Страна бурлит. Количество выходящих на улицы, чтобы потребовать отставки Мадуро идет на десятки тысяч. «Марш всех маршей», «марш молчания» - противники президента пока не придумали звучное название своей явно намечающейся революции, поэтому упражняются в наименованиях отдельных акций, получающихся и шумными, и многолюдными, и, увы, уже не обходящимися без погибших. Известия о схватках протестующих с полицией и арестах сотен человек поступают почти ежедневно. Вдобавок, дисциплину в своих рядах противники Мадуро обеспечить не могут. Самым кровавым, на данный момент, днем протестов выдалось 22 апреля, когда манифестация в Каракасе переросла в погром магазинов. С жизнью рассталось 12 человек, восемь из которых – при грабеже булочной. Мародеры порвали силовой кабель холодильной установки и получили удар током. Оппозиция назвала случившееся провокацией властей, якобы, внедривших в ряды манифестантов хулиганов, власти – «характерной чертой действий оппозиции, пытающейся посеять насилие и хаос» (цитата из речи мэра Каракаса Хорхе Родригеса).
В любом случае в то, что исход нынешнего противостояния будет мирным, с каждым днем верится все меньше и меньше, хотя бы потому, что без сопротивления отдавать власть Мадуро не собирается. Помимо привычной воинственной лексики о заговоре США (сами события в Венесуэле глава государства именует не иначе как путчем, инспирированным ЦРУ) о готовности президента не останавливаться, свидетельствуют и его дела. 18 апреля он объявил о введении в действие так называемого «Плана Самора». План предусматривает привлечение армии для подавления протестов (это уже сделано), а так же, что особенно пугает, массовую раздачу оружия сторонникам президента, так называемым «colectivos». С подобного «вооружения народа» в Латинской Америке не раз начиналось массовое кровопролитие.
Между тем, одна и очень серьезная «жертва» нынешнего противостояния имеется уже сейчас – это, собственно, сам идеал «боливарианского социализма», защитником и поборником коего числит себя Мадуро.
Об экономической составляющей эксперимента Уго Чавеса, вознамерившегося, будто споря со временем, построить в двадцать первом веке в одной отдельно взятой стране социализм по заветам Маркса, Энгельса и Ленина, написано много. Благо, именно эта сторона происходящего в Венесуэле больше всего впечатляет. История о том, как страна, с одними из самых больших в мире запасов нефти, благодаря демонстративному отказу от рыночных механизмов дошла от некоторого снижения бедности и социального расслоения до всеобщего дефицита, невиданного, даже по латиноамериканским меркам, роста преступности, до очередей и чуть ли не угрозы голода, действительно выглядит поучительной. Куда меньше обращают внимание на то, что вплоть до недавнего времени Венесуэла представляла собой удивительное сочетание, казалось бы, не сочетаемого: экономической несвободы и демократии. Последнее обстоятельство очень смущало США. По антиамериканской риторике, по внешнеполитическому курсу и экономическим шагам режим Чавеса-Мадуро, вроде, полагается причислить к компании Северной Кореи и Сирии, тех, кого на американском внешнеполитическом сленге принято именовать «странами изгоями». Но как причислишь, если в Венесуэле открыто действует оппозиция, определенно есть свобода слова, а сам Чавес не раз подтверждал популярность своего курса, выигрывая на вполне демократических выборах!
Но, как оказалось, это уникальное сочетание несочетаемого может существовать, только пока есть один человек – сам Чавес, уникальный, по нынешним временам, политик-идеалист, похоже, действительно бескорыстно веривший, что действует во благо страны и народа. Его преемник, бывший водитель автобуса Мадуро, выиграв президентские выборы благодаря харизме своего предшественника, который, напомним, скончался в марте 2013 года, не смог продолжить его политический курс, хотя и, надо отдать ему должное, пытался это сделать.
Точку невозврата, за которой начинается отказ от наследия Чавеса, нынешний президент Венесуэлы, как представляется, прошел в 2015 году. Тогда сторонники Мадуро потерпели сокрушительное поражение на парламентских выборах. Подавляющее большинство депутатов Национальной ассамблеи теперь представляют антипрезидентскую оппозицию, которая сразу объявила главе государства войну. И вести ее в стиле Чавеса, с опорой на демократические институты, Мадуро, как оказалось, не способен. Вначале президент не принял вызов оппозиции, затеявшей референдум по отстранению его от власти. Мадуро не стал, как это, наверное, сделал бы Чавес, апеллировать к своим сторонникам. Он просто сорвал референдум с помощью административных механизмов. А в 2017 году президент и вовсе перешел в открытое наступление на демократические институты. В конце марта Верховный суд, находящийся под контролем Мадуро, ни больше ни меньше, лишил парламент права принимать законы за то, что депутаты «потеряли к себе уважение» (формулировка из судебного вердикта). Члены Национальной ассамблеи оказались под угрозой репрессий – ведь депутатского иммунитета их тоже лишили. Каплей, переполнившей терпение противников Мадуро стал запрет лидеру оппозиции Энрике Каприлесу занимать выборные посты в течении 15 лет. Венесуэльский президент будто поставил своей целью специально повторить ошибку, которая стоила власти многим авторитарным лидерам – стал «закручивать гайки» в самый неподходящий момент, когда его популярность катастрофически снизилась.
Теперь у Мадуро выбор невелик и безрадостен. Он может и дальше пробовать «усидеть на штыках», став единственным в современной Южной Америке диктатором, со всеми вытекающими отсюда последствиями – вплоть перспективы оказаться жертвой вооруженной атаки США. Трамп наверняка уцепится за возможность продемонстрировать мощь во внешней политике, особенно если его усилия на ближневосточном и северокорейском направлениях потерпят неудачу. Мадуро так же может все-таки тихо уйти от власти, выторговав себе гарантии безопасности. Но и тот, и другой вариант подразумевают грустную плату - с «боливарианским социализмом» придется заканчивать. Каприлес, безусловно, не американская марионетка и не жесткий либерал-рыночник, каким его изображает Мадуро. Но и он продолжить эксперимент Чавеса вряд ли сможет, даже если вдруг захочет. Таким образом, попытка сделать марксистскую сказку былью опять оказалась неудачной. Последняя попытка?
