Споры о советском времени в истории нашего Отечества не утихают. В итоге все они сводятся к вопросу об отношении к советскому. При этом и сторонники советского, и его противники постоянно совершают одну и ту же научно-методологическую ошибку, которая приводит к логическим противоречиям и, как следствие, к ложным выводам. Вот пишет некто в Фейсбуке: «Не могу никак понять этих брехунов, которые в Большевистское время были рождены, вскормлены, взрощены, выучены, защищаемы, опекаемы ... и всё оскорбляют большевистское время» (орфография источника – В.Г.). Это очень распространённое и типичное для сетевых споров суждение.
Встречаются и иные выражения того же самого. Скажем, советской властью проводился массовый террор. Однако при советской же власти наш народ победил нацистскую Германию. Как согласовать одно с другим? Отрицать ли Победу? Другой пример. Советская власть жестоко подавила - травила газами! - восстание русских крестьян (антоновское). Она же подготовила и осуществила ужасающую социальную катастрофу – коллективизацию, апофеозом которой стал страшный голод начала 1930-х годов. А что же индустриализация? А полёт Гагарина? Примеры ужасающих преступлений и выдающихся побед каждый легко сам умножит. Но это только усложняет дело.
Обратим внимание: подобного рода противоречия обнаруживаются, когда мысль следует привычной парадигме: всё, имевшее место при политическом господстве советской (большевистской) власти, было советским. Между тем, помянутая парадигма, хотя и крепко засела в головах, противоречит правилам логики. Утверждать такое нисколько не более основательно, чем полагать, что любое событие, произошедшее после другого события, то другое событие обязательно имеет своей причиной, а само является, непременно, его следствием.
Обратимся за разъяснением к г-ну В.И. Ульянову (Ленину). Вот выдержка из статьи «О левом ребячестве и мелкобуржуазности»: «…не всякий… размышляет о том, каковы же именно элементы различных общественно-экономических укладов, имеющиеся налицо в России. А в этом весь гвоздь вопроса. Перечислим эти элементы:
1) патриархальное, т. е. в значительной степени натуральное, крестьянское хозяйство;
2) мелкое товарное производство (сюда относится большинство крестьян из тех, кто продает хлеб);
3) частнохозяйственный капитализм;
4) государственный капитализм;
5) социализм».
Итак, мысль г-на Ульянова: не всё, имевшее место при советской власти, было советским, - налицо. Важно: Ульянов пишет не просто об экономических, но об «общественно-экономических» укладах. Иными словами, с его точки зрения, во всех прочих областях и сторонах общественной жизни имело место точно такое же соседство и переплетение старых, дореволюционных, и новых, советских отношений, сил, общественных слоёв, порядков, обычаев, привычек и образов мысли, как и в экономике, где эти соседство и переплетение прямо следуют из слов «хозяйство», «производство», «капитализм». Следует заключить, что при советской власти сосуществовали и взаимодействовали учреждения и установления различной культурной, общественной, экономической, исторической, политической, идейной и вероисповедной природы.
Мысль ни для кого не новая: в школьном учебнике истории все читали про многоукладность. И даже двоечникам известно выражение «пережитки капитализма». Другое дело, под «пережитки» подвёрстывали всё, что угодно. В том числе, капитализму совершенно не свойственное. Скажем, в США, поставив забор вокруг своего дома, получишь иск от соседей: считается, что заборы портят вид, и тем уменьшают стоимость окрестных домов. Между тем, именно заборы почему-то особенно настойчиво именовали в советские годы «пережитками капитализма». В действительности, имели в виду не один только капитализм, как таковой, но порядки и обычаи старого, царского, времени. Так что, хотя само выражение и неточное, стоящая за ним мысль - что в советском обществе присутствуют явления и вещи разного происхождения, разной природы - им ухвачена.
Четыре из пяти названных выше укладов существовали и в Российской империи. Советская власть не создала, но унаследовала их. Соответственно, продолжая мысль г-на Ульянова, утверждаем, что в советское время (иными словами, время политического господства большевиков) продолжали существовать и совершенно несоветские явления, обстоятельства, установления (последние – в значительной мере в виде неписанных обычаев) и даже - учреждения. Упредим недоумение читателя насчёт учреждений: чем были, скажем, так называемые «внешнеторговые объединения», вроде «Станкоимпорта», «Атомэкспорта», и тому подобного? Обычными торговыми предприятиями, конкурировавшими на мировом рынке наравне с самыми отъявленно буржуйскими компаниями. Существовала Православная церковь, «колхозные» рынки, частные зубные врачи и сапожники, промкооперация, артели по добыче золота, и так далее. Хорошо всем известные студенческие строительные отряды, не говоря уже о шабашниках – нимало не советского происхождения: это возродившиеся русские артели, разве что в комсомольской обёртке.
