Теракты во Франции: последствие самого тревожного западного парадокса

Франсуа Пейрадь
13 ноября 2020, 05:41

Январь 2015: уничтожение редакции газеты Charlie Hebdo. Август 2015: попытка теракта в Thalys, соединяющий Амстердам и Париж. Ноябрь 2015: множественные теракты в Париже.

ERIC GAILLARD / POOL /EPA
Эммануэль Макрон признает, «терроризм, от Парижа до Брюсселя, через Берлин, Вену, Барселону, Копенгаген — это европейская реальность», на которую нужно дать ответ
Читайте Monocle.ru в

Июль 2016: террорист на 19-тонном грузовике врезался в толпу людей в Ницце, другой убивает священника в его церкви в Сент-Этьен-дю-Рувре. 2018: нападения в Каркасоне и на рождественском рынке в Страсбурге.

2019: нападение на парижскую префектуру полиции.

2020: молодой чеченец обезглавил учителя в Конфлан-Сент-Онорин.

Это лишь наиболее яркие примеры серии исламистских терактов, в результате которых с 2015 года во Франции погибли более 260 человек. Эти события объясняет большой парадокс Запада, важность которого перейдёт за границы Франции.

 

Странная халатность безопасности в эпоху массовой слежки

 

Невозможно не отметить повторяемость террористических актов и кажущуюся неспособность властей бороться с ними. При том, что люди никогда не были в такой степени контролируемыми при помощьи социальных сетей и новейших технологий. Полиция и спецслужбы не бездействуют и, конечно же, имеют в своём активе несколько прекрасных приёмов. Но мы знаем, в частности из-за нападения в Конфлан-Сент-Онорин, что нападения можно было бы предотвратить. Причины, по которым полиция не сделала этого, можно объяснить несколькими обстоятельствами.

Во-первых, в течение последних сорока лет ощущается очень сильное влияние левой идеологии. Она доминирует над правосудием. И большую часть времени люди, которых судят за терроризм, остаются на свободе. 

Во-вторых, нужно подчеркнуть полную некомпетентность властей. Большинство преступников были ранее известны спецслужбам или полиции. Например, в деле Сент-Этьен-дю-Рувре за убийцей следили не менее пяти спецслужб (в том числе одна американская). Недавно Эммануэль Макрон хвастался освобождением волонтёра Софи Петронен, бывшей на протяжении четырех лет заложницей в Мали. Но быстро выяснилось, что её освобождение стало возможным только после того, как из малийских тюрем выпустили 200 террористов. А во время своего задержания Софи Петронен приняла ислам.

И третий фактор, самый тревожный. Каждый любитель истории знает, что все спецслужбы используются в политических целях. Агенты-провокаторы или политика невмешательства являются очень мощными политическими инструментами. Термин «агент-провокатор» — это французское выражение. Жорж Клемансо часто прибегал к ним в борьбе с анархическими группами в начале 20-го века во Франции.

Но мне всегда было интересно наблюдать, как мой отец, несмотря на то, что он очень эрудированный, считает, что эти стратегии использовала только царская охранка. Это удел европейцев, которые, в отличие от россиян, до сих пор уверены, что их власти не могут вести себя настолько гнусно. Так как мы сами не члены спецслужб, воздержимся от прямых обвинений. Но никогда нельзя исключать такую возможность.

 

Несколько слов о реакции французов

 

Французы не жили 250 лет вместе с мусульманами, как русские. Видимо, из-за своего менталитета и 200 лет пропаганды «свободы слова», они просто не могут спокойно уважать религию другого народа. Они любят считать, что все думают, как они. Это не диссонанс?

И они не вооружены, как американцы. Но если бы были вооружены, отреагировали бы они? Можно позволить себе в этом сомневаться.

В течение последних сорока лет французы подвергались мощной иммиграционной пропаганде. В 1984 году для борьбы против всех видов дискриминации была создана ассоциация SOS Racisme. Её знаменитый лозунг «Не трогай моего друга». Поскольку я сам родился в 80-ых годах, то могу отметить влияние этой ассоциации на население Франции. На поколении, которому сейчас от 40 до 50 лет, сильно сказались кампании, направленные на облегчение интеграции мигрантов.

«Нация, состоящая из овец, незамедлительно получает правительство, состоящее из волков», - сказал американский журналист Эдвард Р. Марроу.

