как энергетическое поле отношений, а также философия Жиля Делёза и его концепции «ризомы» (термин в постструктурализме для описания сети, которая «соединяет любую точку с любой другой точкой») и «фолдинга» («складки») создают новый способ мышления об архитектуре. Согласно нему, здание — это не просто геометрическая форма, а способ организации пространства, обладающий топологическими качествами: пластичностью, взаимосвязностью, динамичностью и сложностью. Архитектура перестает быть «завершенным зданием» и начинает пониматься как распределение сил, потоков и событий — как динамическая среда, а не как статичная форма.
Эта форма склонна к коллаборации, эксперименту, открытости к неожиданным результатам. Это меняет традиционные архитектурные формы, стирает границы между внутренним и внешним пространством и предлагает более сложные, разнообразные и эмоциональные решения. Как правило, такая архитектура имеет множественные образные интерпретации, что делает ее самостоятельным и важным явлением в культурном контексте актуального искусства.