Более того, сам «советский народ» был совершенно несоветским по происхождению: гг. Троцкий, Ульянов, Джугашвили & Co не породили «советских» людей из своих голов, подобно тому, как Зевс породил Афину Палладу. До 1980-х годов более или менее ощутимую часть взрослого деятельного населения составляли родившиеся ранее 1917 года. Но и те, кто родился много после 1917 года, были обычными русскими людьми: это стало очевидно в 1991-м, когда, во мгновение ока, все опять оказались русскими.
Конечно, большевики оставили свой след: они сильно повредили народной нравственности, занимаясь созданием «нового человека», и русской культуре (цивилизации), уничтожив и изгнав в эмиграцию миллионы лучших людей страны. Однако мы оставались всё тем же русским народом, ведущим свою историю с 12-13-го веков. Да и сама задача создания «нового человека», поставленная в хрущевской Программе КПСС от 1961 года, свидетельствовала, что люди в глубоко советское время оставались «старыми людьми», даже после четырёх десятилетий сильнейшей политической и идейной обработки. Любопытно: советская власть быстро развалилась именно после 1970-х годов, когда люди досоветского происхождения совсем состарились, и решающее влияние на жизнь страны стали оказывать поколения, воспитанные именно при самой советской власти (не те самые ли «новые человеки»?).
Важное уточнение: утверждая, что не всё было советским, имеем в виду природу явлений, их происхождение и законы развития. По времени существования и по названию — то есть с виду — всё было, конечно, советским. Это и порождает путаницу в мыслях, с которой начаты эти заметки. Однако называть что-то советским только за то, что оно существовало при советской власти, научно неправильно: именно это пытается втолковать своему читателю г-н Ульянов, повествуя о многоукладности. Иначе пришлось бы записать в разряд советских речных бобров и городских ворон.
Требуется и ещё одно важное уточнение. Несоветское в жизни страны не сводилось к досоветским укладам, или к элементам таких укладов, существовавших наряду с советским. Сама толща общественной жизни не была и не становилась насквозь советской. Внутри самого советского общественно-экономического уклада она оставалась вполне себе обычной, какой была до и после советской власти.
Рискну утверждать, что, существуй единый числовой показатель для измерения всех общественных явлений скопом, доля несоветского, при жизни под большевиками, очень значительно превысила бы долю собственно советского. Хорошо, если последнего было 10%. Убедиться в этом несложно, уяснив, что такое советское в точном значении слова.
Отличить советские (большевистские) явления и отношения советского времени от несоветских того же времени легко, когда уже поставлен сам такой вопрос. Довольно представить, что именно большевистская советская власть привнесла в страну, чего не было до неё; чего бы не возникло без неё; и что не смогло продлить своего существования после её падения. Иначе говоря, такого, чего вообще не существовало бы в Отечестве на тот предположительный случай, когда революций и переворотов 1917 года не случилось.
Назовём бросающееся в глаза.
Советская, то есть большевистская, власть — хотя само устройство советов, органов «диктатуры пролетариата», никак не вытекает из марксистского учения: на Руси искони существовали выборы власти и выборные люди. Выборным земским (посадским) старостой был великий Кузьма Минин. В древнем русском обычае было выбирать приходских священников.
«Руководящая и направляющая политическая сила» — партия большевиков, а также комсомол-пионеры-октябрята.
«Меч революции» — ВЧК-ОГПУ.
Номенклатура — большевистская правящая олигархия.
Богоборчество. Разорение и разрушение храмов и монастырей, массовые убийства священников и монахов, уничтожение богословия.
Тотальное насаждение и господство «марксизма-ленинизма».
Большевистский подход к подбору кадров: дурней, неучей и нравственных уродов систематически назначать начальниками только за то, что они — из низов. Людей же образованных, умных, воспитанных, достойных — либо не допускать до соответствующих их способностям и умениям должностей, либо, когда без этого не обойтись (как, скажем, в оборонных промышленности и науке) — держать либо в заключении/на поселении («шарашки», «закрытые» города), либо на самом коротком партийно-чекистском поводке.
