Посреди заснеженного якутского поля — черная фигурка человека с раскинутыми в распятии руками. Непонятно, кто это, мужчина или женщина. Это Пугало. Косматая женщина-шаман. Глаза ее закрыты. Она часто дышит через рот, плотно сомкнув зубы (холотропное дыхание), погружена в неведомую языческую практику. Вдыхает разлитую в морозном воздухе силу и выдыхает боль, которая больше, чем это поле, и беспощадней пятидесятиградусного трескучего мороза.
В следующей сцене зрителя ведут по коридорам никчёмной поселковой больнички в какой-то глуши Республики Саха. Там в кабинете лежит девушка с огнестрельным ранением в живот, вот-вот умрет. Тут же, качаясь в исступлении, держится за голову «убийца», непутевый муж, по пьяни выстреливший в жену. Местный полицейский, справедливо опасаясь, что его затаскают по кабинетам с проверками и разбирательствами в районном УВД, вызвал (видно уже не впервой) деревенскую знахарку в надежде спасти раненую. Знахарка упирается, не хочет браться: одного взгляда на окровавленное тело ей хватило, чтобы понять, что ситуация уже за гранью. Но отказать участковому не может (о причинах позже). Выгоняет всех из кабинета, раздевается догола, ложится сверху на раненую женщину, входит в трансовое состояние, меняясь в облике. Пугало начинает свой шаманский ритуал, бормоча над лицом умирающей, медленно сползая вниз и буквально высасывая пулю вместе с кровью. Камера оператора Ивана Семенова сверхкрупными планами скользит по героине, запуская в воображение зрителя пугающую натуралистичность необъяснимой работы целителя с телом и потусторонним миром.
Так происходит первое знакомство с протагонисткой мистической драмы кинематографиста-самоучки Дмитрия Давыдова. Он стопроцентный автор своей картины: сам себе и режиссер, и сценарист, и продюсер. Работая обычным директором школы, Дмитрий создает на свои деньги кинокартины, вводящие зрителя в экзистенциальное потрясение. За совсем смешные деньги (бюджет «Пугала» — 1,5 млн рублей) у Давыдова получается сотворить маленькое чудо — превратить локальные якутские национальные мифы в универсальные общечеловеческие драмы, короткие и простые, как притчи, однако цепляющие каждую нервную клетку смотрящего на экран. Дебютный фильм режиссера «Костер на ветру» в 2016 году попал на кинофестиваль в Пусане и открыл мировой общественности самобытность якутского кинематографа. У «Пугала» тоже замечательное начало фестивальной истории. Якутский фильм впервые попадает на конкурс «Кинотавра», и его феноменальность отмечают все — и простые зрители, и специалисты. Жюри фестиваля под началом Бориса Хлебникова отдает «Пугалу» Дмитрия Давыдова гран-при, а Валентине Романовой-Чыскыырай приз «За лучшую женскую роль».
Странная женщина, закутанная в какие-то тряпки, в нелепой меховой шапке, под ней — копна длинных черных волос с проседью. Она — изгой, отшельник. Дом знахарки в полной разрухе, а дырявые валенки даже нечем заменить. Лицо опухло от нещадных возлияний: водка — внутренний антисептик, очищающий от черной энергии людских хворей и ненадолго избавляющий от крепко засевшего внутри горя. А утешить ее может только местный кочегар: этих двоих связывает море кромешного одиночества.
У остальных же Пугало вызывает животный страх перед неведомым и презрение. Односельчане шарахаются от колдуньи как от чумы. Собаки лают ей вслед. Над ней издеваются, не продают даже хлеба в продмаге, бьют окна, а иногда ее саму. Пугало прощает всех, а на все оскорбления бросает лишь зерна правды, что обжигают, как кипяток. То скажет, что у местного Степы жена беременна не от него, то старой бабке, что для выздоровления нужно родить щенка (и наглядно показывает безумие, которым старуха изводит родственников)…
Однако людское презрение меркнет перед бедой. Пугало — последний шанс на спасение: лечит от бездетности, заикания и неизлечимых болезней. Правда после таких сеансов исцеления самому Пугалу приходится очень тяжко. Она с трудом восстанавливается: ее тошнит, трясет, она не может есть, впадает в транс, выгоняя принятых на себя демонов смерти. Для Пугала дар целителя — в некотором смысле проклятие. Мрачная тайна, сокрытая под спудом прошлого, заставляет знахарку помогать людям снова и снова. Тяжелый грех лежит на ее душе — ее собственное много лет назад потерянное дитя… Искать ребенка Пугалу помогает тот самый сельский участковый.
Давыдов снял в жанре магического реализма псевдодокументальную сказку о каноническом пути святого или юродивого, в которой религиозное начало заменено народным, языческим. Весь ужас и грязь человеческого греха режиссер показывает с деликатностью мудрого рассказчика — щадит зрителя, размывает фокус, отводит камеру в сторону или вовсе стоит за дверью, пока свершается нечто запредельно страшное. Хромое призрачное существо, обнимающее деревья и прощающее людям их злость, подлость и невежество — образ классической христианской мученицы, хотя в фильме вообще нет упоминаний о Боге или каких-то иных сверхъестественных силах, кроме дара чудесного исцеления и куда более ценного дара – милосердия.
Самопожертвование Пугала показано буднично: она небрежно сбрасывает свои лохмотья, безмолвно отодвигает жестом ненужные разговоры. В гипнотической игре профессиональной певицы Валентины Романовой-Чыскыырай нет ни малейшего переигрывания, ни капли истерики даже в самые трагические моменты картины. Режиссер дал актрисе полную свободу действий и импровизаций, и она блистательно сыграла практически без слов, каким-то женским нутром, достигнув уровня трагических чеховских героинь.
Страдания Пугала живут внутри нее, а когда безудержно прорываются, то не эмоциональным надрывом, а причудливым трансовым танцем под беззвучную музыку, немедленным вливанием в себя бутылки водки и долгими обреченными сидениями в кочегарке — такова цена принятой на себя чужой смерти. Цена дара врачевателя, кидающего в топку собственную жизнь. Лишь однажды мелькнувшая улыбка на изуродованном побоями лице Пугала с невероятной силой манифестирует исполинское смирение этой хрупкой женщины.
Скупой минималистичной формой и блеклой выцветшей картинкой режиссер-самородок, которого справедливо сравнивают с поздним Алексеем Балабановым явил нам труднопостижимую реальность пронзительно одинокого инакочувствующего и инакодействующего человека, упрямо тянущего по заснеженной лесной дороге тяжелые сани с дровами — большую и отнюдь несентиментальную любовь к человеку.
