«Патрушев собирается двигаться вперед спиной, смотря в прошлое» — реплика в одном из телеграм-каналов. «Секретарь не раскрыл до конца тему универсальных ценностей», — пишет «Московский комсомолец». «Чекисты хотят сдвинуть страну к автаркии» — это уже из фейсбука. Общий пафос такой: Николай Патрушев, делая ставку на духовно-нравственные ценности и апеллируя к традиции, пытается опереться на прошлое, строя будущее. А это якобы абсурд.
Однако неолибералы ошибаются. Неоконсерватизм, идейную базу которого формулирует в своей статье секретарь Совбеза, — не прошлое, а будущее. И не только России. А вот неолиберализм как раз прошлое.
Неолибералы думают, что стоят на прочном основании. Но основание это уже сильно потерто и покрыто трещинами. Неолиберализм сегодня подобен политическому динозавру, вытоптавшему и поглотившему всю пищу, которая была в политической экосистеме. Неолиберализм не только идейный монополист так называемого Запада, но давно уже и политический монополист. За годы своего расцвета и развития в силу агрессивной и не склонной к сотрудничеству идейной природы он поглотил всех политических противников, стерев идейное разнообразие своей колыбели — Запада. Либералы, социальные демократы, социалисты, коммунисты — все были поглощены неолиберализмом. В результате как политический феномен он стал институтом абсолютного доминирования бюрократических и финансовых элит и монополизировал власть, вообще говоря, поставив под сомнение дальнейшее существование демократии.
Итогом политической монополии неолибералов стала повсеместная коррозия государства — национального и суверенного, которое было оплотом процветания славного тридцатилетия прошлого века. А вслед за коррозией государства были поставлены под сомнение понятия равенства, социальной защиты, неприкосновенности территориальной целостности.
У нас в России принято оправдываться за семьдесят лет социализма. Но не пришло ли время неолиберализму перестать прикидываться политическим подростком и осмыслить собственную историю и достижения? Ему уже как минимум сорок. В свои сорок СССР мог похвастаться индустриализацией, человеком в космосе, всеобщим бесплатным образованием, такой же медициной, победой над фашизмом, мощным процессом деколонизации стран третьего мира.
А что предъявит нам неолиберализм в том же возрасте? Успешную глобализацию, да. Но почти сразу же вслед за этим — деиндустриализацию Запада, беспрецедентный рост неравенства в мире и в отдельных странах, полное презрение к суверенитету государств при малейшем сопротивлении его диктату. Разрушенная Югославия, нищие Прибалтика и Молдавия, уничтоженная Ливия, растоптанная Украина. Про какую из этих стран мы можем сказать, что в ней восторжествовали хоть какие-то, пусть даже универсальные, ценности?
Но, как любой монополист, неолибералы ошиблись. Патрушев замечает: они разрушили средний класс. Они не хотели его разрушать. Им было все равно. Но созданная ими экономическая система сама разрушила сердцевину общества, с одной стороны, породив опасность критической сегрегации, с другой — вырастив себе классового противника. Взяв в руки сумку для доставки пищи, средний класс осознал, что терять ему больше нечего.
Великий социолог Иммануил Валлерстайн в своих последних работах ставил вопрос: как будет создан политический проект, который позволит суверенному народу опять стать хозяином собственной судьбы?
На наш взгляд, для этого должен родиться идеологический проект — мощный конкурент неолиберализму. Коммунисты, социалисты, либералы не могут претендовать на это: у них один исток. Единственным возможным противником для увядающего неолиберализма способен стать неоконсерватизм. Он противопоставит индивидуализму общее благо, конкуренции —сотрудничество, национальному нигилизму — разумный национализм. Такой набор ценностей априори близок среднему классу. Как он мог об этом забыть?
Однако у неоконсерватизма есть одна проблема — его корень. Неолиберализм, унаследовав от либерализма корень — свободу, автоматически ассоциируется со свободой личности, как бы эту личность в реальности ни угнетали, а консерватизм — с традицией, с охранением прошлого, и он кажется чем-то противоположным новому, прогрессу, развитию.
Однако это всего лишь артефакт истории. Да, в свое время либерализм, открывавший человеку низкого сословия дорогу, противостоял консерватизму, защищавшему сословные традиции. Но когда это было?! Сейчас неолиберал — аристократ, а защищающий иные ценности неоконсерватор — настоящий бунтарь.
Бунт заключается вовсе не в возвращении в традицию. Он в требовании вернуть мораль и этику в общественные отношения. Неоконсерватизм неразрывно связан с понятием «этика».
Теперь осталось ответить на последний вопрос: является ли следование моральным, этическим нормам чем-то противоположным индивидуальной свободе, которая нужна человеку? Открываем этику Аристотеля и читаем: этика — не что иное, как сознательный, свободный и последовательный выбор в пользу добра.
Чтобы оценить нравственную высоту данной нормы — сознательного, свободного и последовательного выбора в пользу добра, стоит взглянуть на сюжет «Царя Эдипа» глазами современного человека. У этого парня все хорошо: он был уважаемым топ-менеджером, настолько эффективным, что другие государства хотели войти в его империю. У него была прекрасная семья. Да, он узнал нечто ужасное о себе, но не имелось никаких рациональных причин из-за этого лишать себя всего. Народ и элита бунтовать не собирались. От детей все можно было скрыть. Да и он сам совершил преступление, не зная, что совершает его. По большому счету его совесть можно считать чистой. И все-таки Эдип выбрал личный крах и искупление, посчитал невозможным совместить свою личность со столь существенным нарушением этических норм. Выбрал абсолютно свободно.
Современный неоконсерватизм в собственных идейных поисках должен и может перейти грань традиции и прошлого и опереться в своей идеологии на первичные аристотелевские понятия: этика, политика как общение, общее благо как ценность, средний класс как опора государства. Потому что после сорокалетней неолиберальной экспансии, ликвидировавшей все общее, пришло время вернуться к основам построения этого общего.