Тотальный террор.
Было практически уничтожено и всячески дискредитировалось властями понятие чести, искажались законы нравственности: нравственно всё полезное для революции/партии/коммунизма, в том числе грабежи и убийства.
«Социально близкими» совершенно справедливо объявлялись уголовники, «социально далёкими» — честные и благородные люди.
Изменение территориально-государственного строения страны с естественно-исторического, благородного, имперского на псевдо-федеративное, с его «советскими социалистическими республиками», по искусственно нарезанным границам которых в 1991 году и развалили великую державу.
Лысенковщина, борьба с кибернетикой и с языкознанием, и т.п.
Посылка студентов на «картошку» и научных работников на овощебазы, узбекских школьников и студентов на сбор хлопка, и так далее.
«Творческие союзы» (читай, средства партийного давления и влияния) — писателей, художников, композиторов, театральных деятелей, архитекторов и так далее.
Вмешательство «партии и правительства» в литературу и художественное творчество, шельмование Ахматовой, Зощенко, Шостаковича, и так далее.
Унижение, угнетение и уничтожение аристократии, дворян, купцов, промышленников и прочих высших и средних сословий царских времён по «классовому» признаку.
Оправдывался незаконный захват власти большевиками.
Тотальное господство бюрократизма: не о здоровой бюрократии (управляющих) речь, потребной всякому крупному государству и предприятию, а об извращении, когда бюрократия начинает работать на себя, а не на государство и народ (бюрократизм - главная причина развала советской экономики).
Тотальная цензура всего и вся, «спецхраны» в научных библиотеках.
Сугубо советскими были запреты разного рода, которые сами по себе отлично выражают важные особенности советской/большевистской власти/государства. Вот несколько примеров:
Запрещены были поездки за границу и общение с иностранцами.
Запрещено было покупать иностранную валюту и личное оружие.
Существовал запрет на свободные выборы и вообще на политическую деятельность.
Запрещались частная торговля и производство (погромы теплиц на огородных участках для выращивания огурцов в 1960-е - 80-е годы с подачи партийных начальников).
Знакомый с историей читатель легко сам продолжит этот невесёлый список.
Повторим главный признак: советским (большевистским) является то, чего не существовало бы в Отечестве, когда революций и переворотов 1917 года не случилось. То, чего не было в Российской империи и прочих христианских странах мира, не попавших под гнёт идеологически озабоченных режимов. То, что уже ушло из нашей жизни после 1991 года - и даже то, что пока сохраняется, в головах, привычках, некоторых обычаях, но постепенно, по мере смены поколений, также ослабляется и исчезает, утратив свои партийно-советские корни.
Наоборот, всё то, что могло самостоятельно существовать отдельно от большевистской идеологии и власти, не являлось советским. Это, обобщённо говоря, русское, потому что его корни в русской дореволюционной жизни. Это русское само имело сложное строение: те же четыре уклада, названные Ульяновым, как пример, или деление империи на отдельные провинции с разными народностями, правителями и порядками (в том числе - неодинаковым законодательством). Но здесь довольно наиболее общего понятия: важно утвердить саму мысль о том, что обычная жизнь в её основных явлениях, частях и сторонах (включая толщу жизни самого советского уклада!) не имела отношения к советскому как своей причине или своему условию. Самых общих классов русского три. Оно делилось на совсем несоветское (скажем, семья, полиция, суд, поход с друзьями на байдарке, обращение к врачу, добыча угля, хорошая книга), на несоветское по природе и/или устройству, но более или менее осовеченное с виду (те же артели, под видом комсомольских стройотрядов, знаменитая «комсомольская» песня «Орлёнок» - песня уральских казаков, или песня первой мировой войны «Вставай, страна огромная» - в ней «тевтонской» просто заменили на «фашистской»), и на несоветское, но претерпевшее глубокое деформирующее влияние большевистских порядков (например, террор в деятельности органов государственной безопасности, или запрет на немарксистские взгляды в общественных науках, или торгово-сбытовая кооперация, «Центросоюз»).
Предложенный – методологически правильный — подход позволяет преодолеть противоречия, с которых начата эта заметка. Согласно нашему подходу, нет необходимости всё, существовавшее при советской власти, чернить, или, что методологически то же самое, всё превозносить. Довольно правильно отделить советское от русского, и тогда русское советского времени можно искренне любить и им восхищаться, а собственно советское, большевистское - презирать и ненавидеть, не входя в противоречие ни с логикой, ни с обстоятельствами истории.