Что думать о реакции французов на все теракты с 2015 года? После того, как редакция Charlie Hebdo была ликвидирована, мы видели их на улицах с карандашами в руках. Они заявляли, что будут продолжать изображать карикатуры. После терактов в ноябре 2015 года мы видели, как они с песнями, свечами и букетами цветов говорили: «Мы продолжим выпивать на террасах» и «Мы не будем вас ненавидеть». Каждый раз они говорят и пишут в соцсетях «падамальгам» (pas d’amalgame, то есть, «нельзя равнять всех под одну гребёнку»). Все остались пацифистами, не понимая, что «падамальгам» — это прежде всего способ избежать любых дискуссий по существу. Добрые чувства атеистов против автоматов фундаменталистов.

Самуель Пати, обезглавленный учитель из города Конфлан-Сент-Онорин, сам принадлежал к поколению, отмеченному лозунгом «Не трогай моего друга». Совершенно очевидно, что он откровенно и наивно думал, что нет никаких проблем в том, чтобы ради «свободы слова» показывать карикатуры пророка в школе, которая не является школой парижской элиты. Небольшая горячая дискуссия, максимум.

Церемония в его честь во дворе престижной Сорбонны была чрезвычайно устрашающим моментом. Все политики в масках, соблюдая «социальную дистанцию», торжественно ждали гроб, пока колонки играли песню «One» группы U2. Это был выбор семьи жертвы. Но французские власти поспешили подтвердить их выбор. Хотя это была национальная дань уважения, которая заслуживала бы большей серьёзности, чем песня на английском языке, начинающаяся со слов: «Is it feeling better or do you feel the same? Will it make it easier for you now? You got someone to blame » (Тебе лучше или ты чувствуешь себя так же? Тебе теперь будет легче? Тебе надо было винить кого-то). Следует ли нам рассматривать это как вопрос или как прощение жертвы своему палачу?

 

Предсказуемая катастрофа

 

Наиболее частое объяснение этих событий кроется во внешней политике западных стран, которые десятилетиями мучают арабские страны. Конечно, это правильное объяснение. Но то, что мы наблюдаем, на самом деле является лишь весьма предсказуемым результатом абсурдной политики, проводившейся более сорока лет в самих западных странах. Пусть левая твоя рука не знает, что делает правая. Или делает вид, что не знает.

С одной стороны, они благоприятствуют иммиграции — под прикрытием гуманитарных соображений. Хотя, например, убийца Конфлана-Сен-Онорин не имел причин находиться во Франции, по чисто капиталистическим причинам, в Чечне же больше нет войны («Иммиграция - это новая резервная армия капитала», — мог бы сказать Карл Маркс). Но не только.

Действительно, незадолго до своей смерти, Питер Сазерленд, бывший член Goldman Sachs, Бильдельберга и бывший босс отдела международной миграции ООН, открыто заявил, что роль Европейского Союза заключается в подрыве однородности европейских народов, и что кризис мигрантов был возможностью добиться этого. По словам французского политика Филиппа де Вилье, Сазерленд объяснил главам европейских правительств в Брюсселе, что их роль заключается в создании большого рынка от Сан-Франциско до Владивостока. А что может быть лучше для рынка, чем люди без корней и без семей?

С другой стороны, западная политика явно неолиберальная и в некотором смысле тоталитарная. Если исключить экономические вопросы, какая с социальной и культурной точки зрения повестка дня у западных стран? Атеизм, право ЛГБТ на самовыражение, интерсекс-брак, усыновление и деторождение в однополых парах, уважение ко всем меньшинствам, право на богохульство по отношению к традиционным религиям и моралям и, конечно же, главное, трансгуманизм. Речь идёт не о том, что надо осудить такую эволюцию запада. Речь о том, что мусульманские мигранты не могут быть сторонниками такой политики.

В вопросах миграции менталитет прибывающих людей так же важен, как и менталитет принимающей стороны. В частности, именно поэтому интеграция мигрантов в Германии прошла легче, чем во Франции, где нет такой строгой дисциплины. Но глобальная политика важнее национального характера. Если сами европейцы скептически настроены по отношению к политическому предложению, то очевидно, что мигранты, пропитанные мусульманской верой, тем более не могут с ним согласиться. Конфронтация была неизбежна. И сейчас мы видим только первые искры.

Эти тревожные события следуют одно за другим. Ответные меры политиков и спецслужб Франции никоим образом не соответствуют угрозе. Учитывая то, как мусульманский мир отреагировал на слова Эммануэля Макрона после убийства Самуеля Пати, абсолютно ужасающие с политической точки зрения.
Он мог бы остановиться на том, что Франция будет защищать свободу слова. Но он заявил, что Франция будет продолжать изображать карикатуры.

Теракты ещё будут. Но, кажется, неолиберальным властям наплевать. Им намного важнее достижение своих целей, чем смерть нескольких десятков или сотен подданных.