Более того, в той части, в какой власть при большевиках осуществляла задачи общего характера, она действовала как русская власть. Это важнейшая мысль! Даже в деятельности партийных работников и чекистов очень значительная часть не несла на себе собственно большевистского, советского, марксистско-ленинского отпечатка. Проведение водопровода, преподавание математики, вытачивание деталей на станках, пахота на тракторах или стрельба на войне по противнику не становились по природе вещей советскими, хотя бы ими занимались одни только люди с партбилетами. Планы электрификации страны, схемы московского метро разрабатывались задолго до 1917 года. А посылка разведчиков за границу? А ведение иностранных дел страны? Это обычные для дореволюционной и современной (после 1991 г.) русской жизни вещи, занимаясь которыми, даже самые искренние большевики во многом действовали как орудия русской, а не советской, истории. (Здесь обязательна ссылка на теорию антисистем Л.Н. Гумилёва, согласно которой, антисистема – а большевистская партия, безусловно, была самой отъявленной и радикальной антисистемой — приходя к власти, вынужденно начинает понемногу утрачивать антисистемные черты, и приобретать некоторые черты обычной, положительной властвующей силы. Предположительно, серьёзный переворот 1930-х годов в большевистских идеях и порядках был важным рубежом такого перерождения большевистской антисистемы в нечто более здравое и жизненное, чем троцкистско-ленинский абсурд. Сказанное не отменяет, что советский режим, пользуясь понятиями политологии Аристотеля, был олигархией партийной номенклатуры, которая при Джугашвили подавлялась его личной тиранией, опиравшейся на советский охлос, а при Хрущёве и Брежневе вылезла обратно на первые роли).
Другое дело, советская власть всегда представляла все эти обычные, нимало не советские, вещи именно что советскими: как если бы без «постоянно возрастающей роли КПСС» вода не бежала по трубам, и дети не рождались. Устное народное творчество советского времени, тоже совсем не советское, не упустило съязвить: «Спасибо товарищу Брежневу, что солнышко светит по-прежнему!». (В точном научном значении слова, антисоветское и антисоветчики – также явления собственно советской природы: их не существовало бы в обществе без большевиков и советской власти).
Современные коммунисты продолжают ту же линию: «полюбили» Православную церковь, стали вдруг «русскими патриотами», а осуждение и отвержение коммунистического, советского называют русофобией. Не удивительно: если вычесть русское, у коммунистов остаётся набросанный кратко выше список собственно советского (чисто советского, большевистского по происхождению), которым не удалось бы похвалиться даже самым бесстыжим лжецам. Но в том-то и дело, что собственно советское (большевистское) – это как раз то, чего не существовало до и без советской власти. А то, что существовало до и без неё – обычная русская жизнь, на которую у коммунистов нет никаких прав. Понятно, что это совершенно неосновательные притязания, построенные на ложном отождествлении всего существовавшего при советской власти с советским.
Никуда не годится, впрочем, и основанное на том же ложном отождествлении тотальное очернение советского времени, свойственное противоположному коммунистам полюсу идейного спектра, либеральному. Да, советское (большевистское) было ужасным и отвратительным. Но всё прочее – вся остальная жизнь той поры, в мере, в какой она не была глубоко повреждена советским – было прекрасной русской жизнью. Люди влюблялись, строили семьи, заводили и воспитывали детей, ездили на дачу на шашлыки, ходили в походы, трудились на фабриках, заводах, в НИИ и КБ, в городе и на селе, писали великие книги и пели чудесные песни.
Эта обычная жизнь была бы много полнее и значительно легче, она не была бы столь трагичной, не случись революция, не захвати силой власть международная банда одержимых ненавистью ко всему родному и дорогому негодяев, осуществивших геноцид русского народа. Но существование такой банды у власти даже в течение 70 лет — не основание возлагать на русский народ, называя его, как и большевики, советским, ответственность за злодеяния большевиков, и усматривая, по сути, в русском, посредством ложного отождествления его с советским, источник самого большевизма.
Занятно, что в этом пункте либералы смыкаются с красными. Эта удивительная смычка остро враждебных друг другу сил – не наилучшее ли свидетельство ложности самого их единого подхода к оценке советского времени в русской истории? Нет необходимости любить или защищать советское, большевистское, чтобы любить и защищать: кому — свою молодость, кому — трагическую и великую историю своего народа между 1917 и 1991 годами.
